Глава 2
Глава 2
На следующее утро в 8.00 я явился на борт «У-557». Лодка оказалась изрядно потрёпанной. Поверхность рубки выглядела как картина абстрактной живописи. Сквозь облупившуюся серую краску проглядывала полосами красная грунтовка. Повсюду пятна ржавчины. Она образовалась даже вокруг ствола обильно смазанной 88-миллиметровой пушки на носовой палубе. Деревянный настил, который покрывал стальной корпус лодки, был окрашен морскими водорослями в светло-зелёный цвет. На лодку, очевидно, наложили печать её продолжительные учения в Балтийском море. Это меня растрогало.
Я передал приказ о назначении командиру и отрапортовал:
– Герр обер-лейтенант, я явился для прохождения службы!
Он взглянул на документ, затем громко пожаловался:
– Что за чертовщина такая в этом штабе? Они опять прислали мне курсанта. Я уже наказан двумя точно такими же, как ты, новичками, не нюхавшими вони подлодки.
Затем, смачно выругавшись, он выразил надежду, что я смогу быть полезен в качестве дополнительного балласта.
Я был разочарован собственным рапортом, но не командиром. Обер-лейтенанту Оттокару Паульсену было уже за двадцать. Блондин небольшого роста, он отличался коренастой фигурой. Из-под козырька его белой флотской фуражки глядели голубые насмешливые глаза. На кокарде фуражки, которую на борту лодки имел право носить только командир, сохранились следы яри-медянки. На нём была длинная куртка из кожи светлосерого цвета. Её плечи и карманы кто-то искусно заштопал толстой ниткой. Расшитый золотом флотский галун был прикреплён к левому эполету. Командир носил большие кожаные сапоги, голенища которых спускались под складки сморщенных брюк. Короче говоря, Паульсен отвечал моему представлению об идеальном командире подлодки.
Без всяких церемоний Паульсен резким голосом приказал мне переодеться, затем отправил к своему помощнику. Этот худощавый элегантный офицер, вероятно года на два старше меня, представился как лейтенант Сайболд, специалист по радио и акустике. Он сердечно пожал мне руку.
Сайболд ответил на многие мои вопросы ещё раньше, чем я их задал. Он рассказал, что «У-557» только что завершила своё первое трудное семимесячное плавание в Балтийском море. Команда подлодки насчитывала 48 человек без нас, курсантов. Она состояла из четырёх офицеров, трёх мичманов, 14 унтер-офицеров и 27 матросов, мотористов и техников. Некоторые из них уже имели боевой опыт. Опираясь на них, как на прочное ядро, Паульсену удалось превратить лодку в эффективное боевое судно, воспитать в людях готовность и желание выполнять нелёгкую работу, которая предстояла впереди. Сам Паульсен, рассказывал мне с гордостью Сайболд, ветеран подводного флота. Он служил в 1937 году на подлодке, выполнявшей задания одной международной организации во время гражданской войны в Испании. Подлодка плавала в Средиземном море и Бискайском заливе. Позже в качестве её командира Паульсен подготовил немало экипажей, которыми сейчас укомплектованы подлодки в Атлантическом океане. По окончании своего короткого рассказа Сайболд приказал первому попавшемуся на глаза матросу заняться мною.
Матрос отвёл меня назад на океанский лайнер. Там я получил три комплекта робы: полный костюм из кожи, дождевик, а также синие свитера, вязаное нижнее бельё также синего цвета. Кроме того, мне выдали резиновые и кожаные сапоги на войлоке, плотные перчатки, бинокль и множество мелких предметов. Чтобы перетащить все это снаряжение в свою каюту на лайнере, я должен был трижды сходить на склад.
Когда я переодевался в новую форменную одежду, в мою каюту, почти сорвав дверь с петель, ворвался Гебель.
– Эй, моряк, упаковывай свой багаж! – крикнул он. – В 14.00 мы отплываем. Пункт назначения – Киль.
– Чёрт знает что, – выругался я. – Я только что оттуда!
