Две трагедии 783-го отдельного разведывательного батальона
Две трагедии 783-го отдельного разведывательного батальона
Этот очерк – единственный в книге, где описываются события, в которых я лично не участвовал, а рассказываю о них по документам и опубликованным ранее материалам.
Трагедия первая – бой в ущелье Шаеста
Прибыв в дивизию и ознакомившись с делами, я узнал более подробно о бое 783 орб, произошедшем почти 2,5 года назад – в августе 1980 года. Как я уже ранее говорил, впервые об этом бое я услышал от генерала В.В. Дунца в 1981 году – тогда начальника разведки ТуркВО.
Это событие по своему накалу трагизма поразило мое воображение. Однако в начале 1983 года живых свидетелей произошедшего в дивизии уже не было, а заниматься историческими изысканиями у меня тогда просто не было времени. Тем не менее я никогда не забывал об этом и, готовя материалы этой книги, постарался обобщить уже известные факты и восстановить картину события.
Что же произошло 3 августа 1980 года в горах Памира провинции Бадахшан на севере Афганистана?
В этот день в Советском Союзе происходило торжественное закрытие Московских Олимпийских игр. Взлетал в небо олимпийский Миша, растроганные зрители вытирали слезы под песню «До свиданья, Москва, до свиданья…» А в это время на земле Афганистана обильно лилась кровь советских солдат.
С 29 июля по 9 августа 1980 года командование 40А проводило Яварзанскую операцию в провинции Файзабад. Надо было взять отроги ущелья Машхад, где, по разведданным, были большие склады оружия и продовольствия. И если само ущелье Машхад было более или менее контролируемым, то многие из его отрогов – Яварзанское ущелье, например, – были «краем непуганых птиц», где «духи» чувствовали себя вольготно. Вход в это ущелье закрывало плато. Слева и справа к этому плато подходили сквозные ущелья. Второй батальон 149 гв. мсп прошел по ущелью Машхад, дошел до плато и занял его. Где-то 30–31 июля они начали штурм Яварзанского ущелья, однако, встретив упорное сопротивление и подошедшие свежие силы «духов», сами были окружены и перешли к обороне.
Вечером 2 августа 783 орб сосредоточился у Кишима и получил приказ выдвинуться на помощь окруженным.
Ранним утром 3 августа три роты 783 разведывательного батальона дивизии с приданными им минометным и гранатометными взводами 149 гв. мсп, саперами, также группами арткорректировки и авианаведения – всего 142 человека под командой командира батальона майора А.К. Кадырова – выдвинулись в пешем порядке (на технике движение было невозможным) на юг от Кишима по ущелью Машхад.
В материалах расследования по этому случаю говорится: «Совершая обход, не обеспечив огневое прикрытие передовыми дозорами с господствующих высот, батальон попал в засаду, устроенную бандформированием главаря Вазира Хистаки. Разведчики оказали ожесточенное сопротивление, и в течение почти суток вели неравный бой в окружении. Только на следующее утро к ним на выручку прибыл мотострелковый батальон 860 омсп, когда душманы уже сами отошли ночью».
В этом бою погибли 49 человек, из них 5 офицеров и прапорщиков разведбата: начальник штаба батальона майор А.В. Жуков, врио командира 1 рр лейтенант В.Н. Сериков, командир взвода лейтенант В.Г. Буров, старшина 1-й роты прапорщик А.Е. Дворский, начальник радиостанции старший сержант-сверхсрочник В.Н. Кузнецов.
Всего же 783 орб потерял убитыми 38, приданные подразделения – 11 человек. Ранено было, по разным источникам, от 47 до 52 человек. Это были самые крупные потери ограниченного контингента в 1980 году.
Командир разведывательной десантной роты 783 орб старший лейтенант Сергей Тарнаев так описывает этот бой:
«Нас, разведчиков, было около 110 человек: 1,2 разведывательные роты (командир 2 роты старший лейтенант Мигунов Сергей, врио командира 1 роты лейтенант Сериков, разведывательная десантная рота, которой командовал я, старший лейтенант Тарнаев Сергей, управление батальона, а также приданные подразделения).
Перед входом в ущелье командир батальона принял решение не выставлять при движении боковое охранение, так как это замедляло движение батальона. Оставили только головную походную заставу – первую разведроту (21 человек), так как к указанному времени мы не успевали выйти в указанный район. Спорить с командиром или ему что-то советовать было бесполезно.
В 6.00 мы вошли в ущелье в указанном ранее порядке. Через несколько часов движения был объявлен привал. Дистанции между ротами были на расстоянии зрительной видимости, где-то 50—100 м. Первая разведрота в ущелье зашла за поворот. Вот тут все и началось. Нас просто ждали. С первых выстрелов я был ранен в голову. Закричали, что меня убили. Меня заменил замкомроты по политической части старший лейтенант Ананьев В.А.
По нам вели огонь с левой стороны с гор по ходу движения. Ущелье было шириной метров двадцать. Мы видели, что обстреливалась и вторая разведрота с управлением батальона, но пробиться к ним мы не могли. Впереди, где находилась первая рота, шла пулеметная и автоматная стрельба, позже слышались разрывы гранат. Только намного позже мы узнали, что первой разведроты уже нет. Они все погибли, остался только один живой солдат, узбек или татарин, не помню – тяжело раненный.
Бой шел на трех участках. Связи не было. Батальонная радиостанция была разбита, начальник радиостанции, старший сержант сверхсрочной службы В. Кузнецов, отстреливался из пулемета и в итоге погиб. На его теле были следы разрывных пуль. Осталась радиостанция только у меня (Р-129), тяжелая, которая перевозилась на ишаке и во время боя была далеко от нас. Стали окапываться и строить укрытия из камней.
