ПРОКЛЯТЫЙ ВОПРОС, ИЛИ МАКАКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРОКЛЯТЫЙ ВОПРОС, ИЛИ МАКАКА

О макаке.

«Когда при нем поднимаешь какой-нибудь общий вопрос, например, о клеточке, или инстинкте, он сидит в стороне, молчит не слушает; вид у него томный, разочарованный, ничто для него не интересно, все пошло и ничтожно, но как только вы заговорили о самках и самцах, о том, например, что у пауков самка после оплодотворения съедает самца — глаза у него загораются любопытством, лицо проясняется и человек оживает, одним словом. Все его мысли, как бы благородны, возвышенны, или безразличны они ни были, имеют всегда одну и ту же точку общего схода. Идешь с ним по улице и встречаешь, например, осла… «Скажите, пожалуйста, — спрашивает, — что произойдет, если случить ослицу с верблюдом?»

АЛ. ЧЕХОВ. Дуэль

Анну Ахматову я знал как человека, лично, очень немного. Я ее встречал несколько раз. Один раз только с ней беседовал, и наша беседа не была особенно интересна. Более того, мне показалось, что вообще она как-то вот на такие вопросы, выходящие за пределы узкого и преимущественно любовного быта, — она не особенно любила разговаривать.

Михаил БАХТИН в записи Дувакина. Стр. 46

«Пришли ученики Его и удивились, что он разговаривал с женщиною; однако ж ни один не сказал: «чего Ты требуешь?» или «о чем говоришь с нею?» — «Замечательно, — сказала Ахматова, — то, что Евангелист обращает на это вниманье: застав его наедине с женщиной, никто не подумал дурного». Подобные места Нового и Ветхого Заветов привлекали ее особый интерес,

под таким, или сходным углом зрения они были прочитаны ею, о чем свидетельствуют в первую очередь «Библейские стихи».

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 73

Да, кроме НЕЕ, никто не подумал дурного. Она обратила внимание на то, что Он там с ЖЕНЩИНОЙ: а разве там об этом?

Н. Гумилев. «Шатер». «Заказная книга географии в стихах и никакого отношения к его путешествию не имеет». По-видимому, оценка Ахматовой связана с отсутствием в книге интересовавшего ее лирико-биографического сюжета.

Светлана КОВАЛЕНКО. Проза Анны Ахматовой. Стр. 640

«Я никогда не любила ислам, — сказала Анна Андреевна, — и к Корану равнодушна. Смесь иудаизма с христианством, приспособленная для пустыни. Унижение женщины. (Потому никогда и не любила — подумала я.) Говорят, монгольские царевны, до того, как приняли ислам, были дамы очень самостоятельные, даже на пирах дрались, а потом чадра, паранджа… все кончилось. Брачные нравы такие: если мужчина ищет близости не только со своими женами и рабынями жен, но и с другими женщинами — он распутник».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 434

Это все, что имеем про ислам.

А в обществе, унавоженном Арцыбашевскими «половыми проблемами», — какая благородная и тонкая — не чета Арцыбашеву — была ей уготована слава!

В. ПЕРЦОВ. По литературным водоразделам. Стр. 695

Жарко веет ветер душный…

…Жизнь по-новому легка.

Кто сегодня мне приснится

В пестрой сетке гамака?

Признание ценнейшее! Жажда любовных увлечений рождается «в пестрой сетке гамака» во время сладостного безделья.

Д. ЛЕЛЕВИЧ. Анна Ахматова (беглые заметки). Стр. 463

Где-то она насмотрелась порнографических гравюр XVIII века.

Монашенка, королева, приморская девчонка, канатная плясунья, бездельница, плясунья, под такими и еще другими масками является нам она. Но чаще всего хочет представить себя в гнете порока, греха.

Е. ЗНОСКО-БОРОВСКИЙ. Творческий путь Анны Ахматовой. Стр. 431

Ее разговоры о жизни и литературе — практически всегда на одну тему.

Она часто говаривала, что метафизика и сплетни — единственно интересные для нее темы.