Тем не менее я в спешке уложил вещи, перенёс все своё имущество на «У-557» и бросил его на одну из узких коек.
Ровно в 14.00 подлодка отшвартовалась от пирса. Пока работали электромоторы, она скользила по поверхности моря в полной тишине, маневрируя в зоне порта. Затем заработали дизельные установки. «У-557» направилась в открытое море.
Когда очертания Кенигсберга скрылись за горизонтом, капитан вызвал на мостик третью вахтенную смену. Лодка следовала курсом на запад. В её правый борт били короткие крепкие буруны, ограждение рубки окутывала водяная пыль. Но вот курильщики побросали свои окурки за борт и проскользнули в рубочный люк. Я последовал за ними по вертикальной лестнице в вытянутую, узкую полость лодки. Внутри царило спокойствие. Каждый занял своё место. Единственный шум, который я слышал, доносился из носовых отсеков. Там работали дизели.
Обер-лейтенант Керн, старший помощник и первый вахтенный офицер, остановил меня в центральном проходе и прочёл строгую лекцию о сути моих непосредственных обязанностей. Когда лодка шла в надводном положении, я должен был быть дозорным в составе второй вахтенной смены. При погружении мне следовало выполнять различные обязанности: помогать рулевому в эксплуатации рулевого устройства, штурману Визнеру – в определении нашего местонахождения, второму вахтенному офицеру Сайболду – в дешифровке секретных радиограмм. Я был обязан также проводить часть времени с ним, Керном, и главмехом Федером. Они познакомят меня с устройством лодки, двигателями, оборудованием, цистернами, счётным устройством, торпедами и артиллерийским вооружением. Керн убеждал меня в необходимости посвящать все свободное время изучению технической литературы, чтобы догнать остальных членов команды как можно скорее. Затем он взял меня на экскурсию по отсекам внутреннего корпуса лодки.
Прогулка вскоре превратилась в малоприятное испытание. Сделав несколько шагов, я совершенно потерял ориентировку: стал ударяться головой о трубопроводы, вентили и приборы, натыкался на небольшие круглые заслонки в переборках между отсеками. Каждое моё движение напоминало проползание сквозь бутылочное горлышко. Больше всего меня выводила из себя качка. В начинающем штормить море лодку резко бросало с борта на борт. Чтобы сохранить равновесие, я должен был постоянно за что-то держаться и шатался на деревянном настиле, как пьяный. Надо было оберегать свою голову от ударов и научиться ходить устойчиво. В противном случае я не смогу находиться и сутки в стальной скорлупе.
Когда мы проходили через центральный пост, я нагнулся под нижней секцией рубки. В этот момент большая волна накрыла лодку и порядочная порция воды проникла сквозь люк. Я вымок до костей. Бывалые подводники, находившиеся рядом, громко рассмеялись. Керн, очевидно рассматривавший подобное купание как ритуал моего посвящения в моряки, подавил улыбку и продолжил знакомить меня с устройством подводной диковинки.
Внутри прочного корпуса лодка делилась на четыре секции. В кормовой находились двигатели, электрооборудование, компрессор и один торпедный аппарат. Благодаря двум мощным дизелям лодка была способна развивать на поверхности скорость до 19 узлов. Два электромотора, работавших на гигантских аккумуляторных батареях, позволяли ей двигаться в погруженном состоянии. Она могла плыть один час с максимальной скоростью в девять узлов и три дня с крейсерской – в один-два узла. Однако батареи должны были в нормальных условиях перезаряжаться каждые 24 часа, что возможно только в надводном положении, поскольку подзарядка производилась генераторами, запускавшимися при помощи дизельных двигателей.
Между секцией с дизелями и серединой лодки располагались крохотный камбуз, туалет, кубрик для унтер-офицеров, а под палубой – часть 50-тонного комплекта аккумуляторных батарей. В центральной секции лодки помещались её сердце и мозг – центральный пост. Он был оборудован сверх меры патрубками, трубами, клапанами, проводами, вентилями, измерительными приборами, переключателями, счётчиками, контрольно-регулирующим механизмом и гирокомпасом. Оборудование поста включало также насосы, опреснитель воды, нижний перископ, магнитный компас, шкаф для хранения навигационных карт, столик, электропривод для контроля за вертикальным и горизонтальным рулями.
