Освободительная война

Освободительная война

Несмотря на то, что советское правительство формально признало нашу независимость, оно, конечно же, не прислушалось к просьбе парламента о выводе русских частей из Финляндии. Их пребывание на финской территории имело вполне определённую цель: присоединить в дальнейшем наше государство к России. Таким образом, своеволие и беззаконие получили опору в виде русских частей, которыми руководил совет солдатских депутатов, располагавшийся в Выборге. У законного правительства Финляндии пока ещё не было достаточно сил, чтобы сдержать растущую анархию и пресечь подготовку восстания.

Несмотря ни на что, я был уверен, что наша страна обладала более широкими возможностями для спасения культуры и общественного строя, чем Россия. Там я наблюдал только отсутствие веры и пассивность, на родине же я ощутил неизбывное стремление людей сражаться за свободу. В начале января я узнал, какую большую подготовительную работу провели Военный комитет и Комитет активистов — была создана организация из офицеров распущенной финской армии и молодых людей из движения за независимость. Тогда я понял, что у народа Финляндии было не только желание, но и возможности для освобождения страны. По просьбе друзей я вошёл в Военный комитет, председателем которого был генерал-лейтенант Шарпентьер.

Только теперь я узнал, что 1800 финских добровольцев — 27-й егерский батальон — проходили обучение в Германии. Это известие сильно укрепило мою уверенность в наших силах. Группа добровольцев, собранных из различных общественных слоёв, представляла собой ответ на самый острый вопрос: где найти командный состав для предстоящих сражений. Личный состав можно было набрать из отрядов шюцкора и «пожарных команд», имевшихся по всей стране.

Обучение личного состава началось под руководством нескольких егерей, вернувшихся из Германии, однако того, что делалось, было недостаточно, тем более что, пока страну оккупировали русские войска, учёба проходила скрытно. С вооружением дело тоже обстояло весьма плохо. Часть оружия была втайне приобретена в Германии, часть — куплена у разложившихся русских солдат или привезена контрабандным путём из Петрограда. Этого явно не хватало, и в смысле вооружения шюцкор находился в гораздо худшем положении, чем красная гвардия. Наиболее грамотно организационная работа была проведена в Этеля-Похьянмаа, куда и доставили основную часть оружия. Именно поэтому Этеля-Похьянмаа была выбрана центром будущей освободительной войны.

Военный комитет имел смутное представление о силе красной гвардии, но было известно, что эта организация значительно выросла со времени всеобщей забастовки. В декабре руководство красных разбило страну на районы для обеспечения будущей мобилизации. Некоторую часть оружия и боеприпасов красная гвардия получала, братаясь с русскими солдатами, остальные потребности обеспечивали русские склады. И всё же самой большой угрозой была не красная гвардия, а пребывание в стране русских частей. В их состав входили 62-й армейский корпус, штаб которого находился в Выборге, гарнизоны в фортах, пограничные войска, береговая артиллерия и другие соединения. Ко всему прочему, в порт прибыла большая часть Балтийского флота, местом дислокации которого был Хельсинки. Общая численность соединений русской армии в Финляндии в январе 1918 года составляла приблизительно 40000 человек.

Уверенность в том, что Военный комитет способен проводить организационную работу, как мне казалось сначала, была поколеблена уже на первом заседании. На третьем же мои колебания переросли в желание выйти из состава комитета. Когда председатель объявил заседание закрытым, я попросил слова. Я поблагодарил комитет за оказанное мне доверие и заявил, что не вижу более возможности участвовать в его работе.

16 января я посетил Свинхувуда. Главе государства, как и мне, было совершенно очевидно, что моей обязанностью будет не просто поддержание порядка в стране, а освобождение Финляндии.

Я заявил о своей готовности стать главнокомандующим, но при условии, что сенат не попросит помощи ни у Швеции, ни у Германии.

Судя по всему, Свинхувуд не верил, что мы сможем положиться на собственные силы.

— У генерала нет армии, нет солдат, нет оружия — как же вы сумеете подавить сопротивление? — спросил он.

Я ответил, что у меня нет никаких сомнений в успехе. Да, нам необходимо было срочно создать армию. Но я был уверен в стрелковом искусстве и лыжном мастерстве финнов. Офицеров и унтер-офицеров — всех тех, кто проходил воинскую службу в своей или чужой стране, — можно было собрать очень быстро, а высшее и низшее командование следовало создать из людей, обученных в 27-м егерском батальоне.

Я также рассказал Свинхувуду о переговорах в Петрограде с главой французской военной миссии генералом Нисселем, который обнадёжил меня, что оружие можно будет получить с французских складов, расположенных в Мурманске.

Моя уверенность в наших возможностях произвела сильное впечатление на Свинхувуда. Он пообещал, что сенат не будет обращаться за военной помощью ни к Швеции, ни к Германии. Когда речь зашла о егерях, я высказался за то, чтобы немедленно отозвать домой 27-й батальон.

В конце беседы я заявил, что в течение ближайших суток отправлюсь в город Васа и организую там штаб. Вдобавок я поделился своими мыслями о пребывании в стране русских частей. Как я полагал, эти части должны были быть разоружены. Свинхувуд придерживался того же мнения.

Выйдя на улицу, я встретил своего старого товарища Акселя Эрнруута, директора-распорядителя «Приват-банка». Он спросил, принял ли я предложение. Я ответил утвердительно и добавил, что финансовая сторона дела ещё не обсуждалась.

