Новые надежды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новые надежды

В каком-то современном рассказике запомнилась ему одна мелкая, но красноречивая подробность: школьный учитель музыки видит на улице большую афишу с именем своего однокурсника, дающего сольный концерт. «Ничто так не огорчает, как успех товарища», – резюмирует по этому поводу не то персонаж, не то автор, не то оба вместе. Огорчает, да не всех. Высоцкий очень обрадовался, узнав, что в журнале «Юность» опубликована повесть Золотухина «На Исток-речушку, к детству моему». Да еще в одном номере с Борисом Васильевым – компания что надо! Когда один из наших выходит в первые ряды, в этом нет ничего плохого, кроме хорошего. Он и нас туда тянет своим вдохновляющим примером!

Вознесенский пригласил к себе на дачу в преддверии пятисотых «Антимиров». Попробуем ему новые стихи показать, посоветоваться насчет публикации. Есть шанс – именно теперь. Кто-то в литературу входит без проблем, как по лестнице. Некоторых даже везет туда эскалатор – за хорошие анкетные данные. Ну а нестандартным авторам приходится карабкаться на скалу, цепляясь за любой уступ. Но если ногу поставил, несколько стихотворений опубликовал – то следующий шаг уже легче дается.

В июле приехали в Пицунду – с Мариной и Севой Абдуловым. В Доме творчества кинематографистов встретились московские знакомые – Инга Окуневская и Виктор Суходрев. Виктор переводчиком в МИДе работает – ему доводилось даже с Хрущевым иметь дело. Инга и Виктор захотели в столовой позвать вновь прибывших за свой столик, но выяснилось, что в престижный ряд у стены не всех пускают, а только Сергея Герасимова, Эльдара Рязанова и лиц, к ним приравненных. За соблюдением иерархии строго следит администраторша по имени Гугулия, бывшая партработница. Тогда Инга с Виктором сами пересели в демократическую середину зала, где Высоцкий с Мариной и Севой получили неудобный стол у прохода. И неловкость сразу исчезла. Так оно проще, чем качать права и доказывать ху из ху. У многих амбициозных жрецов прекрасного вся жизнь и все силы уходят на борьбу за то, чтобы их селили и сажали куда надо. Ничего не поделаешь: система такова…

Три недели вполне безмятежного отдыха. Ездили за вином «изабелла» в один знакомый абхазский дом, где Высоцкий прошлой осенью бывал во время съемок «Плохого хорошего человека». Сам он на этот раз в дегустации участия не принимал, а потом вел машину и по возвращении в Дом творчества выгружал из нее сначала полученную в дар бутыль, а потом павших жертвами кавказского гостеприимства Севу и Виктора.

Спокойное курортное море однажды вечером взбунтовалось, купание запретили. После дождя отдыхающая публика вышла на берег, Высоцкий со своей компанией тоже. И вдруг линия, разделяющая море и сушу, представилась ему границей между двумя мирами. И как странно ведут себя обе стороны! Белые барашки несутся со всего разбега к этой линии – и возле нее разбиваются, превращаясь в ничто. А люди хладнокровно глазеют на гибельный процесс, развлекаются им, но близко не подходят, чтобы не забрызгало их холодной влагой. Поэт, как всегда, разрезан на две половинки, одна – со страдающими, другая – с наблюдающими.

Я слышу хрип, и смертный стон,

И ярость, что не уцелели, –

Еще бы – взять такой разгон,

Набраться сил, пробить заслон –

И голову сломать у цели!..

И я сочувствую слегка

Погибшим – но издалека.

Придет и мой черед вослед:

Мне дуют в спину, гонят к краю.

В душе – предчувствие, как бред,

Что надломлю себе хребет –

И тоже голову сломаю.

Мне посочувствуют слегка –

Погибшему, – издалека.