В следующей секции размещались радио– и акустическая рубки, нижняя торпедная установка с четырьмя торпедными аппаратами, а также матросский кубрик, кают-компания для офицеров и мичманов, небольшая каюта для капитана, какое-то подобие туалета и опять же под палубой вторая часть аккумуляторного комплекта. Три секции были разделены на семь водонепроницаемых отсеков, каждый из которых имел водонепроницаемую дверь, способную выдерживать давление воды на глубине 120 метров.
В четвёртой, самой маленькой секции – рубке находились перископ для атаки, счётно-решающий механизм для торпедных аппаратов и штурвал. Цистерны балласта, спецназначения и корабельных запасов размещались по всей лодке. Запасы топлива и воды хранились в наружных цистернах, помещавшихся в особых полостях между лёгким и прочным корпусами.
Прогулка по лодке привела меня в замешательство. Я был поражён сложностью её устройства и обескуражен даже той первичной информацией, которую узнал от Керна. Мне показалось, что должны были пройти годы, чтобы я достиг уровня знаний первого вахтенного офицера и тем более профессионализма командира лодки.
Я находился у маленького чертёжного столика штурмана, когда с мостика прозвучала команда:
– Приготовиться к погружению! Общая тревога!
Несколькими мгновениями позже начали спускаться вниз вахтенные, громыхая по ступенькам алюминиевого трапа и тяжело топая по деревянным доскам палубы. Затем раздался пронзительный сигнальный звонок. Чтобы быстрее открыть цистерны балласта, одни механики повисли на рукоятках клапанов, а другие принялись неистово крутить вентили. Воздух шумно выходил из цистерн по мере заполнения их водой. «У-557» погружалась под воду так быстро, что я вынужден был схватиться за какой-то прибор, чтобы не упасть на металлические плиты палубы. Это вновь напомнило мне о том, что я должен постоянно быть начеку.
Раздался тревожный крик:
– Не закрывается впускной клапан!
«У-557» быстро уходила под воду дифферентом на нос под углом в 35 градусов. В круглом отверстии задней переборки показался орущий механик:
– Течь не устраняется! Должно быть, заклинило головной клапан!
Тут уже заорал Паульсен:
– Главмех! Продуть балласты, поднять оба горизонтальных руля – всплытие!
Секунды стрелка глубомера перемещалась от деления 60 метров к 70, 85, 110. Затем лодка на мгновение выровнялась и… начала опрокидываться на корму. Меня потащило вниз, и я упал бы, если бы не схватился за трубопровод над головой. Теперь лодка стремительно падала на дно Балтийского моря дифферентом на корму. Её погружение было столь стремительно, что все незакреплённые предметы – чемоданы, ящики, жестяные банки консервов, предметы личного обихода – покатились с угрожающей скоростью вниз по центральному проходу. Двух механиков, занимавшихся горизонтальными рулями, выбросило из своих кресел в клапанное отверстие. Кто-то из них, влетев в люк передней переборки, схватился в отчаянии за её край.
– Прекратить продувку балласта, лодка неуправляема! – заорал командир.
По мере того как «У-5 57» приближалась к морскому дну, из дизельного отсека стал доноситься ужасный шум. Сквозь впускной клапан в отсек обрушились тонны воды. Затем лодка испытала мощный толчок, ударилась о дно, свет погас. Я оторвал руки от трубопровода, за который держался, и обрушился на штурмана. Тот упал на кого-то ещё.
Потом наступила полная тишина.
С кормы прозвучал глухой голос:
– Впускной клапан задраен и закреплён.
Течь была устранена. Но лодка зарылась кормой в ил, находясь в подвешенном состоянии под углом в 50 градусов и слегка раскачивалась взад и вперёд, как маятник.
– Включить аварийное освещение! Всем перебраться в носовой отсек! – приказал капитан повеселевшим голосом.