На следующий день Эрнруут сообщил мне, что перевёл в Васу на военные нужды 15 миллионов марок.

Формированием военизированных отрядов в Этеля-Похьянмаа занимался командир районного отделения шюцкора города Васа генерал-майор фон Герих[6]. В этой провинции, как я говорил выше, организационная работа была на высоте. Если сравнить условия жизни в разных провинциях Финляндии, то легко заметить, что Этеля-Похьянмаа выделялась на общем фоне: там были энергоресурсы, местные жители слыли решительными, смелыми, патриотически-настроенными людьми. Через Васу и другие портовые города можно было поддерживать сообщения с зарубежными странами, а на железной дороге имелось два стратегически важных узловых пункта — Сейняйоки и Хапамяки. От Сейняйоки шли ветки в сторону Васы, Каскинена и Кристинанкаупунки, от Хапамяки — на восток, в сторону Ювяскюля. Именно в те дни закончилось строительство железной дороги до Пиексямяки, и таким образом было создано прямое рельсовое сообщение между Похьянмаа и Карелией. Учитывая эти факты, я одобрил планы Военного комитета о создании опорного пункта в Васе — главном городе Этеля-Похьянмаа.

В Васе я сразу же занялся созданием руководящего органа, первейшими задачами которого были набор личного состава и приобретение оружия и снаряжения. Вскоре после моего приезда я получил сведения о столкновениях, происшедших в Выборге и Тааветти, но остался при своём решении не распылять уже имевшиеся формирования. Я не хотел использовать их до тех пор, пока не соберу достаточно большие силы — такие, которые могли бы сыграть важную роль в предстоящих военных действиях. Все были воодушевлены и полны готовности к немедленному выступлению, однако нам существенно не хватало людей, имевших военную подготовку и годных к командованию. Я связывался с районными отделениями шюцкора и одновременно рассылал письма бывшим офицерам финской армии, а также тем, кто до революции служил в России или каких-либо других иностранных армиях. Спустя несколько дней я с радостью и удовлетворением отметил, что многие офицеры приняли моё приглашение. Среди них было немало тех, кто ранее уже принимал активное участие в деятельности шюцкора.

Сенат уполномочил нас разработать план создания сил правопорядка. Мы послали в сенат соответствующее предложение, но его не успели рассмотреть. События развивались настолько стремительно, что уже через несколько дней стало ясно: теперь нужны не просто «мощные силы правопорядка», нам требуется настоящая армия.

Жители провинции были встревожены, кое-где происходили волнения, нарастала нетерпимость по отношению к русским. Здесь тоже слышали о столкновениях в Карелии. Более того, именно в Этеля-Похьянмаа была впервые разоружена группа русских солдат, это произошло 21 января в Каухава.

Узнав о том, что два эшелона русских солдат, отправившиеся было домой, получили команду вернуться в свои бывшие гарнизоны в Похьянмаа, я отдал приказ генерал-майору фон Гериху собрать людей в ночь на 23 января, чтобы разоружить гарнизоны в Сейняйоки и Лапуа. Переброску русских частей необходимо было предотвратить. Вскоре я получил по телефону из Хельсинки новые сведения и отменил приказ. Крестьяне разошлись, очень недовольные этим решением, а мой авторитет главнокомандующего сильно пошатнулся.

Тогда я впервые встретился с командиром крестьянского отряда из Лапуа Матти Лаурила. Этот офицер ранее служил в финском гвардейском стрелковом батальоне, который был распущен. Он прибыл ко мне, чтобы выразить недовольство жителей Лапуа отменой атаки на гарнизоны. Лаурила не мог больше переносить насмешки русских над деятельностью шюцкора. Но всё же он успокоился, когда я объяснил, что мы, два старых солдата, должны понимать: время для наступления ещё не настало, мы начнём боевые действия лишь тогда, когда будем готовы полностью. Лаурила стал тем человеком, на чью поддержку я всегда мог рассчитывать. Впоследствии он погиб в бою под Лянкипохья.

24 января я собрал своих ближайших помощников, чтобы выслушать их мнение о сложившейся ситуации и понять, не считают ли они, что настало время для выступления. Ситуация обострилась. За прошедший день в Васе произошло первое крупное столкновение с русскими, а из сената были получены две тревожные телеграммы. Одна из них гласила: областной комитет принял решение всеми силами поддержать вспыхнувшую в Финляндии революцию. А в другой сенат сообщал, что нет никаких возможностей предотвратить посылку русских войск в Похьянмаа. Это обеспокоило меня более всего. Если русские выполнят своё решение и отправят дополнительные силы, чтобы разрушить все то, чего мы добились за это время, у нас не останется даже отправной точки для дальнейших действий.

По разработанному мной плану мы должны были ночью разоружить гарнизон в Васе и те части, которые держали под контролем дорогу, огибавшую город. Это моё предложение было поддержано всеми, кроме генерал-майора Лёфстрёма [7].

Вечером 25 января я принял судьбоносное решение приступить к боевым действиям. В ночь на 28 января отряды шюцкора должны были внезапно напасть на гарнизоны, расположенные в Этеля-Похьянмаа, и разоружить их.

26 января мне сообщили из Хельсинки, что русский контингент, ожидавшийся в Похьянмаа, состоял из двух эшелонов матросов, настроенных очень революционно. Я ещё раз обсудил ситуацию со Свинхувудом, и тот снова подтвердил, что сенат не может воспрепятствовать этой переброске. Тогда я решил, что необходимо действовать самостоятельно.