Иосиф БРОДСКИЙ. Большая книга интервью. Стр. 17

Что называла она метафизикой, и почему Бродский с ней соглашался?

Прочитала мне кусок из «Гибели Пушкина». Поражает в этой работе следовательский (не только исследовательский) склад ее ума. Ведь и в жизни она искусный следователь: постоянно анализирует и сопоставляет факты в быту и делает из них смелые выводы.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 354

Однажды к Ахматовой приехал славист-англичанин, женатый на русской из первой эмиграции. Он должен был навестить и Жирмунского, Ахматова попросила меня показать дорогу. Жирмунские в этот час сели ужинать и пригласили нас обоих к столу. Было время белых ночей, светло, только что прошел дождь. Англичанин передал привет от своей тещи, вдовы университетского учителя Жирмунского. Жирмунский благодарил: «Он был не только моим учителем, но и старшим товарищем. Я писал у него курсовую работу». Потом вдруг спросил: «Сколько же лет вашей жене? Они уехали в двадцатом, она была вот такого роста, лет десяти — значит, сколько сейчас?» И мне, и жене Жирмунского стало ясно, что она порядочно старше мужа, который, очень смутившись, повторял: «Нет, нет, не может быть». Жена Жирмунского перевела разговор на другую тему, но хозяин, возраста гостя, кажется, не оценивающий и неловкости не замечавший, вернулся к прежней и попросил меня как имеющего техническое образование сосчитать, сколько ей лет сейчас, если в 20-м, и так далее. Я понимал, что эта история как раз для Ахматовой, и, вернувшись, сразу стал рассказывать ее. Она жадно слушала и даже, по мере развития сюжета, медленно наклонялась в мою сторону. «Получалось, что ей не меньше пятидесяти пяти», — подытожил я. Она откинулась в кресле и тоном человека, присутствовавшего при рождении, произнесла: «Шестьдесят пять, если не семьдесят. Они там все себя убавили на десять лет».

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 203

Даже если дело происходит в 1965 году, даме 65–20 + 10 = 55 лет. Если она старше 55-ти, то в 20-м году, в год отъезда, ей должно было быть больше десяти. Сколько? Если шестьдесят пять, как говорит — утверждает Ахматова, то — двадцать лет или еще больше. Но о двадцатилетней никто бы не вспоминал, какого она роста: вот такая или вот такая, тоном человека, присутствовавшего при рождении.

Волков: Мне кажется, Анна Андреевна была совсем не прочь посплетничать. И делала это с большим смаком.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 232

В то лето Раневская принесла Ахматовой книгу Качалова-химика о стекле. «Фаина всегда читает не то, что остальное человечество, — сказала А. А. — Я у нее попросила». Возможно, у обеих был специальный интерес к автору, мужу известной с 10-х годов актрисы Тиме.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 164

Сплетнями она интересовалась еще в юности, помнила то, что ее занимало:

В другой раз она продекламировала шуточные царскосельские стихи, связанные с приездом в Россию французского министра Люббе: он не знал про недавний морганатический брак великого князя Павла Александровича и княгини Палей, бывшей прежде женой Пистолькорса, и обратился к императрице:

— Ou est Prince Paul, dites-moi, Madame? — спросил Люббе, согнувши торс.

— Il est parti avec ma femme! — из свиты брякнул Пистолькорс.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 23

Как Вы знаете, у Ахматовой моментов философских в стихах совершенно не было, совершенно. Это была лирика, чисто интимная лирика, чисто женская лирика. Глубины большой у нее не было в стихах. Не было ее и в жизни, как мне показалось. Ее интересовали люди. Но людей она ощущала именно… по-женски, как женщина ощущает мужчину. Ну и поэтому мне она лично не очень понравилась.

Михаил БАХТИН в записи Дувакина. Стр. 46–47

Анна Андреевна охотно рассказывала о своих работах о Пушкине, например, о разборе «Каменного гостя». Это был совсем новый взгляд. Ахматова утверждала, что в «Каменном госте» есть нечто автобиографическое: Дон Гуан — поэт, а Донна Анна — его первая настоящая любовь. Для нее подтверждением служил тот факт, что Пушкин при жизни не опубликовал это сочинение.

