Бежать из «Моссовета»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Бежать из «Моссовета»

— Я знаю, сегодня я играла отвратительно. Не спорьте со мной! Вы же не представляете, чем в этом сезоне стала для меня «Сэвидж» — мукой!..

Началось с Ленинграда. На роль Тайта ввели актера, которого Ф. Г. прозвала «рука Москвы». Он суетился на сцене и то и дело спрашивал: «Мама, де деньги?» Именно так- «де» вместо «где»!

С открытием нового сезона вводы посыпались один за другим. В том спектакле, который я видел, было три новых исполнителя: новая Лили Белл, по сравнению с которой, как сказала Ф. Г. — «Бестаева—Аузе», новая мисс Вилли — приятная актриса, не успевшая выучить роль, и новый Ганнибал, постаревший на десять — пятнадцать лет вопреки замыслу автора. Играть с ними Ф. Г. стало трудно. Новые исполнители мешали актрисе, создавая не творческие, а совсем иные трудности: не давали вовремя реплику, перебивали, торопясь проговорить свой текст, забывали мизансцены и т. д.

Смятение Ф. Г. можно легко понять.

Стала ли она сама играть хуже? Нет. Нет, вопреки всем трудностям. Можно только удивляться, какой ценой достигалось это.

Только что я говорил с Ф. Г. по телефону. Вчерашний спектакль утвердил Ф. Г. в мысли бежать из «Моссовета».

Выйдя вчера на сцену, Раневская растерялась: она увидела актеров, с которыми не играла три месяца. Ни один из них не получил репетиции. Ни об одном из них никто даже не счел нужным предупредить Раневскую.

— Mне стало дурно, — сказала Ф. Г., — но пришлось взять себя в руки и продолжать. Ужас преследовал меня весь спектакль!..

В результате — бессонная ночь и письмо Завадскому:

«Дорогой Юрий Александрович, мне очень жаль Вас огорчать, но я не могу не написать Вам. То, с чем я сейчас сталкиваюсь в спектакле «Сэвидж», заставило меня принять твердое решение — уйти из театра. Я не могу мириться с безответственностью перед зрителем, с отсутствием профессионализма в профессиональном театре. Я не могу мириться с равнодушием, распущенностью.

В начале этого сезона — скоропалительные вводы новых исполнителей, не всегда профессионально подготовленных, отсутствие элементарной дисциплины на репетициях, полное отсутствие режиссуры, — все это поставило меня в условия, когда играть эту ответственную роль стало для меня буквально пыткой, которую я больше не в силах выносить. К тому же вчера, 28 августа, перед самым началом спектакля я узнала, что мне предстоит играть с партнерами, с которыми я не встречалась в течение трех месяцев (актеры Щеглова и Лебедев). Неужели же люди, которым Вы передоверили руководство театром, не нашли для себя обязательным предупредить меня об этом заблаговременно и назначить мне хотя бы одну репетицию с этими актерами?

Мне кажется, я заслужила уважительное отношение к себе со стороны тех работников театра, которые должны нести ответственность перед зрителем и передо мной. Моя требовательность к себе дает мне право быть в той же мере требовательной ко всем, с кем я работаю.

Будучи актрисой, воспитанной моим учителем П. Л. Вульф в лучших традициях профессионального театра, я не могу примириться с тем стилем работы, с которым мне пришлось столкнуться сейчас.

Подумайте, какая горькая у меня судьба: ведь совсем недавно я просила Вас взять меня к себе в театр, когда я бежала от Равенских не в силах вынести атмосферы, царящей в его театре. Тогда, как и теперь, я тоже рассталась с любимыми ролями («Игрок», «Деревья умирают стоя»).

Повторяю, мне искренне жаль Вас огорчать — нас так много связывает, но знайте — я огорчена не менее.

Ваша Ф. Раневская.

Самое парадоксальное в этой истории, что спектакль, так возмутивший Ф. Г., доставивший ей столько мучений и переживаний, спектакль, который она восприняла как провал, имел у публики грандиозный успех. Играла Ф. Г. в тот вечер блестяще — была необычайно чуткой, отзывчивой, полной юмора и обаяния. Аплодисменты несколько раз прерывали действие, а после спектакля овация длилась почти полчаса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.