На следующий день я получил от Свинхувуда телеграмму, где сообщалось, что прошедшей ночью на одном из русских судов он провёл переговоры с областным комитетом и постарался сделать всё возможное, чтобы предотвратить вмешательство русских войск во внутренние дела Финляндии. Эта цель ещё не достигнута, но переговоры будут продолжены, и Свинхувуд надеялся, что добьётся положительного результата. Поэтому он предложил мне подождать ещё какое-то время.

Новая отсрочка могла привести к тяжёлым последствиям. Волнения в Похьянмаа достигли предела. Вторая отмена приказа, пусть даже принятая к исполнению, полностью парализовала бы людей севера. Мы и так уже получили предостаточно обещаний, а угроза прибытия матросов обострила и без того накалённую ситуацию. Поэтому я решил начинать и выехал в Юлихярмя.

События в Хельсинки подтвердили мою правоту. Центральный комитет социал-демократической партии поддался натиску крайне левых, и те 25 января создали свой «исполнительный комитет», который начал подготовку к перевороту. В 12 часов ночи 26 января красная гвардия получила распоряжение начать мобилизацию. Комитет приказал руководству гвардии (называемому уже генеральным штабом) захватить здание сената, центральные учреждения и банки и, помимо этого, арестовать «людей, включённых в специальный список». В ночь на 28 января — то есть тогда же, когда начали действовать и мы, — в Хельсинки был объявлен сбор батальонов красной гвардии. В городе их насчитывалось десять. Все последние ночи они получали оружие от русских. Ранним утром 28 января свершился государственный переворот, и сенат и парламент оказались не у дел. Той же ночью красные захватили Тампере, Куопио и другие города. Восставшим помогали русские солдаты.

Последнее, что успел сделать сенат до переворота, — это обратиться к народу. Обращение было датировано 28 января. Там было сказано, что я назначен главнокомандующим, а также то, что части шюцкора являются законными войсками правительства. Обращение гласило:

«Генералу Маннергейму и народу Финляндии.

Подстрекаемая некоторыми революционно настроенными элементами, часть граждан Финляндии, опираясь на чужие штыки и войска, поднялась на мятеж против Парламента Финляндии и его законного правительства, препятствуя с помощью силы его деятельности и ставя под угрозу только что обретённую свободу. Правительство государства считает необходимым применить все возможные средства, чтобы покончить с этим предательством, для каковой цели те силы правопорядка, которые были образованы для поддержания порядка в стране и уполномочены Парламентом, подчинены одному руководству, и их главнокомандующим назначен генерал Г. Маннергейм. Правительство призывает законопослушное население государства помогать генералу Маннергейму и его вооружённым частям всем тем, что он сочтёт необходимым для достижения успеха.

Те немногочисленные граждане, которые с оружием в руках поднялись против законного общественного порядка, должны сложить оружие. Если же они считают свои действия правомерными и подчиняются своему руководству, пусть знают, что их выступление в любом случае ждёт поражение. Вооружённые силы правительства уже захватили большую часть страны и приближаются к городам, расположенным на юге и юго-западе. Никакие преграды не остановят их в борьбе против предателей государства и за свободу Отечества».

Военные действия были направлены против тех русских вооружённых частей, которые оставались в Финляндии, несмотря на признание советским правительством независимости нашего государства. Именно поэтому вспыхнувшая война была войной освободительной, борьбой за свободу. Этот факт не может изменить и то обстоятельство, что вскоре мы были вынуждены вести военные действия не только против русских, но и против бунтовщиков внутри страны. Ни законное правительство, ни его армия не были повинны в этом. Вина лежала на руководителях мятежа.

За первые недели пребывания в Васе стало ясно, что представление Военного комитета об организации шюцкора и его состоянии в Этеля-Похьянмаа было излишне оптимистичным. Это в первую очередь касалось вооружения. Даже в Васе представляло большую трудность получить точную информацию о разных частях шюцкора. Сведения о русских частях также были противоречивыми.

Мы действительно не знали, как нам действовать, но решимости хватало. И успех нашего предприятия коренился именно в этой решимости и быстроте. Если бы части шюцкора промедлили, то некоторые русские гарнизоны смогли бы организовать оборону и соединиться с красной гвардией, а в этом случае возможность разоружить их была бы минимальной. Находясь в Юлихярмя, я в крайнем напряжении ожидал известий.

Уже в течение ночи начали поступать хорошие новости, а к утру 28 января стало ясно, что первые успехи дали возможность организовать опорный пункт для будущих сражений. Самые крупные гарнизоны в Васе, Сейняйоки и Лапуа были разоружены. Ещё до начала военных действий удалось прервать телефонную связь. После чего шюцкоровцы в надежде на внезапность — винтовки были только у командиров — под покровом темноты атаковали казармы. В течение дня было разоружено ещё несколько гарнизонов. Там, где отряды шюцкора несколько промедлили, начались, как и ожидалось, настоящие бои. В течение четырёх дней весь район Этеля-Похьянмаа был освобождён. Пять тысяч русских сложили оружие. Было захвачено 8000 винтовок, 34 пулемёта, 37 орудий, несколько миномётов и большое количество снаряжения и боеприпасов.

Теперь следовало оборудовать укрепрайон, чтобы противостоять наступлению противника с юга, и обеспечить безопасность железных дорог, идущих через Хапамяки на восток. В ночь на 29 января железнодорожный путь южнее станции Хапамяки был взорван. Затем линию обороны передвинули на двадцать пять километров южнее, в дефиле Вилппула. Эта операция была проведена своевременно: уже через два дня там начались жестокие бои.