Ситуация была очень сложной, огонь очень сильный и плотный, но команды выполнялись четко. Вошли в связь со штабом дивизии. Оттуда обругали нас, как могли, грозились наказать, так как сеанс связи прошел открытым текстом, времени шифровать не было. Нам просто не поверили. Бой длился уже больше часа. К обеду боеприпасы были на исходе, собирали их у убитых.
По ущелью тек ручей, или небольшая горная река шириной где-то 1,5–2 м, глубиной 50–60 см, правый берег высотой 50–60 см. Несколько солдат и я укрылись там. Огонь уже велся и с правой стороны ущелья. Мы были закрыты только с одной стороны. Вода была ледяная. К нам пристрелялись. Мы находились на близком расстоянии от противника.
В полдень прилетели вертолеты. Стали сбрасывать нам цинковые ящики с патронами. Много патронов было поврежденных, так как сбрасывались с большой высоты. Но огневой поддержки практически не оказали, боялись задеть нас. Уж очень близко были от нас душманы. Пробовали выслать группу из моей роты на левый склон, но их сразу же остановили огнем. Погибло несколько человек, в том числе заместитель командира взвода сержант Н. Бричник. Группу возглавлял командир первого взвода лейтенант Николай Лось.
Надо было уходить, и мы получили такую команду. Убитых решено было не выносить, да мы просто и не могли физически это сделать.
C небольшой группой я пытался проверить маршрут отхода из ущелья. Но, пройдя метров пятьдесят, мы опять попали под сильный огонь и потеряли еще несколько человек.
К вечеру бой утих, стреляли редко, но присутствие душманов мы чувствовали. Окопались и ждали очередного нападения, так как они обычно нападали ночью. Ночь была бессонная. Сверху что-то кричали.
Утром мы вышли, нас уже ждал командир дивизии (или начальник штаба, не помню). Я ему доложил обстановку. Раненых на вертолетах отправили в Кундуз на аэродром, тяжелораненых сразу перегрузили в Кундузе с вертолетов в самолеты и отправили в госпиталь в Ташкент. Я оказался в Ташкенте.
Уже позже мне говорили, что мы вели бой с душманами и подразделениями регулярной армии Пакистана. Правда ли это? Не знаю. Потери были очень большие. Погиб полностью личный состав 1 рр вместе с двумя офицерами (Буров и Сериков), начальник штаба батальона – капитан Жуков, начальник радиостанции сверхсрочник старший сержант В. Кузнецов, старшина роты прапорщик Дворский, зам. командира взвода сержант Н. Бричник и многие другие. Ранены – командир 2 рр ст. лейтенант С. Мигунов, командир разведывательной десантной роты ст. лейтенант С.Г. Тарнаев, офицер-политработник батальона, к сожалению, фамилию не помню, и другие солдаты.
Кстати, местный житель, встреченный у входа в ущелье, предупреждал нас, чтобы мы в глубь не ходили. Факт такой был, я это помню, я его лично видел. Но ему не поверили…»
Участник боя, старший радиотелеграфист-разведчик К.А. Арефьев, рассказывает: «3 августа наша разведывательная десантная рота в полном окружении вела бой с превосходящими силами душманов, напавших на нас внезапно. Командир моего взвода старший лейтенант Н. Лось послал боевую группу из 5 человек под командой своего заместителя сержанта Николая Бричника с задачей уничтожить группу душманов на противоположном склоне ущелья, так как под их огнем оказалась почти вся наша рота.
Мы начали подъем под прикрытием огня остатков роты. Сами тоже вели огонь по огневым точкам «духов». Бричник, я и Сергей Тимуков залегли за камнями и прицельным огнем уничтожили несколько человек. Дальше мы начали продвигаться вверх, уклоняясь от падавших камней-валунов, которые душманы начали на нас сбрасывать. Ведя огонь и прикрывая друг друга, мы поднялись достаточно высоко. Однако впереди был отвесный выступ, и чтобы его преодолеть, надо было встать во весь рост и подтянуться на нем. Огонь по нам велся очень интенсивный, пули ложились рядом, осколки камней били по лицу и телу.
Вскоре Тимуков был убит, а я ранен в руку. Пытаясь как-то себя перевязать, я спрятался за валун, вскоре ко мне подполз Бричник. Стрельба несколько стихла, душманы, видимо, решили, что мы все погибли, и решили забрать наше оружие. Мы наблюдали за ними, не открывая огня. И только тогда, когда они приблизились вплотную, мы вскочили и в упор расстреляли несколько врагов. Однако с противоположного склона ущелья душманы немедленно открыли по нам бешеный огонь. Бричник упал, я получил еще два ранения и кубарем скатился вниз. Сколько времени я там лежал, не знаю, так как периодически терял сознание. Когда наши стали меня укладывать на плащ-палатку, я сказал: «…заберите Николая и Тимукова». Мне ответили, что оба они убиты. В этом бою я получил три ранения и повреждение позвоночника».
Командир мотострелковой роты 860 омсп Сергей Кашпуров (Файзабад) вспоминает: «Мою роту и управление от штаба батальона под утро высадили с «вертушек» (хотя мы готовы были с вечера). Совершив марш, мы вышли к месту, когда уже все было закончено. Очень много было убитых и раненых из разведбата. Мы их почти весь день грузили в «вертушки» и собирали, что осталось. Нашли только одного убитого «духа», и того – «свежего». Может, мои ребята замочили. Остальные, набрав оружия, ушли еще ночью. Может, я из-за давности ошибаюсь, но не помню, чтобы там были сарбозы (афганские солдаты) или кто-то еще. Во второй половине дня подошли еще наши, не знаю, из какой части. Я сам лично нашел рабочую карту командира разведбата, но у меня ее сразу забрал особист. Очень много было погибших, которые сами подорвали себя гранатами. Вот, в принципе, и все, что я помню.