Наутро прочитал эту песню своему узкому кругу, мелодию предпочел не озвучивать. Слушали с пониманием, но, кажется, не очень восприняли последнюю строфу:

Но в сумерках морского дна –

В глубинах тайных, кашалотьих –

Родится и взойдет одна

Неимоверная волна, –

На берег ринется она –

И наблюдающих поглотит

Я посочувствую слегка

Погибшим им, – издалека.

Тут и с Пушкиным ненавязчивая перекличка («Товарищ, верь, взойдет она…»), и неожиданный поворот мысли под занавес: тех, кто жизнь воспринимает как зрелище, история все равно достанет… Но нужен ли этот жесткий сарказм: «посочувствую издалека»? «Издалека» – то есть с того света. Разве там остается место для сведения счетов?

Один гагрский богатей учинил прием для кинематографической элиты. Во дворе своей виллы накрыл большой стол человек на тридцать, ярмарка тщеславия во всей красе! Конечно, можно было бы и не пойти, но зачем тратить энергию на гордый отказ? А потом – любая, даже самая скучная встреча – источник информации. Люди как-то себя обнаруживают, а если на них не смотреть, не слушать – о чем писать? «Не надо подходить к чужим столам», – совершенно справедливо сказал поэт, но застолье с древнейших времен до наших дней остается главным жанром человеческого общения.

Короче, явились туда впятером – и все пошло по традиционному сценарию. После двух-трех банальных тостов хозяин, естественно, завел разговор о гитаре и песнях. Пришлось сказать, что гитара осталась в Москве. «Найдем другую, из-под земли достанем». В полном соответствии с почти сочиненными и еще пока никому не петыми «Смотринами»: «Он захотел, чтоб я попел, – зря, что ль, поили?!»

Что тут будешь делать? Ну почему Николай Крючков может спокойно сидеть, отдыхать, и никто его не принуждает распевать: «Махну серебряным тебе крылом»? Высоцкий же должен их культурно обслуживать… Думают, что он кокетничает, цену себе набивает. А у него нет настроения, точнее, собравшийся отборно-ограниченный контингент нужного настроя ему не дает. Он ведь не «исполняет» свои песни, а заново их творит с участием подходящих партнеров-слушателей. Автор, художник – существо с непредсказуемой психикой. Это как честная, непродажная женщина: при взаимной страсти она может тебе и где-нибудь в ванной или в лифте стоя отдаться, а без искреннего желания и от роскошного ложа убежит. Короче, не дал он себя на этот раз изнасиловать.

А своих через пару дней позвал после ужина на пляж, к самому дальнему зонтику-грибочку. Очень подходящее время, поскольку публика вся кино смотрит. Тут у него запелось. И надо же: только кончился сеанс – механик врубил на всю мощь эстрадные мелодии и ритмы. Вот черт бы его побрал, как не вовремя! Будто услышав его проклятье, дурацкая музыка замолкает, и он показывает друзьям самые новые песни.

Наутро выясняется – люди, выходившие из кинотеатра, услышали голос Высоцкого, попросили киномеханика вырубить репродуктор, выстроились на балконах Дома творчества и слушали до конца. Тех, чьи окна смотрят на шоссе, приглашали к себе обитатели номеров с видом на море. А Высоцкому и его компании вся эта аудитория из-за высоких деревьев не видна была.

Может быть, публика за художником следит издалека не по равнодушию, а из деликатности? Стесняются вторгаться в твой мир… Подумаем еще над последней строфой новой песни. Не исключено, что обойдемся без этой мстительной гибельной волны, которая всех захлестнет… Иногда лучше последнее слово оставить при себе, а в песне остановиться на предпоследнем.

После долгой задержки выходит в августе диск с четырьмя вещами: «Он не вернулся из боя», «Песня о новом времени», «Братские могилы», «Песня о Земле». То есть тексты эти разрешены, нет никаких препятствий к тому, чтобы их и печатно обнародовать. Тем более что практически они более чем обнародованы: сколько народу знает их наизусть! Только знаки препинания понадобится расставить, а все буквы-звуки в людскую память уже впечатаны.