Как только была освобождена Этеля-Похьянмаа, я выступил с обращением к народу Финляндии, в котором заявил, что считаю совершенно необходимым разоружить русские гарнизоны, поскольку худшие представители нашего народа, объединившись с русскими солдатами, встали на путь насилия и принялись грабить и убивать мирных граждан. Восставшие предатели родины должны быть осуждены. В обращении говорилось и о том, что всем добровольно сдавшим оружие русским солдатам будет гарантирована личная безопасность; как только Финляндия и Россия достигнут соглашения[8], их немедленно освободят.

Хотя в сложившихся обстоятельствах соглашение о высылке пленных на родину было невозможным, я отдал приказ о переправке пленных на лошадях через, границу по северному берегу Ладоги. Эти перевозки действительно имели место, но затем прекратились из-за приграничных столкновений. Украинцы и поляки освобождались немедленно. Все русские офицеры, за исключением тех, которые находились под арестом, имели право снимать частные квартиры. (Прим, авт.)

Я отправил сообщение о победе в Стокгольм, откуда эта новость была распространена по всей Европе. Я надеялся, что все здравомыслящие люди страны объединятся для той борьбы, которую вела армия Финляндии против большевизма. Это обращение я закончил тем, что призвал каждого оказать посильную помощь в деле спасения Финляндии — и не только Финляндии.

Этеля-Похьянмаа была освобождена от русского ига. Однако всё же самым важным было обезопасить наши тылы и обеспечить сообщение со Швецией через Торнио и Хапаранда[9]. Поэтому в телеграмме, датированной 28 января, я призвал части шюцкора в Похьойс-Похьянмаа разоружить русские войска и красную гвардию, если они в течение шести часов не сложат оружие добровольно.

На севере противник был уже готов к такому повороту событий, поэтому без боя удалось разоружить лишь незначительные части. В Оулу русские и красногвардейцы успели объединиться. После того как 30 января не удалось разоружить находящийся там гарнизон, я отправил в Оулу достаточно сильный отряд, которым командовал ротмистр Игнациус. 3 февраля этот отряд сломил сопротивление противника и одержал победу. Именно в Оулу мы понесли первые тяжёлые потери. В Торнио также происходили ожесточённые столкновения.

За эти дни части шюцкора разоружили около 7000 русских солдат, а в качестве военных трофеев захватили 2500 винтовок и большое количество другого военного снаряжения. 6 февраля вся Северная Финляндия до границы со Швецией была в наших руках. Теперь мы могли не беспокоиться за тылы.

В конце января — начале февраля моя Ставка имела довольно нечёткое представление об общей ситуации. Связь пока не успели наладить, и сообщение между отдельными звеньями высшего командования было на очень низком уровне. Однако по мере поступления сведений из отдалённых местностей картина начала проясняться.

Ещё до того, как были начаты решительные военные действия в Этеля-Похьянмаа, части шюцкора под командованием капитана Эгглунда образовали фронт на южном берегу реки Вуокси. Этот фронт сохранялся всю войну и со временем стал базой для последней операции: закрытия государственной границы и освобождения Выборга. После того как 3 февраля в Антреа прибыл капитан егерей Аарне Сихво, только что получивший соответствующее назначение, Карельский фронт обрёл в его лице единого командующего.

В провинции Саво красной гвардии также пришлось сдаться, а после того как в Куопио по железной дороге Хапамяки-Пиексямяки были посланы дополнительные части, нам удалось спасти золотой запас финского государственного банка. Безопасность только что освобождённых районов мы обеспечили тем, что взорвали железную дорогу к югу от города Миккели. А когда, несмотря на сопротивление сильного гарнизона красногвардейцев, был освобождён город Варкаус, лежащий на полпути между Пиексямяки и Савонлинна, в наших руках оказалась вся Северная и Центральная Финляндия.

Теперь противник решил бросить все свои силы против моих передовых частей. Ситуация стала критической. В конце января численность красной гвардии достигла тридцати тысяч человек, а если учесть, что её отряды действовали совместно с русскими частями, то следует признать: силы противника действительно были весьма значительны. Я вновь обратился к русским солдатам с обращением, в котором пообещал им личную безопасность, если они не будут поднимать оружия против законных вооружённых сил правительства, и это заявление не осталось совсем уж без внимания.

Части, атаковавшие мои передовые части, состояли в основном из русских, которые стремились освободить своих разоружённых товарищей. После решительных действий отрядов шюцкора против гарнизонов в Похьянмаа командование красной гвардии, находившееся в Хельсинки, вообразило, что наши силы гораздо более значительны, чем они были в действительности. Оно не решилось послать свои части на север, тем более что произошли столкновения между красной гвардией и местными силами самообороны в Южной Финляндии.

Самым опасным было наступление противника в районе железнодорожной станции Хапамяки, потеря которой значила бы разделение фронта белых на две части. Наступлением командовал полковник Свечников, который был назначен командующим «армией Западной Финляндии»[10]. Проведя силами двух батальонов, при артиллерийской поддержке, неудачную фронтальную атаку на город Вилппула, Свечников попытался захватить его с западного фланга. Тяжёлые бои на фронте протяжённостью 50 километров длились десять дней, и только 12 февраля совместное наступление русских и красногвардейцев задохнулось. С 5 февраля нашими войсками на этом участке командовал полковник Ветцер, их вооружение составляло всего лишь 1000 винтовок, 7 пулемётов и 4 орудия.