Может, было бы все по-другому, если бы нас выкинули с вечера. А то мы всю ночь просидели возле вертушек в полной готовности. Мое личное мнение – в это ущелье мог сунуться только полный идиот: узкое, посредине течет ручей, склоны крутые и в «зеленке». А ведь мог пройти по хребтам, я там со своими все облазил – нормально ходили. И все ущелье как на ладони, и деться некуда – склоны крутые. С этих хребтов их и расстреливали, там были «духовские» лежки и гильзы.
А еще помню раненого бойца из разведывательного батальона. Мои ребята на плащ-палатке его тащили, а он повторял: «Чабан говорил комбату – там душманы». Дальше не слышал. Вот такие дела. А сам-то комбат жив? Если да, то почему карту потерял? Я ее нашел на входе в ущелье».
Старший лейтенант А. Воловиков, командир 1 разведроты 783 орб в 1980 году, рассказывает:
«…Я в это время находился в отпуске. Когда прибыл в Душанбе, то в городке меня считали погибшим. Узнав, что погибла моя рота, а я командовал первой ротой, вылетел в Кундуз. В этот день погибло сорок семь человек и ранено сорок девять.
Кадыров повел батальон по ущелью к саду, где «духи» зажали мотострелков. Бронетехника там не могла пройти.
Походный порядок – 1 рота, 2 рота, 3 рота. Комбат Кадыров и штаб батальона были со второй ротой.
Первая рота залегла на открытом месте, вторая сумела частично укрыться под деревянным мостиком. Кадыров был легко ранен в руку, пуля также попала ему в каску. Ночью «духи» спустились и собрали оружие убитых. Был один раненый узбек, он притворился мертвым, видел, как они добивали раненых и собирали оружие. Утром «духов» не оказалось и, как мне потом сказали, сняли блокаду того батальона в саду, к которому наши вышли на помощь.
Кадыров, по слухам, имел сведения о засаде, но не поверил местному жителю (чабан сказал, что вас там, на подходе к саду, ждут), не организовал походное охранение по гребням ущелья. Позже Кадыров ссылался на то, что маршрут ему «пробили» в штабе дивизии по карте, карандашом, именно по ущелью. Кадырова не судили, понизили в должности до начальника штаба (вместо погибшего капитана Жукова), и он еще полгода служил в батальоне».
(По книге А. Рамазанова «Последний легион империи»)
По рассказам солдат, эвакуировавших тела погибших разведчиков, двое из них были разорваны взрывами гранат: герои подорвали себя вместе с окружившими их душманами. Удалось установить их имена: это сержант С.Ю. Власов из Свердловска и ефрейтор А.И. Данилов из Ленинграда. Оба они посмертно награждены орденами Красной Звезды, как и почти все погибшие. А за точно такой же подвиг старшие сержанты А.А. Мироненко и Н.П. Чепик из 317 пдп 103 вдд в феврале 1980 года, а также рядовой Н.Я. Анфиногенов из разведроты 181 мсп 108 мсд в ноябре 1983 года были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.
Ефрейтор Л.Н. Сергеев закрыл собой раненого командира роты и погиб от выстрела в упор. Он, единственный из всех участвовавших в бою, был посмертно награжден орденом Красного Знамени (ефрейтору А.В. Корявину из разведроты 357 пдп 103 вдд за точно такой же подвиг в мае 1985 года было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза).
Так что как минимум трое разведчиков 783 орб в этом бою совершили геройские подвиги, достойные самого высшего звания в СССР – Героя Советского Союза!
Эти дни – 1–3 августа, были вообще самыми «черными» за всю афганскую историю не только разведбата, но и всей 201 мсд, потому что тогда дни понесли значительные потери и подразделения 2 мсб 149 гв. мсп в саду у кишлака Яварзан километрах в 5–6 от места трагедии разведбата. Они были меньшими, чем у разведчиков, но тоже немалые – 17 убитых. Общие же безвозвратные потери тогда в дивизии составили 66 человек и ранеными свыше 100.
Командование дивизии попыталось найти «стрелочника» и во всем обвинило командира батальона майора А.К. Кадырова, командовавшего в этом бою. Однако руководитель оперативной группы МО СССР генерал армии С.Л. Соколов нашел более крупные фигуры виновных, и с должности «полетели» не только Кадыров, но и командир дивизии полковник В.А. Степанов, начальник штаба дивизии полковник Д. Стасюк и еще некоторые должностные лица. Начальника разведки дивизии подполковника В.Е. Шпилевского не тронули, не нашли на нем вины. Он погиб в бою под Кундузом почти через 3,5 месяца – в ноябре 1980 года.
Судьба непосредственных виновников этой трагедии – кишимских главарей Вазира Хистаки и Забета Хайдара, а также их банд общей численностью около 80 человек оказалась незавидной.
Поскольку такой разгром подразделений ОКСВА набрал широкий политический резонанс, всем властным силовым структурам на севере Афганистана было приказано немедленно уничтожить эти бандформирования. Вскоре это было сделано с азиатской жестокостью и изощренностью.
Органы госбезопасности (ХАД) заслали в банду Вазира Хистаки своего человека, и он в удобный момент так удачно накормил всех отравленным пловом, что сам главарь и большинство его «воинов Аллаха» (около 40 человек) быстро отправились в райские сады. Несколько оставшихся в живых, поняв, что их тоже ожидает подобная участь, потихоньку разбежались, и банда перестала существовать.
