Распад СССР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Распад СССР

А. К.: У меня есть комментарий относительно вопроса, имел ли Гена Бурбулис далекоидущие планы с Ельциным на пару развалить Советский Союз и уйти к полной независимости. У меня такое ощущение, в том числе и из того, что Сергей сейчас рассказывает…

С. Ш.: Прости, перебью. Я хочу, чтобы вы услышали мысль: мы все время находимся в своеобразной психологической ловушке, поскольку используем глагол «развалить». «Развалить» — это значит активно и целенаправленно действовать в этом направлении. Но посмотрите иначе: было ли хоть у кого-нибудь желание его сохранить или всем было безразлично и все были готовы отдать этот Союз на волю стихии? Ведь только группа гэкачепистов (из вполне себе, мягко выражаясь, личных интересов) и еще Горбачев (может, из более возвышенных, но тоже в значительной мере личных интересов) что-то делали для того, чтобы его сохранить. Но подавляющему большинству Союз в тот момент был абсолютно безразличен! Он умер не потому, что его развалили. Он умер потому, что он был никому не нужен! Никто не вышел на улицу, не поднял бучу в парламенте, не выступил в прессе. Всем был все равно. Такой Союз не имел шанса.

А. К.: Важная мысль. Согласен.

Так вот, у меня такое ощущение, что у Гены желание полного российского суверенитета, конечно, было. Но мне кажется, они не решились бы на одностороннюю денонсацию Союзного договора. Ни он, ни Ельцин. Ключевым моментом стало то, что Кравчук победил на выборах и одновременно украинцы на референдуме выбрали полный государственный суверенитет и выход из всякого союза.

П. А.: Алик прав. Ни Гена, ни Бэн не имели четкой и ясной идеи будущего.

А. К.: У них была концепция получить как можно больше полномочий. А накануне Беловежской Пущи им повезло: хохлы все за всех решили. И они с облегчением сказали: «Ну, делать нечего: давайте тогда его похороним. Раз он уже помер». Потому что, как Гена рассказывал, как только они начинали в Беловежской Пуще говорить о каких-то конструкциях строительства объединительной, союзной структуры, сразу же Кравчук говорил: «Ребята, вы можете при мне ничего не обсуждать, я ничего подписывать не буду».

С. Ш.: Это было, правда…

А. К.: А без Украины Союза нет. Это очевидно. На этом все и закончилось.

С. Ш.: Было еще несколько важных обстоятельств. Мы же с вами понимаем, что на бумаге СССР — это была федерация, а в реальности государственным механизмом был партийный механизм, КПСС. Если механизм, который называется КПСС, перестает работать, то рушится вся конструкция.

А. К.: Ну да. Все остальное — советские структуры, Совмин были такие рахитичные, недоразвитые…

С. Ш.: Михаил Сергеевич приехал обиженный с Фороса, и первое, что он сделал, как Генеральный секретарь ЦК КПСС, — сложил с себя полномочия и обратился ко всем коммунистам послать на фиг эту партию. И все лидеры союзных республик, первые секретари республик и обкомов сказали: «И правда, на фиг нам ваша Москва с вашей демократией?» Они-то сохранили свою власть, свою собственность на своей территории, пока в центре усиливалось безвластие.

А. К.: У меня в тот момент такого ощущения не было, что партия и есть госмеханизм. Я в 1990–1991 годах был председателем райисполкома, и у меня через стенку сидел райком партии…

С. Ш.: В Ташкенте?

А. К.: Нет, в Питере, в Сестрорецке…

С. Ш.: Правильно, а я говорю про Алма-Ату, говорю про Ташкент, про Ашхабад…

А. К.: Понимаю. Но дай я закончу мысль. Я хочу тебе сказать, что тогда уже райком практически ни во что не ставили, хотя Советский Союз был еще и все более-менее работало. Мы, райсовет и райисполком, перестали райком партии слушаться значительно раньше — сразу после того, как Горбачев исключил из конституции вот эту статью о партии как руководящей и направляющей силе.

С. Ш.: Правильно, вы райком уже ни во что ни ставили, но другого же тоже не создали!

А. К.: Поэтому была такая власть, какая осталась после отстранения КПСС, — советская.

С. Ш.: Да не было никакой власти. Брось ты…

А. К.: Нет, ну как-то советские структуры работали. Ты уж краски-то не сгущай.

С. Ш.: В реальности было фактически безвластие. Но я хотел другое подчеркнуть. Первые секретари, из которых до сих пор кое-кто президент, удирали от Москвы и боролись за свою независимость.

С. Ш.: Последний удар, конечно, нанес Кравчук, но, в принципе, казахстанские лидеры, узбекские спрятались за суверенитет не менее эффективно.

А. К.: Понимаешь, они с азиатским коварством не говорили ни да, ни нет. Де-факто были независимыми, а де-юре все реверансы делали в адрес центра. И Кравчук был единственным, кто сказал: «Я ничего не подпишу. Украина стала независимым государством. У нас по этому поводу прошел референдум. Точка».

С. Ш.: Де-факто они тоже делали по-всякому, тюбетейки дарили, но де-юре они все до 8 декабря вышли из состава Союза.

П. А.: Нет, Назарбаев не вышел…

С. Ш.: Назарбаев 16 декабря ушел. А все остальные объявили независимость сильно раньше Беловежья. Мы их теперь поздравляем с днями независимости, начиная с лета и по 1 декабря (Украина) и 16 декабря (Казахстан).

А. К.: Подожди, а Декларация о независимости России, которая была 12 июня 1990 года принята?

С. Ш.: Ты говоришь про Декларацию о суверенитете? Слово «независимость» там ни разу не прозвучало. Там написано: «демократическое правовое государство в составе обновленного Союза ССР». Это все мифы, что нашей декларацией мы начали процесс развала СССР…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.