В Саво тоже начались ожесточённые бои. 11 февраля командование нашими частями в том районе принял генерал-майор Лёфстрём. Его задачей было воспрепятствовать передвижению противника по железной дороге Коувола-Миккели и создать оборонительную полосу в окрестностях Мянтюхарью. Эта полоса сохранилась до конца войны.

На линии фронта между Сайменским каналом и границей России, по реке Вуокси, силы капитана Сихво отбили все атаки противника.

В начале февраля в городе Усикаупунки, неподалёку от Турку, собрался довольно большой отряд шюцкоровцев — около шестисот человек. В их планы входило внезапно атаковать ближайшие гарнизоны, а затем пробиться к белым в Похьойс-Сатакунта. Из-за нехватки оружия и плохого знания обстановки шюцкоровцы не смогли выполнить эту задачу, и командиры решили переправить отряд на Аландские острова. Там они предполагали разоружить русские части, погрузиться на суда и отправиться на север.

Наш военный представитель в Стокгольме Ёста Теслёф сообщил, что финские граждане, находившиеся в столице Швеции, начали собирать оружие и снаряжение, чтобы перебросить его морем шюцкору города Усикаупунки. Расчёт был на то, что в результате действий шюцкора на Аландских островах вспыхнет народное восстание.

Это было очень приятное известие. Оно дарило надежду, что в тылу мятежников возникнет новый центр сопротивления. Известия, которые поступили в скором времени, доказали справедливость этих надежд. 13 февраля отделение шюцкора города Усикаупунки под командованием капитана Фабрициуса высадилось на Аландских островах и быстро разоружило как отдельные русские части, так и несколько гарнизонов береговых укреплений. Были захвачены военные трофеи, в том числе 8 орудий. Везде, где проходили шюцкоровцы, население Аландских островов горячо приветствовало освободителей и начинало организовывать свои отделения шюцкора.

Неожиданно в развитие событий вмешалось совершенно новое действующее лицо — правительство Швеции. 13 февраля пароход «Херо», зафрахтованный нашим посольством, вышел из Стокгольма с добровольцами, оружием и боеприпасами на борту. Несмотря на то, что маршрут был согласован с официальными властями и на проход судна к Аландским островам имелось надлежащее разрешение, пароход был остановлен в самом начале пути — в шведских шхерах. Обосновывалось это тем, что правительство Швеции решило отправить на Аландские острова свой собственный экспедиционный корпус — «для пресечения насилия над жителями». 15 февраля капитану Фабрициусу стало известно, что около Эккере бросили якоря три шведских военных судна и что в скором времени туда прибудет для переговоров некий офицер. Цель его визита — убедить обе противоборствующие стороны покинуть Аландские острова. К этому моменту между шюцкором города Усикаупунки и русскими войсками было заключено перемирие для обмена военнопленными. В свете новых событий перемирие было продлено, но как только поступило тревожное сообщение, что из Турку в сторону островов направился ледокол «Муртая» с красногвардейцами на борту и договорённость таким образом нарушена, капитан Фабрициус снова перешёл к решительным действиям. 17 февраля шюцкор атаковал гарнизон в Годбю. После яростного сражения русские были вынуждены сложить оружие. В результате шюцкоровцы из Усикаупунки значительно упрочили своё положение в Похьойс-Ахвенанмаа. Успех окрылил их и добавил веры в победу. Два дня спустя, 19 февраля, они выстояли в самом крупном сражении на островах и отразили атаку красногвардейцев и русских частей, прибывших из Турку.

Однако в Стокгольме посчитали эти события агрессией против населения Аландских островов. Своими действиями официальные лица Швеции лишь мешали обмену сведениями между моей Ставкой и посольством Финляндии, а также между посольством и шюцкором Усикаупунки. Более того, эти сведения поступали в искажённом виде. В результате командир шюцкора и руководитель посольства, государственный советник Алексис Грипенберг, роковым образом запутались в недостоверной информации и оказались в очень тяжёлом положении.

Искажённые сведения поступали, в частности, от морского министра Пальмшерны. Вечером 19 февраля он заявил, что, по только что полученным им данным, шюцкор Усикаупунки разгромлен, русские части захватили Годбю и перерезали дорогу на Финбю. Если части шюцкора не поднимутся на шведские суда, доказывал министр, они будут полностью уничтожены.

Вообще говоря, шведы очень сильно давили на шюцкор Усикаупунки. С одной стороны, капитан Фабрициус располагал письменным заверением шведов, что они не будут вмешиваться в его действия и, таким образом, он обязан подчиняться исключительно приказам своего главнокомандующего, но, с другой стороны, у капитана не было связи с моей Ставкой. 21 февраля, получив от шведов ложную информацию, он посчитал необходимым подписать предложенный ему «договор о согласии». По этому договору шюцкор должен был сдать шведам оружие — и своё, и захваченное у русских, — покинуть Аландские острова, добраться на шведских кораблях до Стокгольма и вернуться в Финляндию через Хапаранда. При этом в Хапаранда шюцкор мог получить своё собственное оружие обратно. Русские также должны были покинуть Аландские острова, но им отводился на это пятинедельный срок и предоставлялась возможность перебросить в Турку свои военные склады. А 22 февраля на Аландских островах высадился шведский оккупационный корпус.