Банда Забета Хайдара была также разгромлена подразделением ХАД в 1981 году, большинство бандитов, как и их главарь, были убиты.
Об этом я узнал зимой 1984 года в уездном отделе ХАД Кишима, где был по делам службы и разговаривал с их начальником об этом случае.
Сейчас, детально изучая подробности боя, я пришел к выводу, что многое там неясно: ведь даже само количество погибших в этом бою, по разным источникам, колеблется от 45 до 49 человек. Я абсолютно убежден в том, что даже само место, где все это произошло, нашим командованием было определено неправильно.
Сейчас это, конечно, особой роли не играет. В принципе, какая разница – ущелье Шаеста, или любое другое ущелье? Однако раз уже это название офциально вошло в историю, то пусть оно так и будет.
Но все же, ради правды, скажу, что одноименные гора (отм. 3408), ущелье и река Шаеста находятся от района реального боя восточнее километрах в 20. Видимо, в боевом донесении было неправильно указано место боя.
Эта ошибка перекочевала в другие документы, в частности в книгу начальника разведки Сухопутных войск генерал-лейтенанта Ф.И. Гредасова «Опыт ведения разведки в горах», изданной в Академии им. М.В. Фрунзе, где оно указано вообще в районе восточнее Файзабада, где наши войска никогда не бывали.
Считаю ошибкой и утверждение писателя А. Рамазанова, что место трагедии – Тишинское ущелье, между горой Шаеста и кишлаком Карасдех. Достаточно посмотреть на карту, чтобы определить, что это неправильно. Как разведчики могли там оказаться и что им там было делать, если их задача была идти на кишлак Яварзан? В книге есть карта этого района, подтверждающая мои выводы.
Так что, по моему убеждению, действительное место трагедии – ущелье в одном из западных отрогов долины Машхад, северо-западнее километра на 3–4 от кишлака Яварзан (12–13 км южнее Кишима).
И последнее. По сообщению российской прессы, 15 февраля 2011 года делегацией ветеранов-десантников 345 опдп и 56 одшбр был установлен памятный знак павшим на высоте 3234 под городом Хост на месте боя 9 роты 7–8 января 1988 года.
Верю в то, что когда-нибудь, пусть и в далеком будущем, на месте гибели разведчиков 783 орб тоже будет поставлен памятный знак, а может быть, и обелиск.
Трагедия вторая – десант на гору Яфсадж
Сухие строчки хроники Афганской войны сообщали: «В горном массиве Мугулан, Чольбахир, Тали-Гобанг, ущельях Джарав и Явур провинции Тахар развернулись активные боевые действия по захвату укрепрайона и перевалочной базы главаря крупной банды Кази Кабира (судьи Кабира) – Мохаммада Кабира Марзбона, его складов вооружения и боеприпасов, уничтожению членов вооруженных формирований моджахедов.
В ходе операции имело место событие, связанное с ожесточенным боем 783 орб 201 МСД и отрядом партии ИОА полевого командира Кази Кабира…»
Что же случилось 17 июня 1986 года в высокогорном районе уезда Ишкамыш?
Рассказывает участник боя Петр Васильевич Корытный – полковник в отставке, командир 783 отдельного разведывательного батальона с февраля 1985 по сентябрь 1986 года.
«В период с 15 по 20 июня 1986 года 783 орб в составе 201 мсд участвовал в армейской операции под кодовым названием «Маневр» в районе населенных пунктов Ханабад, Талукан, Ишкамыш, что на северо-востоке Афганистана.
В ходе первого этапа операции части нашей дивизии: четыре мотострелковых батальона неполного состава 149 гв, 122 и 395 мотострелковых полков, смешанный артиллерийский дивизион – реактивной и ствольной артиллерии 998 артиллерийского полка, отдельные подразделения 541 инженерно-саперного батальона, 252 батальона связи, батальона материального обеспечения, 114 огнеметная рота и другие мелкие подразделения совершили марш, и к исходу 15 июня охватили город Талукан со всех сторон, закончив его полное окружение.
Задача: обеспечить афганским силам безопасности и Царандоя прочесывание города, фильтрацию местного населения на предмет поиска моджахедов и сбора разведывательных данных, необходимых для второго этапа войсковой операции.
Подразделения 56 отдельной десантно-штурмовой бригады и одного из парашютно-десантных полков 103 гв. вдд проводили частную операцию в другом месте. Все это было проведено с отвлекающей целью, чтобы «непримиримые» думали, что следующий шаг у «шурави» – город Файзабад, проводка колонны и обеспечение дислоцируемого там 860 отдельного мотострелкового полка всеми видами снабжения и довольствия.
В течение следующего дня 201 мсд вела «чистку» Талукана вместе с афганцами. Разведывательный батальон 16 июня 1986 года рано утром совершил пятикилометровый марш в южном направлении, и сосредоточились в предгорьях для пополнения боеприпасов, продовольствия, воды и заправки боевой техники.
Разведбат был обеспечен всем этим в первую очередь, так как часть гусеничной техники прибыла в район пополнения немного позже (они вместе со мной обеспечивали проход колесной техники через огромнейший овраг или старое русло реки, не помню, но эта «переправа» работала не долго – я в срочном порядке был вызван на подвижный ЦБУ (центр боевого управления) дивизии для получения боевой задачи).
Не успев, как говорится, отдышаться, правда, мои связисты успели заправиться, разведбат получил задачу – обеспечить проводку главных сил 40 армии, участвующих в операции «Маневр», по сухому руслу реки в район кишлака Ишкамыш. Роль авангарда в этом 25-километровом марше мы выполняли с подразделениями инженерно-саперного батальона, вместе с его командиром подполковником Григорьевым.
