Вера ВАСИЛЬЕВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вера ВАСИЛЬЕВА

Вера Васильева родилась 30 сентября 1925 года в деревне Сухой Ручей Калининской области в рабочей семье. «Мои родители тверские. Мама родилась в городе, в семье рабочего-гравера, где было девять человек детей, а отец — в деревне. Мама, увлеченная революционными идеями, нередко попрекала папу, что в его семье было аж две коровы! Сама она закончила коммерческое училище, изучала французский язык, привыкнуть к деревенской жизни не могла, и семья переехала в Москву. Приезжие тогда жили в подвалах, работали дворниками, истопниками. А мама устроилась на заводе, еще училась, и ее душа была больше вне дома, хотя у нее и росли три дочери. Я была младшей… А папа, напротив, после работы (он был механиком в гараже на том же заводе) спешил домой, готовил обед, ждал маму и много читал. Если люди, знавшие его, говорят, что я его истинная дочь, — для меня нет выше похвалы.

Внешне, видимо, я унаследовала его послушный, кроткий характер, а внутренне — мамины мечты о чем-то необычном», — вспоминает Вера Васильева.

Когда семья Васильевых переехала жить в Москву, их поселили в обыкновенной коммунальной квартире возле Чистых прудов: шесть человек в одной комнате (отец, мать, три дочери и младший сынишка). Однако так жило тогда большинство советских людей, и сетовать на трудности в то время было как-то не принято. Верочке не было еще и пяти лет, когда она впервые попала в театр — на оперу «Царская невеста». Это представление потрясло воображение девочки. Вернувшись домой, она села за стол, приподняла скатерть, как шатер, и запела арии собственного сочинения. Как только девочка оставалась дома одна, она наряжалась в мамины костюмы и пела, стоя у зеркала. То же самое было и во дворе. За ее вечную музыкальность ребята так и прозвали нашу героиню — Шаляпин. Когда Вера Васильева училась в школе, родители сами отвели девочку в драмкружок в Доме пионеров в переулке Стопани (там ее преподавателем был С. Л. Штейн).

Когда началась война, Васильева пошла работать на завод и одновременно училась в вечерней школе. Свою сценическую деятельность она не бросила и занималась в драмкружке во Дворце культуры ЗИЛа. В 194З году она набралась смелости и подала документы в Московское городское театральное училище, которым руководил замечательный педагог и человек Владимир Готовцев. Сдав все экзамены на «отлично», она вскоре стала студенткой первого курса.

Время тогда было военное, голодное, поэтому многие студенты училища использовали любую возможность, чтобы где-нибудь подхалтурить. Многие из них ходили на «Мосфильм» и снимались в массовках самых разных фильмов. При этом почти все студенты тайно мечтали, что кто-нибудь из маститых режиссеров обязательно заметит их и пригласит из массовки на главную роль. Мечтала об этом и Васильева. Однако счастливая для нее встреча состоялась не на территории «Мосфильма», а в раздевалке ее родного училища. Было это в 1947 году. Две женщины — ассистентки режиссера Ивана Пырьева — пришли в училище в поисках актрисы на главную роль в фильме «Сказание о земле сибирской». В тот момент, когда они появились в стенах заведения, наша героиня стояла у зеркала и прихорашивалась. Далее послушаем ее собственный рассказ:

«Одна из ассистенток подозвала меня к себе и спросила, хочу ли я сниматься в кино.

Сердце мое екнуло: «Конечно, хочу!» — ответила я, представляя себе, что где-нибудь в групповке мне дадут сказать хоть слово, а может быть, и снимут крупный план, а потом, когда выйдет картина, я с девчонками со двора и со своими родными буду ловить то мгновение, когда я мелькну на экране.

Рассматривая меня, они стали мне говорить, что начинаются съемки цветного музыкального фильма «Сказание о земле сибирской», что там будут сниматься знаменитые актеры: Марина Ладынина, Борис Андреев, Владимир Зельдин, что нужна деревенская девушка — по роли Настенька — сибирячка. Как сказал Иван Александрович Пырьев, нужна «девка — кровь с молоком»…

Слушала я их как во сне, пришла домой притихшая, затаившаяся от одной мысли, что такое чудо — съемки у знаменитого режиссера в одной из главных ролей, — такое чудо может произойти. Но как же мне понравиться режиссеру, как сделать, чтобы не упустить этот редкий шанс? Смотрю на себя в зеркало и не нравлюсь себе ужасно. Ну какая я артистка? Все во мне обыкновенное, заурядное! Надо что-то придумать, надо себя приукрасить, надо быть похожей на настоящую артистку. Как же быть?