Тотчас загорелась часть ламп и едва различимые в полумраке члены команды стали карабкаться наверх. Быстро оглядевшись, я заметил, что глубомер показывал 142 метра. Казалось, «У-557» увязла в иле настолько глубоко, что даже спасатели не смогли бы поднять её. Система электроснабжения вышла из строя. Из аккумуляторных батарей вытекла большая часть электролита, и внутри лодки стали распространяться ядовитые светло-зелёные клубы дыма. Возникла угроза взрыва.
Я не успел полностью оценить обстановку, как услышал голос, прозвучавший из переговорной трубы:
– Говорит дизельный отсек. Механик Экштейн мёртв.
В голове у меня мелькнула мысль, что вариант ухода Экштейна из жизни, возможно, был не самым худшим. Если ядовитые газы не сожгут наши лёгкие, то мы умрём от удушья, как только прекратится подача кислорода.
Команда продолжала карабкаться вверх на руках и коленях, опираясь на насосы, клапаны и любые подвернувшиеся трубопроводы. Когда я тащился по плитам палубы, то всматривался в лица людей, с которыми едва познакомился. Мокрые, пропахшие машинным маслом, грязные и потные, они выполняли приказ Паульсена без всяких эмоций. Все мы стали жизненно важным балластом, стремясь положить тяжесть своих тел на чашу весов нашей судьбы. Была, действительно, какая-то злая ирония в том, что капитан назвал меня дополнительным балластом, когда я явился на борт лодки.
Постепенно мы добрались до торпедного отсека. Однако нос лодки опустился от этого лишь незначительно. Казалось, она не сдвинется со своей позиции, поскольку колоссальный вес проникшей в кормовую секцию сквозь впускной клапан воды действовал как якорь. Я слышал, как капитан советуется с главмехом в центральном посту. Их можно было видеть через круглое отверстие люка. Всё выглядело так, будто я стою на верхнем пролёте лестницы десятиэтажного здания и наблюдаю холл, расположенный на первом этаже.
Паульсен приказал сформировать из 25 человек шеренгу для переноски воды вёдрами. Необходимо было переместить часть воды из машинного отделения кормового отсека в носовой. Равномерно распределив таким образом вес воды в лодке, можно было поставить её на ровный киль.
Я присоединился к шеренге переносчиков воды, соскользнув вниз по плитам палубы в центральном проходе. Достигнув дизельного отсека, я увидел, что большая часть торпедного отделения, находившегося в задней части отсека, залита тёмной маслянистой массой воды. В механизме торпедного аппарата застрял в подвешенном состоянии мёртвый механик, находившийся вне пределов досягаемости. На его голове у правого виска зияла глубокая рана. Пожелтевшее лицо было залито кровью.
Чёрный водоём выглядел слишком большим и глубоким, чтобы можно было вычерпать его вёдрами и банками. Я подсчитал, что наших усилий переместить необходимое количество воды в носовую секцию хватило бы лишь на то, чтобы быстрее израсходовать оставшийся в лодке кислород. Тем не менее, мы начали черпать воду. Работали почти в полном молчании, передавая заполненные до краёв водой ведра по цепочке, вытянувшейся к верху стальной гробницы. С трудом удерживаясь на ногах, мы буксовали на плитах палубы, стараясь не расплескать полные вёдра, передающиеся наверх. Иногда мимо нас, как снаряды, пролетали пустые жестяные банки. Одни моряки тяжело вздыхали от усталости, другие бормотали проклятия, когда грязная вода плескала им в лицо.
Прошло три часа. В отчаянии и безысходности мы продолжали считать ведра и банки. 420… 421… 422…
Миновал ещё час. Мы работали с огромным напряжением сил, превозмогая усталость. Уровень воды в кормовой секции понизился крайне незначительно. Однако ведра по-прежнему передавались из рук в руки по живой цепочке: 482, 483…
Через шесть часов изнурительной работы нас сменила другая группа, сформированная из оставшихся членов экипажа. Воздух стал невыносимо спёртым: воняло топливом, потом, хлором и мочой. Дыхание становилось прерывистым, движения вялыми. И всё же вторая группа продолжала передавать ведра, хотя и во все замедляющемся темпе. Теперь каждый из нас чувствовал себя полузадохнувшимся и полузатонувшим.