Совершив марш по своему маршруту и достигнув намеченного пункта, разведбат еще какое-то время выполнял охранные функции, пока все армейские силы не втянулись в долину. Далее в срочном порядке были развернуты ЦБУ армии и дивизии, выставлено охранение. Начальник связи батальона старший лейтенант Валерий Мартынюк, во время получения мной боевой задачи на десантирование, также успел развернуть в «боевое» положение нашу БМП-1КШ, которая в последующем сыграла незаменимую роль в организации связи между абонентами «комбат» – «плацдарм» и далее «комбат» – «руководство». Это был наш ретранслятор.
Получив приказ на десантирование в первую очередь, а параллельно были подготовлены две площадки десантирования: одна для 201 дивизии, другая для остальных десантных частей армии, батальон вместе с приданными подразделениями приступил к подготовке для действий в десанте.
Весь личный состав, исходя из норматива посадки по 12 человек с полной амуницией в вертолет «МИ-8», был разделен на 10 «бортов», т. е. всего на 110–120 человек. (Для справки: разведбат – по штату 348 человек, рота радио и радиотехнической разведки не привлекалась, экипажи танков и БМП остались с техникой плюс больные и раненые на излечении, отпуска, вакансии и так далее, короче – в десанте разведчиков было порядка 90 человек, кроме них еще минометчики и саперы).
С утра 17 июня, чуть ли не с рассветом, мы были на посадочной площадке. Прилетели «вертушки», командир эскадрильи побежал на ЦБУ дивизии для получения задачи, а все, и я со своим «управлением» (часть взвода связи, командир артдивизиона – артиллерийский корректировщик при мне со своими двумя связистами) начали посадку в вертолеты.
Как и было положено, мы сели в вертолет командира эскадрильи. После его возвращения мы немного познакомились, перекурили, посмотрев по сторонам – «пеших» уже никого не было видно. Тогда я залез в вертолет, за мной комэска, борттехник убрал подножку и закрыл дверь. После того как летчики заняли места у штурвалов, я зашел в кабину и сел на откидное сидение между ними (место борттехника), подготовив карту с боевой обстановкой для контроля за маршрутом.
Однако комэска меня быстро-быстро оттуда попросил, прикрываясь: «не положено». По команде все «борта» поднялись в воздух и парами пошли в район десантирования.
Наш вертолет был где-то в середине. Мечась от борта к борту в десантной кабине, я сначала пытался через иллюминаторы отслеживать маршрут полета, но, в конце концов, из-за постоянных виражей потерял ориентировку.
Через 15–20 минут полетного времени началось снижение для десантирования. Первыми зависли четыре «вертушки» (маленькая площадка больше не позволяла), и уже сверху стало видно и ясно, что десантирование происходит под плотным огнем моджахедов. Одна «вертушка» рухнула с 10-метровой высоты и при падении загорелась.
Летчик вертолета – командир звена 335 обвп капитан Герасимов В.С. – все же сумел посадить загоревшуюся машину и тем самым спас находившихся в ней разведчиков.
Было видно, как весь десант разбегался и занимал второпях оборону. Командир эскадрильи сразу прекратил десантирование и дал команду всем «бортам» на возвращение на площадку подскока (мои крики, ругань и удары прикладом автомата в дверь пилотов ничего не изменили), а наш вертолет набрал высоту, и некоторое время барражировали над завязывающимся внизу боем. Топливо кончалось и мы «ушли» тоже, мысленно прощаясь с ребятами. Что будет с ними?
Сели мы уже не на своей площадке, как все остальные наши «борта», а на второй, предназначенной для десантирования частей не нашей дивизии. Видимо, график десантирования для летчиков преобладал в первую очередь, либо он (комэска) и здесь «промахнулся», а может быть, сделал это в отместку мне. Расстояние между площадками подскока было около километра, так что я со своим «управлением» с его всей амуницией и ящиками с боеприпасами шел до ЦБУ дивизии минут 15–20. Жара была в самом разгаре.
Бросив все свое снаряжение, я бегом побежал на ЦБУ искать начальника разведки и начальника штаба дивизии (разведывательный батальон непосредственно подчинялся им). Начальник штаба дивизии был на управленческом БТР Р-145 «Чайка» и вместе с руководителем полетов руководил десантированием мотострелковых батальонов дивизии.
Я попросил НШ дивизии спуститься вниз с БТРа, чтобы доложить обстановку, но это произошло минут через пять, там тоже, видимо, что-то было не гладко. А до этого ко мне прибежал начальник связи батальона старший лейтенант В. Мартынюк и, размахивая руками, сильно крича и ругаясь, пытался что-то невнятно доложить. Первое, что было понятно – наши четыре «борта» (а это 40–45 человек) вели неравный бой в горах с превосходящими силами противника, есть много убитых и раненых.
Был «единственным» на связи, и, как потом стало известно, руководил этой сводной группой командир взвода 1 разведроты лейтенант Артур Ванеев (а где были НШ батальона и командиры рот? Из них двое в первый день были ранены, а замполит разведывательной десантной роты лейтенант Юрий Тропашко погиб).
Доложив наконец-то обо всем начальнику штаба дивизии полковнику О.Н. Волобуеву, я потребовал немедленно отправить остатки батальона к высадившемуся десанту. Но получил ответ: «Идет десантирование других батальонов, свободных «бортов» нет, да график и так нарушен». На мой повторный вопрос: «Но там же люди гибнут?», начальник штаба прикрикнул: «Иди к себе и жди! Не мешай».