Вечером вся квартира собралась у нас, стали советоваться. Волосы решили закрутить на тряпочки, не идти же с тощими косичками. Платье надо нарядное, чтобы быть похожей на артистку. Сестра дала мне примерить синее креп-сатиновое платье. Я себе в нем понравилась. Синий шелк ярко блестит, талия крепко схвачена тугим поясом. Остаются ноги в башмаках на низком каблуке. Меряю туфли своих старших сестер. На каблуках ходить не могу, но очень хочется быть нарядной. С трудом подошли бежевые лодочки.

Итак, я готова к завтрашнему визиту. Бессонная ночь, полная сумасшедших мечтаний, и наконец долгожданное утро. Пересаживаюсь с метро на трамвай, с трамвая на троллейбус, попадаю на проходную «Мосфильма», на знаменитую Потылиху…

Вхожу в комнату, которая мне была названа. Много народу, все чем-то заняты, вроде делом и не делом, но вид у всех такой, как будто именно от этого человека все зависит в картине. Наконец заметили меня, предлагают раздеться, скользнули по мне любопытным насмешливым взглядом — и вот я уже сижу на кончике стула. Чтобы не скучала, дают фотоальбом с пробами киноактеров. Дохожу до роли Настеньки и ревниво рассматриваю своих соперниц.

В общем, никто не нравится, но и сама себе я тоже не нравлюсь. Слишком обыкновенная…

Наконец приглашают в кабинет к Пырьеву. За письменным столом, заваленным фотографиями, эскизами декораций сидит худой человек, с измученным бледным нервным лицом, с умными живыми и цепкими глазами, волосы на голове как у мальчика пострижены, нет и следа прически и даже несколько волосков на макушке непослушно торчат…

Два-три вопроса: где учусь, где живу, наверное, чтобы успеть разглядеть, услышать, что-то понять для себя. Меня от страха как бы не существует. Я жалка и внутренне скованна, не верю в себя, душевно поникла.

Вдруг зовет тех самых ассистенток, и чувствуется, что они ощущают себя виноватыми, а главное — они явно недовольны моим видом. Объясняют, что вчера в раздевалке я была совсем другая. «Милая, скромная девочка, а сейчас она… Совсем не то».

Он отрывисто приказывает: «Подите расчешите ее как следует, заплетите косички, наденьте костюм Настеньки, сфотографируйте, потом зайдете»…

Когда я снова очутилась в его кабинете, он вновь осматривает меня, но уже чуть повнимательнее, добрее. Потом вдруг неожиданно приказывает: «Принесите два простых чулка».

Побежали за чулками, не спрашивая зачем. Я снова испугалась — значит, и с ногами что-то не в порядке…

Наконец принесли чулки. Отдали… Иван Александрович закатал чулки в два узла, подошел, сунул мне в декольте, где должна быть пышная грудь, которой у меня не было, и спокойно объяснил: «А то лицо толстое, а фигура — тощая».

Так я и снималась с подложенной грудью, да талия была поднята так высоко, что я была похожа на бабу, которой обычно прикрывают чайники…»

Натурные съемки фильма проходили в Звенигороде, а павильонные — в Чехословакии. Там были выстроены огромные декорации (многие потом утверждали, что на экране они выглядели безжизненными). Однако съемки в Праге оставили в памяти Веры Васильевой не самые приятные впечатления. Вот что она рассказывает: «К великому моему сожалению, в Праге в отношении ко мне у Ивана Александровича произошел перелом в дурную для меня сторону. Мои сцены почти не снимались, я была целый день свободна, ходила по Праге, очарованная городом, людьми. Мне даже в голову не приходило, что Пырьев, снимая другие сцены, в которых меня нет, заметит мое отсутствие.

Однажды, идя по улице, я случайно увидела Ивана Александровича и радостно бросилась ему навстречу, и вдруг почувствовала, что от прежней открытости не осталось и следа. Нарочито ласково он сказал: «А, Веронька, все гуляешь?» Я простодушно ответила, полагая, что раз не занята в съемках, то могу проводить время как хочу: «Да, гуляю».