Дмитрий ЖУРАВЛЕВ. Анна Ахматова. Стр. 326

Как группу воспринимала нас и Ахматова, говорила мне: «Вам четверым нужна поэтесса. Возьмите Горбаневскую». Мне это казалось как раз ненужным, мы не декларировали направления, не выпускали манифестов, не находились в оппозиции к другим группам.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 101

Это все Ахматову и не интересовало. Ее занимал только половой вопрос.

Осип Мандельштам (как известно, хвалящий ее из наивного расчета): «В настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». И приводит пример великого стихотворения:

Читаю посланья Апостолов я,

Слова Псалмопевца читаю.

Но звезды синеют, но иней пушист,

И каждая встреча чудесней,

А в Библии красный кленовый лист

Заложен на Песне Песней.

Что еще ее могло интересовать!

Встречи одна другой чудесней, и Величие России — далековато.

Итак, женщина: любовь, страсть. Лучший пример такой односторонности женского творчества являет собой… товарищи, вы все знаете… Являет собой известная поэтесса наших дней… Являет собой поэтесса… Анна — Ахматова.

Валерий БРЮСОВ. Вступительное слово к «Вечеру поэтесс» в Политехническом музее.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 21

Когда-то в Ташкенте она рассказала Раневской свою версию лермонтовской дуэли. По-видимому, Лермонтов где-то непозволительным образом отозвался о сестре Мартынова, за ее честь вступался брат. «Фаина, повторите, как вы тогда придумали», — обратилась она к Раневской. «Если вы будете за Лермонтова, — согласилась та. — Сейчас бы эта ссора выглядела по-другому… Мартынов бы подошел к нему и спросил: «Ты говорил за мою сестру, что она б…?» Слово было произнесено со смаком. За него-то Ахматова и помнила всю эту «историю», сексологи знают, как иногда женщинам надо слышать или произносить — на людях, пережить как бы невозмутимо при всех — непристойности. Конечно, чем гуще, тем лучше — но по тогдашним временам для царскоселки и этого было достаточно. «Ну, — в смысле «да, говорил, — откликнулась Ахматова за Лермонтова. — Б…» — «Дай закурить, — сказал бы Мартынов. — Разве такие вещи говорят в больших компаниях? Такие вещи говорят барышне наедине… Теперь без профсоюзного собрания не обойтись». Ахматова торжествовала, как импресарио — «смрадный эстрадник» — любила она других назвать, получивший подтверждение, что выбранный им номер — ударный. Игра на пару с Раневской была обречена на провал, но Ахматова исполняла свою роль с такой выразительной неумелостью, что полнота этого антиартистизма становилась вровень с искусством ее партнерши. Мартынов был хозяином положения, Лермонтов — несимпатичен, но неуклюж и тем вызывал жалость.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 164

Она мне чужда и как поэт, и как человек. Чужда, быть может, потому, что женщина в ней заслоняет все.

Ирина Грэм — Михаилу Кралину

Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 36

Выбор Ахматовой сюжетов из Священного писания (Рахиль — Лия — Иаков; жена Лота; Мелхола — Давид; дочь Иродиады), их трактовка, ударения, в них расставленные, обнаруживают отчетливую тенденцию: все они так или иначе посвящены любовным отношениям мужчины и женщины — точнее, женщины и мужчины. И не прообразы любви небесной, видимые, согласно христианскому вероучению, «как бы сквозь тусклое стекло», проясняет поэт через образы любви в этом мире, а как раз психологические, чувственные, «всем понятные» стороны любви плотской, пусть и самой возвышенной.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 75

«Удовлетворяют их только те сочинения или картины, где есть женщина. Вот они каковы макаки» <…> — начал фон Корен <…>.

А. П. ЧЕХОВ. Дуэль

Данный текст является ознакомительным фрагментом.