Но я не ушел, а залез на БТР НШ. Это «жди» превратилось часа в два. Начальник связи батальона сделал мне выносную гарнитуру на довольно длинном проводе, чтобы, находясь на БТР НШ дивизии, я мог «слышать» лейтенанта А. Ванеева (он уже был ранен в ступню) и хоть как-то владеть обстановкой на плацдарме. В данной ситуации мне оставалось только слушать и подбадривать его. Просил держаться и по возможности беречь людей.
По истечении двух часов наконец-то дошла очередь до нас. Мы заняли места в «вертушках» и пошли на взлет. Незадолго до этого на ЦБУ дивизии просочилась информация, что одна из «вертушек» разведбата сбита и упала в районе выс.1602 (это первоначальное место сброса батальона, согласно плану боевой задачи). Но какой «борт»? Если я за два часа раз десять уже проверил: «кто, где и сколько?»
Подлетев к плацдарму, видим – внизу идет бой. Наш вертолет ушел за склон, завис на высоте 3–4 метров практически над кручей, и борттехник начал толкать нас в люк. Я пытался кричать «ниже», но потом понял, что винтами можем задеть склон. Мы сначала бросали мешки, ящики с боеприпасами (взяли их для тех, кто там уже вел бой).
При десантировании с такой высоты многие повредили свои конечности, я сильно выбил большой палец левой руки, до сих пор кривой. Мой мешок «улетел» вниз, найдут его связисты только поздно вечером, а пока начальник связи делился всем со мной (остальные «борта» десантировали моих разведчиков в аналогичной ситуации). В углу вертолета остался лежать крупнокалиберный пулемет НСВТ «Утес».
Это был пулемет 2-й разведроты, той группы, которая десантировалась первой. Борттехник вертолета проявил себя настоящим «вышибалой», только вот пулемет так и не удосужился сбросить. Знающий поймет, что такое остаться без «Утеса» в данной обстановке? После этой операции данный пулемет «нашелся» в Джелалабаде, куда летали за ним мои разведчики. Значит, «бросал» нас местный 335 отдельный вертолетный полк.
После приземления мы с управлением батальона поднялись немного вверх, чтобы по возможности было видно все плато. Перед нами оказался второй подбитый вертолет, по которому «духи» вели прицельный огонь, чтобы его поджечь (керосин выливался из баков большим ручьем).
Окончательно поняв, что нас всех выбросили в другое место (как выяснилось потом – около 8 км ближе), а это я предположил еще при первом заходе (да и «вертушка» объявилась какая-то, загадочно сбитая в другом месте?), я достал карту и сказал В. Мартынюку быть между мной и арткорректировщиком – командиром дивизиона (подполковник – Вячеслав, фамилию не помню) как бы судьей по определению координат нашего местонахождения.
По готовности, мы поставили свои карандаши в точки своих определений, и Мартынюк проверил нас – обе точки совпали. Тогда я первый раз вышел на ЦБУ и доложил местонахождение разведбата, но мне, конечно, никто не поверил, да и интересовало все руководство тогда только одно: сколько у нас «200-х (убитых)» и «300-х (раненых)»? Чтобы не сгореть вместе с подбитым вертолетом, мы срочно перебрались в другое место. Я организовал отправку боеприпасов теми, кто десантировался первым и вел огонь по «духам», засевшим вверху на перевале, а также вниз в ущелье по дувалам, где было замечено их передвижение.
Начало темнеть, плотность огня уменьшилась. С полной темнотой, я со своими связистами обошел все подразделения, все позиции, задачи уточнял на месте. У лейтенанта Володи Цыбулина задержался, уточнял свое решение на дальнейшие действия.
Решили глубокой ночью его взводом пройти низиной, «мертвым пространством», и попытаться выбить душманов с первого рубежа горной гряды, чтобы уже с рассветом как-то влиять на исход боя, а не быть очередной раз просто мишенью.
Мы собрали всех убитых и раненых в одно безопасное место, где начмед батальона Сергей со своими санитарами начал оказывать квалифицированную медицинскую помощь тому, кому ее не оказали ранее. Собрали также все оружие, снаряжение и другую амуницию. Организовал охранение. Связистам поставил задачу на оборудование НП и пошел опять во взвод В. Цыбулина, чтобы осуществить дерзкую вылазку. Едва только подошел, командир взвода доложил мне, что меня разыскивают по связи с ЦБУ. А тут и Мартынюк прибежал с радиостанцией «Р-108».
Я вышел на связь, дежурный радиотелефонист ответил, что соединяет с «01». Руководитель операции, заместитель командующего 40А генерал Г.Г. Кондратьев очередной раз запросил наши координаты.
Не удовлетворившись моим ответом, он приказал обозначить наше место нахождения осветительной ракетой повышенной мощности. Я ответил, что не могу этого сделать по причине соприкосновения с душманами (мы перегруппировывались и были как на ладони у «духов») и ввиду того, что собираюсь сделать вылазку. Слышимость была плохая, ведь до ЦБУ было более 30 км, приходилось громко разговаривать, почти кричать в гарнитуру. Я начинал понимать, что у меня с моей затеей ничего не выйдет. Моджахеды тоже не дремлют!
Предпоследнее, что я ответил: «Что вообще может вам дать ракета на таком расстоянии?» Далее началась просто бранная перепалка.
Что меня было искать такими методами, если батальон 149 полка «сидел» на высотах через ущелье почти напротив меня? После неудачной попытки взять высотку разведгруппа взвода была встречена плотным огнем, скатилась в низину. Пришлось, как говорится, «ударить со всех стволов» по горизонту, чтобы их оттуда «вытащить».
Утром я занял НП, но это громко сказано, что можно было сделать трем – четырем человекам за четыре часа в скальном грунте? Теперь все мои были как на ладони. И я стал хорошей мишенью для духов. В той обстановке просто нельзя было по-другому, на это было много веских причин.
