ВСТРЕЧА С ГЕЙДРИХОМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВСТРЕЧА С ГЕЙДРИХОМ

Его жизненный путь и характер — Перед «аншлюссом» Австрии — Роль Гейдриха в деле Фрича — Гиммлер и его орден СС — Последствия дела Фрича — «Салон Китти».

«Человек с железным сердцем» — так называл Гитлер Гейдриха, руководителя и позднее шефа полиции безопасности и службы безопасности. До сих пор я ни разу не видел Гейдриха в лицо, хотя по словам Беста и Мюллера должен был предположить, что он хорошо осведомлен и о моей прежней работе, и о моей деятельности в СД.

Прошло несколько недель, прежде чем «шеф» вызвал меня к себе. Рабочий кабинет Гейдриха находился на Принц-Альбрехтштрассе, поэтому мне нужно было лишь пересечь маленький, тщательно ухоженный садик на задах здания управления государственной полиции, чтобы попасть туда. Озабоченный и немного взволнованный, я поднялся по лестнице, ведущей к его кабинету. Я думал о разговоре с Вестом и задавал себе вопрос: собственно, чего хочет от тебя Гейдрих? Скажет ли он об этом сейчас?

Гейдрих сидел за письменным столом — человек приятной внешности, высокого роста, с длинным узким лицом и удивительно высоким лбом. Менее привлекательным выглядел его длинный острый нос и беспокойно бегающие, косящие глаза, которыми он безо всякого смущения некоторое время изучал меня. Когда он наконец поздоровался со мной, меня поразил его голос — он был слишком тонким для его большого, сильного тела. Вопреки моим ожиданиям, Гейдрих не спешил говорить о служебных делах. Сначала он осведомился о моем самочувствии, затем перевел разговор на общие темы и даже коснулся музыки. (Он очень неплохо играл на скрипке и часто устраивал у себя дома вечера камерной музыки.) Разговаривая со мной, он встал и некоторое время ходил по комнате взад и вперед. Широкие бедра придавали его высокой фигуре женственный вид. Вздутые губы также странно не соответствовали его длинным рукам, пальцы которых напоминали паучьи щупальца.

Внезапно Гейдрих перешел к другой теме. Теперь он говорил резко, отрывисто. Он хотел точно знать, собираюсь ли я на самом деле выйти из сословия служащих и стать компаньоном одного дюссельдорфского адвоката. Мой утвердительный ответ он пропустил мимо ушей. Гораздо больше заинтересовало его мое желание заняться разведывательной работой за рубежом. Когда через час я откланялся, я по-прежнему был в неведении относительно планов Гейдриха, которые он связывал с моей персоной, однако какое-то безошибочное чувство говорило мне, что он в любом случае думает использовать меня в области разведки.

После этого Гейдрих неоднократно приглашал меня на свои «домашние» вечера, и всякий раз, встречаясь с ним, я, как и в первый раз, поневоле размышлял об этом необычном и притягивающем к себе человеке. Одной из его особых способностей, казалось, был дар мгновенно распознавать личные, профессиональные и даже политические слабости других людей, регистрировать их и в своей феноменальной памяти, и в своей «картотеке», чтобы в нужный момент использовать их. Иногда это происходило по прошествии ряда лет, в чем я имел случай убедиться за годы службы. Пожалуй, правы были те, кто говорил, что эта тактика — ставить всех его окружающих, от секретарши до министра, в зависимость от себя благодаря знанию их слабостей — давала ему власть и силу. Не раз с видом доверительности сообщал он собеседнику слухи, грозящие тому личными или политическими неприятностями. Эти слухи он большей частью выдумывал сам, используя их лишь для того, чтобы заставить своего собеседника выложить ему все, что Гейдрих хотел знать в своих целях о его мнимом враге. В эту игру он вовлекал не только Гитлера, Гиммлера и других партийных руководителей, но и своих подчиненных. Гиммлеру он умел внушить мысли и планы, которые тот потом излагал перед фюрером как продукт собственного творчества. При этом Гейдрих был достаточно ловок, чтобы подавать Гиммлеру свои мысли в такой форме, которая должна была заставить Гиммлера поверить в то, что это он сам, рейхсфюрер, является творцом этих идей. Знал Гейдрих досконально и личную жизнь Гиммлера и Гитлера. Например, он до тонкостей разбирался в диагнозах, которые врачи ставили Гитлеру.

Чем ближе я узнавал этого человека, тем больше он казался мне похожим на хищного зверя — всегда настороже, всегда чующий опасность, не доверяющий никому и ничему. К тому же им владело ненасытное честолюбие знать больше, чем другие, стремление всюду быть господином положения. Этой цели он подчинил все. Он полагался только на свой незаурядный интеллект и свой хищный инстинкт, диктовавший ему самые непредвиденные решения и от которого постоянно можно было ожидать беды. Чувство дружбы было ему совершенно чуждо, иногда он мог быть грубым до жестокости. Тем не менее, на своих регулярных музыкальных вечерах он охотно разыгрывал из себя нежного супруга и отца семейства — ведь его начальник, рейхсфюрер СС Гиммлер, ценил супружеские добродетели. Позднее, когда я приблизился к Гейдриху в должностном отношении, он, бывало, звонил мне утром и говорил: «Сегодня вечером я приглашаю вас. Но будьте в штатском». Тогда он перебирался со мной из ресторана в ресторан, отводя душу в скабрезных разговорах, — его беспорядочная половая жизнь была, пожалуй, единственной его слабостью, которую он не в силах был скрыть. Иногда он внезапно ошеломлял проявлениями своей личной храбрости; видимо, в нем жила тщеславная мысль отличиться на поле брани, чтобы заслужить ордена и отличия. Порой он совершал на своем личном самолете, которым сам управлял, довольно отважные полеты. Однажды ему пришлось сесть за линией русских войск. Однако ему удалось прорваться к своим.