На это я услышала завуалированный странной улыбкой ответ: «Ну, гуляй, гуляй…»

И теперь, когда прошло так много лет, думаю, что в этом был все тот же характер Пырьева. Он не мог простить мне, что я не рвалась на съемки, даже если я в них не занята, что я могла существовать без его участия. Его предельная отдача своему делу требовала такой же отдачи от всех. Мое отсутствие на съемках он расценил как отсутствие заинтересованности и даже какое-то предательство.

За два месяца, что мы жили в Праге, я два-три раза была вызвана на съемки, и уже не подходил ко мне Пырьев, не поправлял на мне ни платочек, ни бусики, ни косички. Просто снимал то, что нужно по кадру, — и все. О том, что это не было случайностью, говорит такой факт: после большого успеха фильма, работая уже в театре, случайно увидев Ивана Александровича в Доме кино, я подошла к нему, чтобы сказать несколько добрых слов, и снова услышала: «А… а… Веронька, ну что, не снимаешься ни в чем?» Мне ничего не оставалось, как признаться: «Нет, не снимаюсь, Иван Александрович…» И его ласковое, удовлетворенное: «Ну, ну…»

Фильм «Сказание о земле сибирской» вышел на экраны страны в 1948 году и имел огромный успех. Собственно, так было со всеми фильмами Пырьева, вышедшими до смерти И. Сталина. На молодую Васильеву обрушился внезапный зрительский успех и официальное признание. Картину наградили Сталинской премией 1-й степени. Правда, в первоначальные списки награжденных фамилию Васильевой не внесли, видимо, решив, что она для этого еще слишком молода. Но тут в дело внезапно вмешался сам Сталин. После просмотра картины, он спросил: «Где нашли такую прелесть на роль Настеньки? Уж больно хорошо сыграла, надо дать ей премию». Так наша героиня оказалась в числе лауреатов. После этого ее жизнь несколько изменилась. Вспоминает Вера Васильева:

«Нам дали 100 тысяч рублей старыми деньгами на группу и значок каждому. Значок был очень красивый. Но в платьях нужно было сверлить дырочку — жалко же! — и я сшила специально для значка английский костюм. Он мне очень шел.

Кроме этого, мне дали на улице Горького комнату в девять метров, под самой крышей, которая протекала, и у меня всегда стояли два ведра. Обстановка была предельно скромной — матрац на ножках, стол, два стула, шкаф да три тарелки и две чашки. После коммунальной квартиры, где мы жили всей семьей — вшестером — в одной комнате, мое новое жилище казалось раем».

В том же, 1948 году, Васильева закончила театральное училище и попала в труппу Театра сатиры. Произошло это при следующих обстоятельствах. В тот год в Театре сатиры ставили водевиль «Лев Гурыч Синичкин» с Владимиром Зенкиным в главной роли. А вот на роль Лизоньки актрисы не было. Узнав про это, Васильева решила рискнуть и подготовила эту роль. И, как оказалось, не проиграла. Сам старейшина театра актер Владимир Лепко после ее показа поцеловал молодую актрису в лоб и произнес одно слово: «Душенька!»

В первые годы на театральной сцене Васильевой приходилось играть в основном лирических героинь, не вырываясь из круга несложных задач, быть милой, естественной, обаятельной. В 1951 году режиссер Борис Равенских поставил на сцене Театра сатиры спектакль «Свадьба с приданым», в котором Васильевой досталась главная роль — Ольги. Ее жениха сыграл актер Владимир Ушаков, который вскоре стал мужем нашей героини.

Спектакль имел огромный успех у публики и шел по 16 раз в месяц при сплошных аншлагах. Именно поэтому через год после постановки кинорежиссер Татьяна Лукашевич решила перенести его на экран. Так появился одноименный фильм, который в прокате 1953 года занял 2-е место (45,4 млн. зрителей). Картина была удостоена Сталинской премии 3-й степени, и звезда Васильевой после этого засияла еще ярче. Казалось, что теперь карьера молодой актрисы будет идти только по восходящей. Однако все оказалось намного сложнее. В кино Васильевой в основном предлагали роли, схожие с той, что она сыграла у Пырьева. Предлагали работящих женщин, председателей колхозов и т. д. Но актриса не хотела повторяться и от большинства ролей отказывалась. Поэтому за всю ее карьеру в советском кино (а это почти 45 лет) она снялась всего лишь в двух десятках картин. При этом удачными среди них можно назвать четыре-пять. Назову лишь некоторые известные фильмы, в которых снялась Васильева: «Люди моей долины» (1961), «Звезда экрана» (1974), «Несовершеннолетние», «Развлечение для старичков» (оба — 1977-й).