Душманы открыли сильный прицельный огонь, из минометов тоже – значит, ночью они тоже перегруппировывались и подтянули свежие силы. Огонь нарастал, мы тоже ударили приданными минометами, но мин было всего около двух десятков штук. Стало совсем «жарко». Раненых много, медицинскую помощь, как это положено, оказать им не могли, вода и боеприпасы на исходе.
В этой ситуации решение напрашивалось только одно – вызвать авиацию, нанести бомбовые удары по господствующим высотам и перевалу, а затем под прикрытием дыма и пыли посадить «вертушки» для сброса боеприпасов, воды и загрузки раненых и убитых.
Вышел по связи на ЦБУ, чтобы доложить свое соображение, но там даже слушать об этом никто не хотел. Всех опять интересовало больше количество убитых и раненых. Я продолжал упрашивать, говорил, что мне тут виднее, что все обязательно получится, в конце концов, перешел на «другой», более понятный разговор. Но ответ был один – вы находитесь в минимальном соприкосновении с противником!
Я снова и снова пытался объяснить, что это надо обязательно сделать. Аккумуляторы садились, слышимость стала хуже, я вытащил радиостанцию из окопчика и поставил на бруствер, на какое-то время связь улучшилась.
Тут я и был ранен в голову, видимо, потерял боевую настороженность, а «духовский» снайпер наоборот пристрелялся, до этого много пуль просвистело над головой.
Вячеслав (подполковник-артиллерист) наложил мне повязку, а врач батальона Сергей вколол промедол. Обо мне доложили на ЦБУ, затем я слышал, как подполковник Александр Скородумов, командир 149 полка, справлялся о моем ранении по связи.
Но все же скоро прилетела пара «грачей» (штурмовиков СУ-25) и по нашим целеуказаниям (пулеметным трассам и ракетам) отбомбилась. Затем под прикрытием двух «крокодилов» (МИ-24) села пара вертолетов Ми-8, началась эвакуация раненных и убитых. Меня тоже положили на плащпалатку и четверо солдат отнесли в вертолет, я еще немного передвигал ногами, пытаясь им как-то помочь.
Потом были медсанбат (Кундуз), армейский госпиталь (Кабул), окружной госпиталь (Ташкент), далее клиника Филатова в Одессе. В Ташкенте приезжали ко мне два раза офицеры из штаба ТуркВО, видимо, было указание меня проведать (я их не знал), и бойцы из взвода связи нашего разведбата, после демобилизации. Они рассказали, что знали о том, что было дальше и чем все закончилось.
Сообщили, что на другой день на выручку батальону десантировались подразделения 56 гв. одшбр, один батальон и разведрота 149 мсп спускались в ущелье Джарав под нами справа для прочесывания.
В ущелье были найдены трупы моджахедов, много оружия и боеприпасов. Но все указывало на то, что ночью все же основным силам моджахедов удалось успешно уйти через перевал на Талукан и отрог, который был под нами сзади, в другое ущелье Явур, взяв с собой все, что можно было унести.
Если бы 56 бригада десантировалась раньше, как было запланировано первоначально, то было бы, наверное, все иначе. Но им тоже хорошо досталось в другом районе, и по времени произошло смещение, короче, график выполнения боевых задач был полностью сломан. Да и, если честно, такого сопротивления никто не ожидал, ведь на прошлой Ишкамышской операции в 1984 году потери были единичными.
В этой же операции потери нашего 783 отдельного разведывательного батальона составили: убитыми – 21, ранеными – 36. Однако потери были и в других частях, принявших участие в операции. Сколько всего? Я не знаю, так как был эвакуирован в госпиталь и в дивизию больше не вернулся.
Вот что может произойти из-за ошибки высадки! Даже на недавних встречах ветеранов батальона высказывалось предположение, а что если командование использовало нас в «темную», т. е. на «живца»? Хотя едва ли.
В Ташкенте, в госпиталь ко мне приезжал следователь военной прокуратуры, и снял с меня показания. Недавно я узнал, что командир эскадрильи все же был осужден военным трибуналом сроком на 10 лет».
Говорит участник боя, пулеметчик 1 рр сержант Олег Мухин: «…на плацдарм я высадился со второй группой десантников вместе с командиром батальона. Мы уже знали, что там идет жесточайший бой, и я был внутренне готов к нему. Вертолеты не садились, высадка происходила «по штурмовому», т. е. с зависания.
Грохнувшись на землю со своим пулеметом, коробками с патронами и всей амуницией, я быстро пришел в себя и осмотрелся. С трех сторон были отвесные скалы, душманов не было видно, однако их огонь был плотным. Я наугад тоже начал стрелять. Потом «засек» вспышки выстрелов и пыль, стал вести огонь прицельно. Вскоре отметил, что мой огонь не остался душманами не замеченным. Вокруг засвистели пули, мне пришлось немедленно менять огневую позицию.
Чтобы как-то снизить эффективность «духовского» огня, весь наш десант рассредоточился на местности небольшими группами и одиночками, рядом со мной был разведчик из 2-й роты Андрис Ариньш.
В нескольких десятках метров от нас вел огонь другой пулеметчик – Александр Зюзин. Удачно выбрав огневую позицию, он прикрывал наши действия, а я прикрывал его. Уже раненый, он продолжал вести огонь, пока ему не стало совсем плохо, и пулемет его взял замполит нашей роты старший лейтенант Вячеслав Манахов.