Практически ничего не изменилось с тех пор, как мы четырнадцать часов назад погрузились на дно. К этому времени вторая бригада водоносов уже работала вторую смену. Между тем носовая часть «У-557» существенно не опустилась. И тогда Паульсен предпринял ещё одну попытку спасти нам жизнь. Он приказал водоносам прекратить работу и всему экипажу вернуться в носовую секцию.
Тяжело дыша, мы снова стали карабкаться вверх. Когда я протискивался между торпедными аппаратами, случилось невероятное. Корпус лодки начал медленно и плавно колебаться. Внезапно воздушные пузыри вырвались с гортанным звуком из передних цистерн плавучести. Нос лодки опустился на дно с глухим ударом.
Каким-то образом к людям вернулась энергия. Тело мёртвого механика перенесли в капитанскую каюту и покрыли холстом. Капитан задёрнул зелёные занавески, закрыв в неё доступ. Трюмные помпы бездействовали, но избыток воды был распределён так, чтобы выровнять лодку. Вода повредила аккумуляторные батареи. Находясь в море, их нельзя было отремонтировать. Мы были лишены возможности приготовить пищу, но кок снабдил нас консервированными персиками, грушами и клубникой. Настроение людей поднялось после того, как они утолили голод и жажду. Однако лодка всё ещё оставалась в западне. Около 40 тонн воды прижимали её ко дну.
Попытался помочь нам освободиться из морского плена старший механик. По его команде в цистерны плавучести был закачан с шипением сжатый воздух. Но лодка не сдвинулась с места. Тогда в цистерны закачали дополнительную порцию сжатого воздуха. Лодка не проявляла признаков всплытия. Наконец воздушные струи ослабли и иссякли. Весь запас сжатого воздуха исчерпан. Мы были обречены на гибель.
Однако механик не сдавался.
– Все в носовой отсек! – крикнул он.
Мы все стали проталкиваться вперёд, и, когда мы столпились в носовом отсеке, механик приказал нам вертеться, прыгать и бегать. Мы толкались бок о бок, ныряли в люки переборок, скользили по мокрым плитам палубы. Потом услышали новый приказ:
– Все назад.
Мы покорно повернулись и стали двигаться в обратном направлении, подобно молодым бычкам во время беспорядочного бегства. Люди тяжело дышали, кашляли, но бегали и бегали… И тут лодка зашевелилась. Затем, когда мы столпились в носовом торпедном отсеке, корма неожиданно приподнялась. «У-557» начала работать на своё спасение.
Команда разбежалась по своим местам. Непостижимым образом поднялся нос, и лодка стала плавно и свободно всплывать. Когда я вошёл в помещение центрального поста, стрелка глубомера показывала уже 140 метров. Она перескочила на деление 130 и продолжала двигаться по шкале. Главмех возбуждённо выкрикивал цифры в рубку командиру:
– 80 метров, 40 метров, 20 метров! Рубка над водой. Лодка всплыла!
Паульсен распахнул крышку люка. Наше 20-часовое пребывание в подводной могиле завершилось. В корпус лодки устремился свежий, кристально чистый воздух, воскрешающий всех членов команды. Кроме одного…
«У-557» возобновила свой переход в Киль уже в надводном положении. На смену страшному испытанию пришёл спокойный и чёткий порядок. Осмотр показал, что во внешнем впускном клапане, который находился под палубой для курильщиков, застрял гаечный ключ. Никто не знал, как он там оказался.
