ДЕТСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДЕТСТВО

Франсуа-Мари-Шарль Фурье родился 7 апреля 1772 года в крупном торговом городе Восточной Франции — Безансоне, в семье торговца колониальными товарами. Его крестным отцом был дядя Франсуа Мюге-младший, а крестной — старшая сестра Мариетта.

Так в книге записей местной церкви отмечено рождение в семье почтенных супругов Фурье четвертого, последнего ребенка и единственного сына. Он появился на свет в 6 часов утра, и в честь отца его назвали Шарлем.

Господин Шарль Фурье-старший, человек весьма уважаемый в среде безансонского купечества, вел оптовую торговлю сукном. О степени его влияния говорит тот факт, что 11 мая 1776 года он был избран коммерческим судьей города. Сам Жан-Клод-Никола Перней де Гросбуа, дворянин, королевский советник и первый президент провинции Франш-Конте, принял у господина Шарля Фурье присягу на верность справедливости. Судья был суров. От него зависели отсрочки векселей и обязательств, а в случае неоплаты по заемным письмам коммерческий судья мог подвергнуть виновника аресту.

В некоторых документах Фурье-старший именуется негоциантом. Так в противоположность торговцам называли лишь крупных коммерсантов. Фурье-отец, как видно пз его сохранившихся писем, был человеком малообразованным. Однако предприимчивый коммерсант был достаточно умен от природы и заботился не только о наживе, но и о доброй репутации своего торгового дома, в чем вполне и преуспел.

В торговле Франции середины XVIII века увеличился импорт промышленного сырья — кож, мехов, леса и так называемых колониальных товаров — ценных пород дерева, хлопка, пряностей, красильных и дубильных веществ, сахара, кофе, какао. Как никогда, внешняя торговля страны приобрела огромные размеры. В этой обстановке процветает и безансонский торговый дом колониальных товаров господина Фурье, стоящий на углу улицы Гранд-Рю и переулка Барон[3]. Да и клиентуру свою господин Фурье подбирал главным образом из лиц солидных, счета которых в банке никогда не подводили.

Мать Шарля, урожденная Мари Мюге, принадлежала к богатейшему семейству Безансона. Один из ее братьев, Франсуа, сумел благодаря своему богатству приобрести дворянское звание, а после смерти оставить двухмиллионное состояние. Добродетельная госпожа Фурье была экономна и рачительна, помогала мужу в его коммерческих делах и занималась воспитанием детей.

Безансон был главным городом старинной провинции Франш-Конте, в прошлом — части герцогства Бургундского. Как память о старине в Безансоне сохранилось много построек римской эпохи и средневековья. Когда-то город окружала крепостная стена, теперь кое-где выглядывали только ее остатки.

К концу XVIII века, став крупным торговым центром и столицей богатой провинции Восточной Франции, Безансон начинает бурно развиваться и отстраиваться. Гордостью безансонцев стал великолепный театр, построенный в 70-х годах XVIII века талантливым архитектором Шарлем-Франсуа Леду.

Нравы безансонцев суровы. Их заботы сосредоточены вокруг материальных, будничных интересов. Патриархальный быт, жесткая провинциальная мораль, выдержанная в тонах традиционной религиозности. В семье Фурье царили строгие законы: заботы всех ее членов должны быть посвящены только коммерции, причем коммерции выгодной. Поэтому торговлю в магазине вели, как правило, сами члены семьи. Таким образом расчетливый господин Фурье экономил деньги на приказчиков, и, что самое важное, дети приобщались к занятию отца. Как только Шарль подрос, отец стал ежедневно брать его с собой в магазин. У прилавка, в атмосфере прозаических, сугубо меркантильных интересов, прошло его детство. Обмен беглыми новостями сводился только к подсчету убытков или барышей. Во всех этих разговорах чувствовалось презрение к бедным. Деньги… Прибыль.

Сколько потеряно или приобретено при закупке очередной партии сукна? Сколько потеряно на том, что подорожала перевозка грузов из-за плохих дорог? В Париж из Безансона товары поступают только на девятые сутки… За это время они семь раз облагаются таможенным сбором и дважды перегружаются. А сколько съедают внутренние таможни! Иногда товар, прошедший 4–5 миль, облагается пошлиной три раза: нужно заплатить мостовой, дорожный и транзитный сборы. Меры длины и веса свои на каждой почтовой станции. Порой они значительно различаются даже в пределах одного города, одной деревни. А провинция Франш-Конте благодаря обилию кордонов и таможен совершенно отрезана от смежных областей.

Шарль уже понимал, откуда в доме появлялось богатство. Товар продавали дороже, чем купили, или продавали тот товар, который уже никуда не годится. Через много лет, вспоминая свое детство, Фурье напишет: «Разоблачить все проделки торговой биржи и маклеров достойно подвигу Геракла. И вряд ли этот полубог, принимаясь за чистку конюшен, питал столько отвращения, сколько пришлось перенести мне, постоянно находясь в этой клоаке, в этом биржево-маклерском притоне. Я с шести лет воспитывался в меркантильных овчарнях. Там я уже в этом возрасте заметил контраст, царящий между торговлей и истиной».

На уроках катехизиса ему внушали, что лгать грешно, а дома и в магазине обучали «ремеслу лжи, или искусству продажи».

Его пытливые глаза следили за обычной сценой.