Вернувшись в Финляндию, шюцкор из Усикаупунки — его стали называть теперь «батальон города Турку» — принял доблестное участие в боях близ Сатакунта. Его командир, капитан Фабрициус, по своей личной просьбе предстал перед военным трибуналом и был оправдан.

Шведы оставались на Аландских островах почти два с половиной месяца — до 16 мая, хотя у них не было даже мнимой причины задерживаться там после 5 марта, когда передовые части немецкого вспомогательного корпуса разоружили на этих островах последние русские части.

Для подтверждения того, что Аландские острова остаются в составе государства и Финляндия сохраняет на них суверенные права, я отправил туда в качестве военного губернатора полковника фон Бонсдорфа.

На первом этапе наша освободительная война носила, скорее, партизанский характер, и те, кто с энтузиазмом отправились сражаться за свободу, похоже, верили, что победа будет добыта именно таким путём. Однако на самом деле главную цель можно было достичь только организованным наступлением. Для этого нам требовалась армия, а чтобы её создать и успешно ею командовать, в первую очередь был нужен штаб.

Для организации штаба не хватало подготовленных специалистов. Как я уже упоминал, после захвата Васы я сделал заявление, в котором призвал на помощь добровольцев из Европы. Однако ещё ранее я послал в Стокгольм специального курьера. Он должен был объяснить шведским добровольцам, что нам особенно необходимы офицеры, имеющие опыт работы в генеральном штабе.

10 февраля в моей Ставке, которая в то время находилась в Сейняйоки[11], появилось пять шведских офицеров. Это были полковник Эрнст Лидер и капитаны Г.М. Тёрнгрен, граф В.А. Дуглас, Хенри Пейрон и К. Петерсен. Вскоре прибыло ещё несколько человек. Во время освободительной войны в списках финской армии числилось 84 шведских офицера, из них 34 — кадровых.

Было совершенно ясно, что моей Ставке предстояла широкая деятельность, поскольку иных высших военных учреждений не существовало. Правительство создало в Васе комитет по военным вопросам, руководителем которого стал сенатор Фрей, однако этому учреждению не хватало компетентности и сил для решения организационных и материальных вопросов. Деятельность Ставки прекрасно охарактеризовал Хенри Пейрон (в будущем генерал-майор):

«Назначенный сенатом главнокомандующий объединял в своём лице те функции, которые в военное время в Швеции выполняли министр обороны, начальник хозяйственного управления армии и во многих случаях начальник генерального штаба. Конечно, в условиях войны это имеет большое преимущество, поскольку власть сконцентрирована в одних руках; тот, кто отвечает за командование, должен иметь право навязывать своё мнение. Когда выдвигались предложения об организации Ставки главнокомандующего, идея объединения нескольких функций в одном лице была, разумеется, основополагающей... Иными словами, Ставка главнокомандующего с самого начала войны стала хозяйственным управлением армии и министерством обороны. Другим фактором, оказавшим влияние на такое решение, было то, что создание Ставки проходило практически на пустом месте, да ещё под давлением военной обстановки. По этой причине, а также из-за нехватки на фронте личного состава, Ставка должна была с самого начала и практически всё время не только заниматься военными действиями, но и вникать в вопросы снабжения продовольствием, медицинского обеспечения, перевозок и прочие проблемы. Таким образом, она во многих отношениях стала похожа на генеральный штаб шведской армии — иначе говоря, должна была решать тактические вопросы и проблемы снабжения гораздо более широко, чем Ставка верховного главнокомандующего Швеции».

На этих принципах за несколько недель была создана организация, структура которой нашла отражение в приказе главнокомандующего № 10. Ставка делилась на четыре штаба по следующей схеме:

I. Генеральный штаб.

1. Отдел главного квартирмейстера. А. Оперативный отдел. В. Информационный отдел. С. Отдел связи. D. Топографический отдел.

2. Канцелярия.

3. Отдел личного состава.

4. Комендатура.

II. Штаб вооружений.

1. Начальник стрелкового оружия.

2. Начальник артиллерии.

III. Этапный штаб.

1. Интендантский отдел (ему подчинялись районные интенданты).

2. Транспортный отдел.

3. Санитарный отдел.

4. Почтовый отдел.

5. Телеграф.

6. Полицейский отдел.

7. Инженерный отдел.

Позднее к ним присоединились: командование освобождёнными районами, отдел военных трофеев и ремонтная бригада.

IV. Главное ведомство по военному обучению.

Начальником генерального штаба был назначен капитан (позднее генерал-майор) Ёста Теслёф. Первым заместителем главнокомандующего стал один из самых активных членов военного комитета ротмистр (позднее генерал-лейтенант) Ханнес Игнациус. Он деятельно участвовал в политической жизни и был ближайшим ко мне человеком, который лучше всех разбирался в общих вопросах. Штаб вооружений, в задачи которого входило приобретение оружия и боеприпасов, их складирование, обслуживание и распределение, возглавил полковник (позднее генерал-майор) А. фон Рехаусен.

За скромным названием «этапный штаб» скрывалась большая организация, которая занималась вовсе не только «этапами» — под этим словом следует понимать тыловые службы армии. Начальник этапного штаба решал, главным образом, те вопросы, которые в мирное время возлагаются на министерство обороны и подчинённые ему учреждения. Однако и это было ещё не всё. В тех сложных условиях, в которых мы находились, этапному штабу приходилось вмешиваться — либо непосредственно, либо через своих представителей в районах — ив гражданское управление страной. Начальником этапного штаба стал очень уважаемый промышленник, майор (позднее пехотный генерал) Рудольф Вальден. Военное обучение было доверено генерал-майору Паулю фон Гериху.

