ЗАВЕТ КАРЛА БЭРА

ЗАВЕТ КАРЛА БЭРА

В 1869 году знаменитому русскому академику Карлу Бэру доложили, что его хочет видеть Миклухо-Маклай. Перед старым ученым стоял молодой человек с отрастающей бородкой. Он был одет в тот самый знаменитый иенский сюртук «дыра на дыре», с починкой которого было так много возни и забот. Бэр прочел письмо Геккеля, переданное ему Маклаем, и стал ласково расспрашивать молодого зоолога о его работах.

Карлу Бэру было в то время семьдесят восемь лет, и его заслуги перед наукой были велики. Зоолог, анатом, географ, археолог, антрополог, в последние годы он увлекался изучением первобытных племен. Он собирал человеческие черепа, измерял их, взвешивал мозг и вычислял его объем. Маклай знал бэровские работы о народах Тихого океана, о папуасах и альфурах, знал и о взглядах старого ученого на проблему происхождения человеческого рода: престарелый Бэр был убежденным моногенистом и защитником равноправия рас.

Бэр обласкал юного ученого и поручил ему на первых порах заняться изучением коллекции морских губок, привезенных русскими экспедициями с севера Тихого океана. Эта работа увлекла Маклая. Ему удалось установить, что все виды губок Берингова и Охотского морей можно свести к одному и тому же виду, но применившемуся к местным условиям и соответственно изменившемуся. Идеи Дарвина, совместная работа с Дорном помогли Маклаю в этом важном открытии.

Тонкая рука Маклая невольно дрогнула, когда он рассматривал одну примечательную губку. Она считалась пресноводной, ибо была взята из вод Байкала. Но эта губка по своей природе была почти одинакова с морскими губками Тихого океана.

«…Остаток морской фауны, населявшей когда-то большое Азиатское море…» — так написал торжествующий Маклай о скромной губке с Байкала.

Книги о странах и обитателях Тихого океана начали появляться на письменном столе Миклухо-Маклая. Однажды ему в руки попал труд Отто Финша «Новая Гвинея», изданный в Бремене. В своей книге Финш собрал и изложил многие чужие наблюдения о жизни далекой и загадочной страны. К книге была приложена карта. Маклай долго рассматривал ее. Взор его задерживался на очертаниях северо-западного берега огромного острова.

Постепенно у Маклая сложилось убеждение о необходимости всестороннего исследования Тихого океана. Зоолог, антрополог, этнограф боролись в душе Маклая.

Крепкую стену пришлось пробивать Маклаю. Часами просиживал он в приемной вице-председателя Русского географического общества адмирала Федора Литке, нередко теряя надежду даже увидеть грозного и своенравного адмирала. Тот сначала и слышать не хотел о необычайных требованиях Маклая, подавшего в Совет общества записку о своем желании отправиться на Тихий океан. Но видный деятель общества, замечательный русский географ П. П. Семенов, ловко столкнул адмирала лицом к лицу с молодым путешественником. И всегда скромный, застенчивый Маклай вдруг оказался тонким дипломатом. Он очень искусно завел с Литке разговор о прошлых кругосветных и тихоокеанских походах адмирала, и седой, суровый морской орел Литке, проводя высохшей рукой по белым бакенбардам, растроганный воспоминаниями, сказал, что он будет хлопотать за Маклая.

Литке удалось добиться для Маклая разрешения проезда на борту одного из русских военных кораблей. Затем молодому путешественнику дали из средств Географического общества 1350 рублей. А нужно было не менее пяти тысяч. Где и как их достать? Нищета и долги тяготили Маклая, но приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. Мать Маклая, Екатерина Семеновна, поняла стремления сына. Она продала ценные бумаги, заложила кое-какие пожитки, и молодой ученый облегченно вздохнул.

Корвет русского военного флота «Витязь» вышел из Кронштадта в конце октября 1870 года. Николай Николаевич договорился с командиром «Витязя» о времени и месте встречи в одном из больших портов, а сам отправился в поездку по Европе. Он осматривал музеи, знакомился с учеными. Молодой зоолог испытал законную гордость, узнав, что его труды известны здесь его новым друзьям и знакомым. Незадолго до этого в «Мемуарах» Российской академии наук был напечатан его отчет об исследованиях губок Тихого океана, а в Лейпциге вышел труд Миклухо-Маклая по сравнительной анатомии — «Мозг позвоночных животных».

В Берлине Миклухо-Маклай встретился с известным этнографом Адольфом Бастианом, который показал гостю только что полученные копии знаменитых «говорящих таблиц» с острова Пасхи — загадочные письмена на досках из твердого красного дерева. В Амстердаме путешественник был принят нидерландским министром колоний, распорядившимся выдать Маклаю последние издания голландских карт Тихого океана. В Плимуте английские военные моряки подарили русскому ученому дорогой прибор для измерения океанских глубин.

В Лондоне ему хотелось увидеться с Чарлзом Дарвином, но, к великому горю Маклая, эта встреча не состоялась. Зато он встретился с пламенным апостолом Дарвина — знаменитым биологом и путешественником Томасом Гексли, изучавшим когда-то Новую Гвинею. Гексли выдвигал предположение об общности происхождения индонезийцев и древних обитателей Европы. В порывистых пальцах Гексли держал копии «говорящих таблиц» с острова Пасхи, которые он показывал на заседании Этнографического общества, где присутствовал и Маклай. Маклай-зоолог постепенно превращался в этнографа и антрополога. Но он по-прежнему жадно изучал решительно все, что могло пригодиться ему в будущем.

Наконец Миклухо-Маклай ступил на палубу корвета «Витязь». В своей каюте он достал книгу Карла Бэра и перечитал запавшие в душу слова:

«…Таким образом, является желательным, и, можно сказать, необходимым для науки изучить полнее обитателей Новой Гвинеи…»

Эти слова Маклай крепко запомнил. В Новой Гвинее жил первобытный человек. Там нужно было искать разгадку происхождения человеческого рода.