— Прекрасный материал! А цена! Ведь это даром!

Но Шарль-то видел, что любезный продавец, проводив покупателя к самому выходу, как только деньги были уплачены, и сказав: «До свидания, сударь», — моментально менял выражение лица. Мальчик-то знал, что это был далеко не превосходный товар.

«Возмущенный проделками и обманом, я отводил в сторону покупателей и открывал им это. Один был настолько неловок, что в пылу жалоб выдал меня, в результате чего я получил здоровую трепку. Мои родители, видя, что у меня вкус к истине, воскликнули тоном упрека: «Этот ребенок совсем не годится для торговли!» И действительно, я почувствовал к ней тайное отвращение и в семь лет дал клятву, которую Аннибал произнес против Рима в девять лет: я поклялся в вечной ненависти к торговле».

Маленький Шарль с нетерпением ждал, когда ему разрешат уйти из магазина, и, не теряя ни минуты, бежал скорее в свою комнатку. Здесь его царство. Отсюда из окна он видел поутру, как над соседними домами открывается бесконечно голубой покров небес. В этом уголке он оставался один, чтобы помечтать. Его воображение могло представить любое событие, независимо от того, видел ли он его когда-либо в действительности или только слышал о нем краем уха. Шарль отличался чрезвычайной впечатлительностью и склонностью к безудержной фантазии.

Мамаша Фурье, не раз останавливая взгляд на задумавшемся любимце, говорила себе: не в отца сын. Тих, покорен, нрава кроткого и не по годам рассудителен. Да и здоровьем слаб этот почти неуклюжий от застенчивости ребенок. Ни на кого не похож из родных ни по линии отца, ни по линии матери.

Все карманные деньги мальчика уходили на покупку растений. Никто не знал, как он принес земли, но однажды его комната превратилась в оранжерею. Шарлю уход за цветами приносил большое удовольствие. О:; заботливо выращивал каждый цветок, и гибель любого из них вызывала слезы. Когда однажды один из приятелей опрокинул горшок, Шарль пришел в такой гнев, что, забыв законы гостеприимства, набросился на гостя с кулаками.

Добропорядочная госпожа Фурье была ревнительно набожна. Она строго следила, чтобы члены семьи не пропускали ни одной службы. Посещение церкви, проповеди, бесконечные упоминания ада и рая глубоко потрясали нервного и впечатлительного ребенка. Хоры, заполненные детьми, девочки по одну, мальчики по другую сторону, длинные свечи в их руках казались пиками, наклоненными во всех направлениях.

Богатая фантазия рождала в голове мальчика самые страшные картины загробной жизни и вечных мук грешников. Много лет спустя Фурье не без иронии будет вспоминать об этих преследовавших его видениях:

«Я был очень напуган горящими углями и кипящими котлами. Меня постоянно водили на разные исповеди и службы, и вот наконец, ошарашенный угрозами проповедников и кипящими котлами, не дававшими мне покоя по ночам, я решил покаяться в целой массе грехов, о которых и понятия никогда не имел, но которые, как мне казалось, мог совершить, сам не сознавая того. Я думал, что лучше приумножить свои грехи, чем опустить хоть один».

Конечно, все эти великие «прогрешения» были лишь плодом воображения, к тому же болезненно расстроенного непомерным бременем религиозных бдений. Мальчика всегда охватывало волнение, когда приступали к причастию.

Однако, когда священник услышал на исповеди от семилетнего Шарля, что в длинном ряду совершенных им грехов значится и симония[4], он увидел в этом насмешку над собой. Удивленный и разгневанный исповедник строго выговорил Шарлю. Тогда мальчик прибавил к одной лжи другую.

— Мне приказали так исповедаться дома, — сказал он.

За эту очевидную ложь священник сделал еще один выговор. После исповеди Шарль поверил, что кюре действительно обладает сверхъестественной способностью читать мысли человека.

Шарлю было 9 лет, когда умер его отец. После смерти Фурье-старшего осталось 200 тысяч ливров. Из этого по тем временам богатого наследства на долю Шарля согласно завещанию досталось две пятых, то есть 80 тысяч ливров. До совершеннолетия Шарля его деньгами должна была распоряжаться мать.

Экономная и расчетливая госпожа Фурье требовала отчета от детей даже в мелких расходах. Покупка модной шляпки или ботинок старшим сестрам становилась событием в доме, которое долго обсуждалось. Все три сестры Фурье потом выйдут замуж, одна из них будет вести собственный магазин.

У Шарля, как единственного и любимого сына, в этом отношении были известные преимущества перед сестрами. В отличие от них он всегда располагал карманными деньгами, которые мог относительно свободно расходовать по своим вкусам. Кроме цветов, Шарль любил лакомства и так высоко ставил это удовольствие, что, когда умер кондитер, готовивший вкусные пирожки со сливами, мальчик написал в память о нем… оду. Впрочем, любовь к хорошей еде сохранилась у Фурье на всю жизнь.

Однажды сестры нашли его в маленьком садике, который находился во втором дворе, занятого дегустацией пирогов со сливами. Он поедал их по два, сложив один на другой. А когда девочки его упрекнули, что он с ними не поделился, Шарль ответил:

— Я хотел попробовать, изменится ли их вкус от того, что я их буду есть таким образом. Если бы не это, я, несомненно, дал бы их вам сию же минуту…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.