Свой простой в кинематографе Васильева компенсировала игрой на театральных подмостках, где она сыграла массу самых разных ролей: от трагедии до сатиры. Однако в 70-е годы на ее роли стали вводить молодых исполнителей. В результате был период, когда Васильева в течение 10 лет, после роли в «Женитьбе Фигаро» (апрель 1969-го), не играла ни в одном новом спектакле. Затем у нее появилась роль в «Восемнадцатом верблюде», и в течение пяти лет она играла только ее. Тогда нашей героине казалось, что она — вне жизни. По ее словам, «я никогда не пыталась занять место под солнцем, расталкивая коллег локтями… Я очень мало играла в спектаклях родного театра и сильно переживала по этому поводу. Но не билась в истерике головой о стену».

В какой-то мере от горьких мыслей нашу героиню спасала общественная работа — в те годы Васильева трижды была депутатом Моссовета. А затем ей вновь улыбнулась удача. По ее же словам, «мне снова выпала счастливая встреча, на этот раз в поезде — с Верой Андреевной Ефремовой, главным режиссером Калининского драматического театра. Мы разговорились, и она полушутя-полусерьезно предложила мне сыграть Раневскую в ее постановке «Вишневого сада». Признаться, я давно мечтала о Раневской, но Валентин Николаевич Плучек никак не видел меня в этой роли. И, разумеется, я приняла приглашение Веры Андреевны. Стала ездить в город моего детства. Там и осуществилась моя мечта о чеховской героине. Позже встретилась с Борисом Наумовичем Голубицким. С ним я сделала Кручинину в его спектакле «Без вины виноватые» Островского на сцене Орловского драмтеатра. Там же играла лесковскую «Воительницу».

В обычной жизни Васильева человек простой и старомодный. Вот уже более 40 лет она замужем за одним человеком, а в актерской среде это случай уникальный. Васильева рассказывает: «Мне иногда говорят: «Вера, как ты свою жизнь однообразно прожила. Можно сказать, не влюблялась ни в кого. Всегда оставалась верной женой, даже не кокетничала ни с кем». Но дело в том, что я все проживаю в театре, на сцене. Там у меня есть любимые, я бываю брошена, иногда влюблена. На сцене испытываю многое из того, что не выпало мне в жизни…

В быту я очень уступчивый человек, стараюсь ни с кем не конфликтовать. Хотя в принципиальных вопросах в жизни не иду на компромиссы. Но и не кричу о своих взглядах на каждом шагу. Просто, если какой-то человек мне не нравится, я тихо, спокойно прекращаю с ним отношения…

Я благодарна своему мужу за снисходительность к моей бытовой несостоятельности. Я ведь почти ничего не умею готовить. Разве что щи или кашу. Я котлеты не умею делать, никогда в жизни не испекла ни одного пирожка. Для меня принять гостей — это надо кого-то просить это сделать. Я совсем не уютное, не семейное и не домашнее создание. Когда мы жили в общежитие при Театре сатиры — там Толя Папанов жил с Надей, Татьяна Ивановна Пельтцер со своим отцом, — муж взял для меня домработницу. Она была бывшим поваром и готовила только блюда, которые считала достойными аристократической семьи, например, взбитые сливки… Затем у нас жила сестра мужа…

В жизни у меня ничто ничем не восполняется. У меня, кроме театра, ничего нет. Наверное, я не так много заслужила. Я никогда ничего не добивалась, и иногда мне кажется, что жизнь дала мне больше, чем положено. Я бы не хотела никого обвинять, кроме судьбы и самой себя. Детей у меня нет. Я даже не знаю, жалею я или нет, что нет детей. Животных тоже. Муж не может рано вставать, а я рано не люблю вставать. Я немножко ленивая, люблю поспать, никогда не делала никаких физкультур, не соблюдала диет…

Жаловаться грех — я получаю пенсию, и зарплату, и премиальные… Запросы и у меня, и у моего мужа небольшие. На жизнь хватает…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.