На студии грамзаписи множество новых планов, проектов. Есть намерение записать их вместе с Мариной. И еще хотят ему заказать цикл песен для альбома «Алиса в стране чудес»: нужны свободные вариации в английском парадоксальном духе – это по сути поэтическая, литературная работа!

И кинокритика стала похваливать. В журнальчике «Спутник кинофестиваля» вполне пристойная статья «Владимир Высоцкий». Автор – С. Черток. «Известный черт с фамилией Черток – агент из Рая…». Все сказанное когда-то сбывается: может быть, райская жизнь у нас впереди?

В сентябре Таганка отправляется в Ташкент – правда, ни «Галилея», ни «Гамлета» туда не везут. Тем не менее одержана большая победа – В. С. Высоцкий в числе пяти особо отличившихся актеров награжден Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Узбекской ССР. Да, именно с большой буквы, потому что это считается правительственной наградой. И отныне во всех анкетах в соответствующей графе у нас будет не прочерк, не «не имею», а вот это самое.

Потом – Алма-Ата, где его активно интервьюировала пресса. Выступление на телевидении в Усть-Каменогорске. И небо не упало на землю, и воды Иртыша не потекли вспять от голоса Высоцкого. Ну почему же так боятся его на берегах Москвы-реки?

Самое важное событие на исходе семьдесят третьего года – работа над балладами для фильма «Бегство мистера Мак-Кинли», который собирается по киноповести Леонида Леонова ставить Михаил Швейцер. В своих поисках режиссер закономерно набрел на Высоцкого как поэта. Началось с того, что Швейцер захотел использовать брехтовский принцип «очуждения» смысла, способ прямого обращения к зрителю – только не в зонгах, а в сюжетно развернутых балладах. И даже их вчерне уже написал – что-то вроде прозаического подстрочника сделал. Стал Швейцер со своей женой и соавтором Софьей Милькиной советоваться. Она вычислила Высоцкого, позвонила ему и деликатно предложила посмотреть заготовки, на всякий случай. Встретились на «Мосфильме», получил он тексты, дома открыл папочку – и затянуло его, с головой ушел в схематический мирок, сконструированный режиссером.

Америка не Америка здесь изображена – не важно. Он там не был, не знает. Появилась возможность преодолеть притяжение собственной жизни. Дали ему для экспериментов маленькую планетку, где все можно строить сначала, все можно раскрасить своими красками. Сколько времени отводится на сотворение мира? Семь? Так оно и выходит примерно: с пятницы до четверга шесть баллад из восьми готовы плюс седьмая, написанная уже без подстрочника, вынутая непосредственно из себя:

Кто-то высмотрел плод, что неспел, –

Потрусили за ствол – он упал…

Вот вам песня о том, кто не спел

И что голос имел – не узнал.

Но в тех-то шести балладах голос свой – не певческий, а поэтический – он выпустил на полную свободу. Позволил себе не думать о драматургии, не смотреть на часы. Протяженность песни зависит от собеседника – тут четко чувствуешь начало, середину, конец, тут нельзя долго ехать в одном направлении, через пару строф, как правило, поворот. Есть, конечно, такие барды, которые заведут лирическую волынку и требуют чуткого внимания. И получают это внимание – народ у нас чуткий и жалостливый. Высоцкий не такой: немыслимо, чтобы у него кто-нибудь зевнул посередине песни. И заканчивает он ее всегда точно в том месте, которое дыханием слушателей подсказано. Лучше он отрубит своей песне последнюю строфу, чем допустит, чтобы зааплодировали по ошибке после предпоследней.

Все так, но хочется и в себя погрузиться без ограничения глубины, а это может дать только большая форма. Для других пишем или для себя? Жизнь слишком коротка, чтобы ответить на этот вопрос. А лучше всего – это когда ты всегда один и всегда со всеми.