Первейшей задачей Ставки было создание единой армии из наиболее боеспособных частей. Сначала следовало сформировать части из отделений шюцкора. Однако в условиях, когда резервы практически отсутствовали, их нельзя было снимать с фронта, а проводить реорганизацию во время боевых действий невероятно сложно. По мере возможностей мы стали формировать из шюцкора подразделения — батальоны и полки, — которые подчинялись бы единому командованию, и довольно скоро поняли, что этот процесс займёт очень много времени. Только в апреле нам удалось собрать из шюцкоровцев десять регулярных полков.

Хотя я должен признать, что отдельные подразделения шюцкора вели очень храбрые действия в первые недели войны, тем не менее, нельзя не отметить их весьма странные представления о военной дисциплине. Иллюстрацией может послужить небольшой пример, в котором содержится, кстати, и толика юмора. В один из дней, когда на фронте было относительное затишье, «лапуаское соединение», располагавшееся тогда в Вилппула, пожелало посетить сауну — причём, конечно же, у себя дома, в Похьянмаа. Мужчины сдали оружие в штаб фронта и сели на поезд, направлявшийся в Лапуа. Через два дня они приехали обратно, забрали своё оружие и как ни в чём не бывало вернулись на позиции. К счастью, подобные вещи случались достаточно редко.

Моё обращение к цивилизованному миру с просьбой о помощи и призывом создавать добровольческие части привело к созданию шведской бригады. Это было единственное иностранное воинское соединение, участвовавшее в освободительной войне; в его состав входили также норвежцы и датчане. К сожалению, к нам смогла прибыть лишь незначительная часть тех шведов, кто изъявили желание стать добровольцами. Эта шведская бригада была численностью всего в один батальон, но она всё же сохранила своё первоначальное название. Во время наступления на Тампере, а затем и в сражениях в Западной Финляндии шведы подтвердили свою военную славу. В различных финских подразделениях проходили службу ещё около четырёхсот шведов.

Для того чтобы армия могла вести наступательные действия, её, конечно же, следовало укрепить новыми частями. Главным средством, к которому мы прибегали, была вербовка. По инициативе сената были созданы две массовые организации — «Знамя порядка» и «Стража финского государства», они тоже поставили нам некоторое количество военных кадров. Эти кадры стали основой нашего первого кавалерийского полка, который получил старое название — Усимаский драгунский полк. Мы также создали гренадерский батальон Сейняйоки. Позднее нам удалось сформировать ещё пять батальонов, которые затем были объединены в 1-й и 2-й гренадерские полки. Из людей, завербованных нами, мы образовали шесть батарейных расчётов и столько же команд подрывников.

В той системе, при которой наряду с добровольческими действовали части, состоявшие из наёмников, вскоре выявились серьёзные недостатки. Поэтому мы решили проводить вербовку лишь в крайних обстоятельствах — и, во всяком случае, до тех пор, пока не сможем призвать всех мужчин освобождённых районов Финляндии. Но прежде следовало принять закон о всеобщей воинской обязанности. По моей прямой просьбе сенат 18 февраля принял закон о всеобщей воинской обязанности на основе закона о воинской службе 1878 года. Отныне все мужчины в возрасте от 21 до 40 лет должны были служить в армии.

В моей Ставке были проанализированы имевшиеся статистические данные, и на основе этого анализа мы разработали план усиления обороноспособности всей страны. В конечном варианте плана предусматривалось создание 9 дивизий, состоявших из 27 полков, а также ряда особых подразделений. Офицерский и унтер-офицерский состав предполагалось формировать из егерей, обученных в Германии.

27-й егерский батальон превратился в сильное подразделение, состоявшее из 4 пехотных, 2 пулемётных и сапёрной рот, артиллерийской батареи, взвода связи и кавалерийского отряда. Он был хорошо обучен и приобрёл военный опыт на восточном фронте. Для нас было жизненно необходимо использовать егерей в качестве преподавателей и командиров тех подразделений, которые будут вскоре образованы из призывников, тем более что егеря, которые уже прибыли в Финляндию и стали командирами и преподавателями, на деле доказали свою подготовку. Возвращения батальона ждали с нетерпением, даже с напряжением — каждый день был очень дорог.

Ещё в Хельсинки я доказывал премьер-министру Свинхувуду, что егеря должны быть отозваны домой самым скорейшим образом. Из Ставки я также неоднократно делал такие заявления, подчёркивая, что одновременно необходимо доставить морским путём как можно больше оружия и боеприпасов. 17 февраля в Васу прибыл передовой отряд в количестве 80 человек, а с ними и подарок из Германии — закупленные там русские трофеи[12]. Но основная часть егерей — 1130 человек — перебралась в Финляндию только 25 февраля, совершив переход по льду Ботнического залива.

Как я уже говорил, в планах организации армии егеря играли очень важную роль: в своём большинстве они должны были образовать командный состав вооружённых сил. Однако вскоре стало известно, что егеря, перед тем как отправиться в Финляндию из немецкой военной базы в Либаве[13], разработали свой план.

Соображения егерей представил мне подполковник Теслёф[14] — именно ему было поручено доставить батальон из Либавы. Ещё до отправления оттуда он, не получив от меня на то никаких полномочий, раздал всем солдатам батальона звания унтер-офицеров и офицеров (вплоть до майора) армии Финляндии.