В течение следующих двух суток я постепенно приспосабливался к своему новому образу жизни со всеми его сложностями, качкой и креном. Я познакомился с большинством членов команды, старался быть полезным, где возможно, и через каждые восемь часов заступал на дежурство во второй вахтенной смене. Я научился двигаться в лодке, спускаться и подниматься по алюминиевому трапу рубки без травм, сохранять равновесие, проходя по центральному проходу во время качки, нырять в круглые люки переборок, принимать пищу во время шторма, управляться помпой в туалете, манипулируя клапанами в нужной последовательности. Я понял также, что грубоватость командира всего лишь оболочка его незаурядной личности. Он был женат и имел младенца-сына. К нашему обоюдному удивлению, мы фактически росли и учились в одном и том же месте, ходили в одну и ту же школу, слушали одних и тех же преподавателей, пили воду из одного и того же фонтана на школьном дворе, учились любить море и плавать в озере Констанца. Эти обстоятельства, однако, не изменили отношения Паульсена ко мне. Наоборот, я почувствовал, что он стал ещё требовательнее. В то время как мои однокурсники Герлоф и Гебель избегали его придирчивой опеки, со мной Паульсен вёл себя по-иному. Он приобрёл странную привычку заставать меня в тесном кубрике после изнурительного дня работы и посылать трудиться в машинное отделение вместо того, чтобы дать отдохнуть. Тем не менее я с трудом засыпал после исполнения служебных обязанностей.
На пятый день нашего почти фатального перехода примерно в 7.00 мы приблизились к плавучему маяку Киля. Через час проплыли мимо памятника военным морякам, который выглядел как предостерегающий перст, указывающий на утреннее небо. За рассеявшейся дымкой открылась Кильская бухта. Лодка осторожно маневрировала в обстановке все более оживлявшегося движения морских судов в направлении базы ВМС. 26 апреля в 10.30 «У-557» остановилась наконец близ пирса Тирпиц у кормы тендера «Лех».
Ещё не были полностью закреплены швартовы, как старпом Керн пошёл на лайнер решать вопросы квартирования экипажа подлодки и отправки в последний путь на родину Экштейна. В течение следующих двух часов все были заняты переноской с подлодки на лайнер повреждённых чемоданов, промокших вещевых мешков и рюкзаков. Комфортабельные каюты лайнера выгодно отличались от наших тесных каморок на «У-557». Я устроился в каюте 3-го класса, затем вернулся на подлодку, с которой снималось оборудование перед ремонтом. Семь месяцев трудных учений, увенчавшихся аварией, оставили глубокие шрамы по всему корпусу лодки. Однако её команда уже забыла встречу со смертью. Люди работали бодро и раскованно. По радио звучали самые последние популярные мелодии.
Я находился в каюте унтер-офицеров, когда появился Герлоф. Он спросил:
– Ты слышал печальную новость?
– Нет, – ответил я. – В чём дело?
– Говорят, что Кретшмер и Шенке потоплены. Не могу поверить в это.
Однако достоверность этой печальной новости была подтверждена лейтенантом Сайболдом. «У-99» и «У-1ОО» под командованием командиров Кретшмера и Шенке были уничтожены в Северной Атлантике во время атак на конвой противника. Оба знаменитых капитана считались неуязвимыми. Их потеря – впервые за 18 месяцев подводной войны официально признанная – напомнила нам об активизации боевых действий по мере совершенствования Англией своей противолодочной обороны. Кретшмер, наш чемпион в подводной войне, потопил несколько судов противника, включая три эсминца общим тоннажем около 325 тысяч брутто-регистровых тонн. Это равнялось общему тоннажу флота страны среднего размера. Шенке, на счету которого были потопленные суда противника общим тоннажем более 250 тысяч брутто-регистровых тонн, погиб, когда его лодка была протаранена эсминцем, предварительно заставившим её всплыть на поверхность бомбардировкой глубинными бомбами. Кретшмер же остался жив, попал в плен и провёл все оставшееся время войны в заключении в Канаде.
Двойная трагедия, происшедшая 17 мая, ошеломила и привела в уныние страну. Неужели Англия владеет новыми оружием и техникой в подводной войне? До сих пор охота за конвоями оставалась относительно лёгким занятием. Быстрые подводные лодки Германии были маневренны как на поверхности, так и под водой. Они оказались способны погружаться на глубину моря, недосягаемую для британских глубинных бомб. Наши потери были незначительны по сравнению с теми, что наносили противнику немецкие подлодки.