Так прошел остаток дня: в бесконечной стрельбе, перебеганиях и переползаниях. В перерывах между стрельбой мы с Андрисом лихорадочно заряжали пулеметные ленты, так как каждой из них хватало всего на несколько минут боя. Утром следующего дня меня, Андриса и Манахова ранили, однако наши пулеметы продолжали вести огонь уже с другими расчетами.
На следующий день, где-то в 14–14.30, на противоположном склоне начал высадку еще один десант, как я потом узнал – десантники из 56 гв. одшбр, но стрельба со стороны душманов велась уже слабо, после утренних авиаударов большинство из них ушли в другие ущелья…»
Рассказывает член экипажа капитана В.С. Герасимова – летчик-штурман капитан В.А. Щеглов: «При посадке еще в воздухе наш вертолет был подбит, машина загорелась, двигатели не работали. В этих условиях командир сумел все же посадить ее на площадку и тем спас жизнь экипажу и 12 десантникам. Убедившись, что десант покинул борт, командир, я и бортовой техник прапорщик В.В. Харитонов выпрыгнули на землю и вместе с десантом приняли бой с душманами на «пятачке».
Бой продолжался целый день. В.С. Герасимов был четырежды ранен и ни на минуту не оставлял место боя и экипаж. Я и Харитонов тоже были ранены. Лишь поздно вечером десанту удалось подавить огневые точки противника и под обстрелом забрать с площадки наших оставшихся в живых и тех, кто погиб… Утром пришли вертолеты, взяли всех убитых, в том числе и нашего командира…»
Слово генерал-майору в отставке В.А. Кокорину – тогда начальнику разведки 40А, непосредственно принимавшему участие в операции «Маневр».
«Хорошо помню эту операцию в июне 1986 года. Суть операции заключалась в проводке крупной тыловой колонны в г. Файзабад с горючим, боеприпасами, продовольствием и имуществом для 860 омсп, дислоцированного там, и властей провинции Бадахшан. В колонне было более 200 автомобилей и нашей задачей было не допустить нападений на нее.
На первом этапе наши войска окружили гг. Ханабад и Таликан (так он обозначался на наших картах, хотя местные жители называли его Тулукан) и основательно их «прочистили».
Колонна успешно проследовала к месту назначения и основные силы, участвовавшие в операции, совершив 30-км марш на юг в район уездного центра Ишкамыш, сосредоточились там.
Наступил второй этап операции – рейдовые действия в высокогорном районе с целью разгрома банд ИОА Ахмад-Шаха Масуда и уничтожения находящихся там баз и складов мятежников.
Основным способом действий были избраны тактические вертолетные десанты, так как высокогорная местность с высотами от 2 до 4 тыс. метров не позволяла нам использовать боевую технику, а двигаться туда в пешем порядке не имело никакого смысла ввиду невозможности внезапных действий.
Было подготовлено 5 десантных групп силами до батальона каждая: 3 – от 201 мсд (149 гв, 395 мсп, 783 орб), 2 – от других соединений 40А (357 пдп 103 вдд, 56 гв. дшбр).
В связи с ограниченным количеством вертолетов (около 40 МИ-8 из Кундуза и Джалалабада) высадка десантов планировалась в два этапа: в первый день 17 июня высаживались десанты 201 мсд, во второй день 18 июня – все остальные.
С первых часов все пошло не по плану. 783 орб был ошибочно высажен не в запланированный район, а ближе где-то на 8 км. Так как авиация перед этим бомбила и штурмовала только запланированные районы, то первая волна десанта разведчиков высаживалась на абсолютно не подавленного противника. Да и разведывательных данных о наличии такового в районе этой случайной высадки не было.
Положительным в этом случае было только то, что из-за малых размеров площадки на посадку пошли всего четыре вертолета, два из которых были немедленно сбиты у земли. А если бы их было 6 или 8?
Высадка была немедленно прекращена, вертолеты вернулись на площадки посадки, высадили личный состав десанта и ушли на дозаправку топливом.
Командир вертолетной эскадрильи так и не понял, куда он высадил десант, поэтому командование послало в район запланированной высадки (а не реальный) группу самолетов-штурмовиков, которые опять нанесли повторные удары по пустому месту.
Только уже через несколько часов, во втором вылете, не долетев еще до места высадки, летчики (уже совсем другие экипажи) внезапно обнаружили на земле две сбитые (одна из них горела) «вертушки», увидели наших солдат, ведущих оборонительный бой, и по требованию командира разведбата под огнем «духов» высадили основную часть десанта.
Командир вертолетной эскадрильи, видимо, понял свою ошибку, но никому об этом не доложил. Спасал свою шкуру, думал, видимо, что пройдет незаметно.
И опять на КП дивизии продолжали ошибочно считать, что десант высажен правильно, пока командир разведывательного батальона по радио не убедил их в том, что они находятся совсем в другом месте. На это ушел весь остаток дня 17 июня.
Только утром 18 июня в действительный район боя были направлены штурмовики СУ-25 и боевые вертолеты МИ-24, которые десантом были наведены на цели. После ударов, как и всегда, душманы стали уходить. Появилась, наконец, возможность эвакуировать раненых и убитых. Их, к сожалению, оказалось много…»
Как видно со слов участников событий, десант был высажен не на гору Яфсадж, а совсем в другом месте – в ущелье близ к. Яхчон-Хурд (отм. 3096), что северо-западнее почти 8 км от запланированного района.
Эта ошибка сыграла решающую роль в неуспехе действий десанта, так как там были расположены основные огневые средства банды Кази Кобира, о чем наши войска не знали.
Р.S. Все опубликованные фотоснимки десанта проявлены и напечатаны начальником связи разведбата старшим лейтенантом Валерием Мартынюком из фотоаппарата погибшего в этом бою корреспондента газеты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.