По словам Теслёфа, план организации дальнейших действий егеря считали принципиально важным моментом. Они надеялись, что будет создана бригада из шести батальонов, куда отберут лучших шюцкоровцев, а старшими и младшими командирами там станут егеря. Затем эти отборные части сломают сопротивление противника на самых главных направлениях и, проложив тем самым дорогу для других соединений, поведут их за собой. В принципе я мог поддержать эти соображения, однако нам не следовало распылять те ценные кадры, из которых состоял батальон. Он был предназначен для создания костяка совершенно другого подразделения. Надежды на формирование боеспособных частей из людей, только что призванных в армию, были очень слабы; такие подразделения не смогли бы противостоять противнику, который в достатке обладал хорошо подготовленными кадрами.

К нам прибыл майор Аусфельд, последний немецкий командир 27-го егерского батальона, — ему было предоставлено право служить в армии Финляндии. Когда майор согласился с моими организационными планами, то и егеря одобрили их. Со своей стороны, я решил сделать уступку этим отважным юношам. Я понимал: их не устраивало то, что они окажутся в полках, которыми командуют люди не их круга, поэтому я предложил в дальнейшем создать особые отдельные — так называемые егерские — батальоны, общим числом восемнадцать, а впоследствии свести их в три бригады по два полка. Это предложение также было одобрено егерями. Старшие по званию из них, таким образом, получали командирское положение. Из призывников были созданы кавалерийский полк и несколько батарей, где старшими и младшими командирами тоже были назначены егеря. Впоследствии численный состав егерских частей вырос до четырнадцати тысяч.

Командование фронтами было окончательно сформировано в середине февраля. Из войсковых соединений мы составили следующие оперативные группы:

— группа Сатакунта между Ботническим заливом и озером Нясиярви, с 20 февраля — командующий полковник Эрнст Линдер;

— группа Хяме между озёрами Нясиярви и Пяйянне, командующий полковник Мартин Ветцер;

— группа Саво между озёрами Пяйянне и Сайма, командующий генерал-майор Эрнст Лёфстрём;

— Карельская группа между озёрами Сайма и Ладожским, командующий капитан егерей Аарне Сихво.

До поры до времени нам следовало только удерживать оборону. Поэтому я особо предостерёг командующих, чтобы вверенные им части не втягивались даже в небольшие наступательные операции. Подобные действия можно было проводить лишь с согласия главнокомандующего. Так или иначе, но ближайшие недели прошли под знаком стратегической и тактической обороны.

Наконец общее командование фронтовых соединений было создано, и вскоре их сплочённость подверглась испытанию. В первой половине февраля русские части и красногвардейцы яростно, хотя и безрезультатно, атаковали некоторые ключевые позиции белых. 21 февраля противник был готов начать крупномасштабное наступление на линию Ювяскюля-Хапамяки-Кристинанкаупунки силами до десяти тысяч человек. Примерно половина частей противника сконцентрировалась на важном плацдарме Вилппула-Руовеси, где их целью был город Хапамяки. Однако уже 25 февраля стало ясно, что первое крупное наступление красных потерпело неудачу.

Одновременно с попыткой движения в сторону Сатакунта и Хяме красные начали также наступление в Карелии, которое длилось гораздо дольше. После того как в Петрограде были созданы новые русские части и красная гвардия получила дополнительное количество оружия и боеприпасов, около десяти тысяч человек начали наступление по линии реки Вуокси. Направлением главного удара был город Антреа. Оборону в Карелии держали силы в количестве двух тысяч человек, поэтому угроза была весьма серьёзной. Мы не имели возможности перебросить сюда резервы с других фронтов, и, тем не менее, Карельская группа сумела отразить все атаки — это стало одним из крупнейших достижений освободительной войны. 11 марта наступление в Карелии выдохлось. Наши части выстояли и там.

То, что наступление красных было отражено на всех фронтах, показывало, насколько выросли сила и стойкость частей шюцкора. Победа потребовала от малочисленных оборонявшихся максимального напряжения, ведь они только в самый последний момент получили оружие из Германии. Солдаты не успели обучиться обращению с ним, но врождённая военная смекалка финнов и привычка пользоваться охотничьими ружьями восполнили пробелы.

Красные сражались героически и упорно, они не испытывали недостатка в снаряжении. Однако провалившееся наступление показало, что их частям не хватало выучки, а командование было слабым. Редактор газеты и бывший прапорщик Ээро Хаапалайнен, ставший «главнокомандующим всеми вооружёнными силами Финляндии», был таковым лишь номинально, на самом деле войсками командовал начальник генерального штаба Свечников. Их приказы не распространялись далее западного и центрального участков фронта. Войсками в Карелии руководил армейский штаб, расположенный в Выборге. Отсутствие общего командования, конечно, пагубно отражалось на ходе боевых действий, особенно если учесть, что решения принимались в бесчисленных всевозможных комитетах и штабах.

В эти критические недели февраля за линией белого фронта проводилась усиленная работа. Необходимо было собрать силы, чтобы перехватить инициативу, атаковать красную «северную армию», окончательно снять угрозу городу Хапамяки и захватить Тампере. Фронтовые части были сильно измотаны в оборонительных боях. Артиллерия ещё не успела подготовиться в полной мере. «Пехотные егеря», призванные в армию, пока не подоспели, они могли собраться только в конце февраля или начале марта. В свете всех этих обстоятельств было преждевременно переходить в наступление. И всё же по ряду причин его следовало начинать как можно скорее.