Нам не объяснили причины трагедии. Верховное командование, чтобы подсластить пилюлю, выступило с заявлением, в котором провозглашалось, что немецкие подлодки потопили с начала войны суда противника общим тоннажем в четыре миллиона брутто-регистровых тонн, включая один линкор, один авианосец и 18 боевых кораблей меньших рангов, из состава королевского флота.
«У-557» была отбуксирована на судоверфь для капитального ремонта, в том числе дизельных установок, аккумуляторных батарей и электродвигателей. В течение недели её команда ежедневно слонялась между пирсом Тирпица и сухим доком. Я в это время подвергся новым испытаниям, следовавшим одно за другим. В первый же день меня отправили в Адмиралтейство за картами Атлантики. Во второй – я помогал Керну пополнить нашу библиотеку наставлениями по артиллерийскому и торпедному вооружению. На третий – Сайболд эксплуатировал мои скромные административные способности и искусство печатать на пишущей машинке. Федер, главный механик, поручил черчение диаграмм монтируемого на лодке оборудования. Я также составлял реестры казённого имущества, за которое необходимо было отчитываться, инструментов, запчастей, такелажа и даже аптечных пузырьков. Офицеры явно стремились переложить свою работу на нас, курсантов, а ночи, как, впрочем, и дни, заполнялись разовыми поручениями.
Конец недели несколько облегчил наше существование. В воскресенье Гебель, Герлоф и я поехали в Киль. Мы прошлись по книжным магазинам в поисках чтива на время долгих недель пребывания в море. В кафе отведали венского торта, а в нашем любимом ресторане «Ратс-келлер» заказали бифштекс на обед. Мы выпили немало мозельского, провозглашая тосты друг за друга и успешный боевой поход. И уже не приходило в голову, что первое же сражение могло оказаться для нас последним.
В понедельник 5 мая отремонтированная «У-557» покинула судоверфь. Она была выкрашена свежей серой краской, выглядела и пахла, как заново построенная и укомплектованная. День мы провели в бухте, совершая пробные погружения и другие манёвры, проверяя работу приборов и двигателей. Я был поражён высокой боеготовностью экипажа и отличной манёвренностью лодки. Хотя «У-557» имела водоизмещение 770 тонн, достигала 75 метров в длину и шести в ширину, она отзывалась на команды механика быстро и точно. Лодка была готова присоединиться к своим боевым подругам, участвующим в подводной войне.
9 мая «У-557» погрузила на борт продовольствие и боеприпасы. Жестяные банки, бочонки и картонные коробки были тщательно отсортированы и уложены в определённом порядке. В то время как снаряды для нашей 88-миллиметровой пушки и 20-миллиметровой зенитной установки нашли своё место в специальных помещениях, контейнеры с продуктами распределили по всей длине лодки. Я с удивлением наблюдал, как укладывается продовольствие на восемь недель. Его распихивали между трубопроводами и клапанами, шпангоутами и двигателями, шкафами и люками. Внушительные копчёные окорока подвесили в помещении центрального поста. Деликатесы, такие, как взбитые сливки, масло, кофе и чай, запер сам командир. Заправка «У-557» топливом была завершена 10 мая. Двенадцатого мы приняли на борт груз свежих овощей, яиц, хлеба и свежей воды, уложили кочаны капусты в последние свободные щели и свалили остальные овощи на три подвесные койки, позволяя им свободно качаться в носовом и кормовом отсеках.
Как только закончилась подготовка к плаванию, беззаботное настроение экипажа сменилось на серьёзное. Возвратившись в каюту на старом лайнере, я уложил все свои оставшиеся вещи в чемоданы, составил опись их содержимого и наклеил багажные ярлыки. В случае если я не вернусь, мои вещи будут отосланы домой. Затем я написал одно письмо родителям, другое – Марианне и был готов встретиться лицом к лицу с неизвестным.