Портрет этого человека, которого страшилось так много людей, был бы неполным, если не рассказать о его прошлом, о котором он сам как-то поведал мне: после первой мировой войны Гейдрих поступил на службу в военно-морской флот в качестве кандидата на чин офицера, служил в звании морского кадета на крейсере «Берлин», которым командовал в свое время Канарис, впоследствии адмирал и шеф зарубежной разведки и контрразведки в главном командовании вермахта. В своей военной карьере Гейдрих достиг чина морского оберлейтенанта. После этого он из-за своей беспутной жизни, в особенности из-за различных историй с женщинами, предстал перед офицерским судом чести, который заставил его выйти в отставку из рядов военно-морского флота. В 1931 году он оказался выброшенным на улицу без средств к существованию. Через своих друзей, членов СС из Гамбурга, он в конце концов связался с Гиммлером, руководителем охранных рядов Адольфа Гитлера, которые в то время были пока лишь незначительным подразделением штурмовых отрядов — CA. Что касается Гиммлера, то мне известно, что он снабдил молодого обер-лейтенанта в отставке писчей бумагой и авторучкой и посадил его на целый день под замок, чтобы он составил организационный план будущей партийной службы безопасности. Это было началом службы безопасности НСДАП. По словам Гиммлера, у Гитлера были тогда все основания для того, чтобы вооружить свое движение службой надзора, так как баварская полиция проявила себя слишком хорошо осведомленной обо всех тайнах партийного руководства. Гейдриху вскоре удалось обнаружить изменника. Им оказался «старый борец», советник баварской уголовной полиции некто М. В соответствии со своей тактикой, Гейдрих сумел убедить Гиммлера в том, что было бы разумнее пощадить предателя, чтобы в будущем иметь возможность использовать его как послушное орудие. Партайгеноссе М. , под давлением Гейдриха, резко изменил курс и впоследствии информировал партийное руководство обо всем, что происходило в политической полиции Баварии. Благодаря этому успеху молодой Гейдрих получил доступ к непосредственному окружению идущего в гору рейхефюрера СС Гиммлера.

Работая с Гейдрихом, я не забывал о своей основной цели — работе в зарубежной разведывательной службе. В конце 1937 года я совершил длительную поездку за границу, во время которой объехал всю Западную Европу. Это позволило мне выполнить в соответствии с полученными указаниями поручения информационного характера, данные мне с целью проверить мои способности в разведывательной службе.

После моего возвращения я продолжил лихорадочную работу в главном управлении СД. Наступил январь 1938 года. Телефоны и телеграфные аппараты центрального управления трезвонили непрерывно. Тот, кто понимал суть приказов свыше и сообщений извне, знал, что предстоит присоединение Австрии — один из пунктов внешнеполитической программы Гитлера. По донесениям наших информаторов мы тщательно изучали реакцию Италии на это событие. Сообщения из Рима полностью шли через мой отдел; я должен был их редактировать для предоставления Гитлеру. Реакция Муссолини была довольно недоброжелательной (он предупредил о предстоящих событиях федерального канцлера Австрии Шушнига и на всякий случай придвинул несколько дивизий к северной границе Италии). Наоборот, сообщения от наших агентов в Англии успокаивали. Лорд Галифакс, казалось, занял положительную позицию в этом вопросе.

В это время по Берлину распространились слухи о том, что имперский военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг должен оставить свой пост из-за прошлого своей жены, а главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник Фрайхерр фон Фрич предстанет перед судом по обвинению в гомосексуализме. Поговаривали, что Гейдрих, видимо, приложил к этому руку.

С подоплекой этих скандальных историй мне удалось познакомиться лишь позднее, прочитав выдержку из одного документа и побеседовав с шефом государственной полиции Мюллером. Как мне стало известно, сначала Гейдрих не собирался смещать Фрича при помощи вышеуказанного обвинения. Инициатива исходила от «старого борца», криминальрата баварской полиции М. , который всеми правдами и неправдами, стараясь обратить на себя внимание Гейдриха, сообщил ему историю о гомосексуализме. Гейдрих не позаботился тщательно проверить обвинительный материал и вначале не знал, что Фрича просто перепутали с другим человеком, носившим такую же фамилию. М. , опираясь на свои данные, действовал слишком торопливо и непродуманно, в результате чего фамилию генерал-полковника фон Фрича спутали с фамилией некоего ротмистра фон Фрича. Когда Гейдрих одумался, документы уже лежали на столе Гитлера, и теперь уж Гейдрих — какие бы причины он не имел для этого — поддерживал тяжкое обвинение против генералполковника. Суд чести вермахта под председательством Геринга очень быстро доказал несостоятельность обвинения и реабилитировал фон Фрича, однако Гитлер все же решил дать ему отставку и назначить на его пост генерала фон Браухича, который пришелся ему больше по душе.

Между Гейдрихом и Герингом еще во время процесса произошло серьезное столкновение, так что даже Гиммлер ожидал резкой реакции генералитета. Здесь я случайно стал свидетелем одной из причуд Гиммлера, связанной с оккультными науками, в которую он вовлек руководящих работников СС. Во время процесса против Фрича он собрал в одной из комнат, расположенной неподалеку от зала суда, около двенадцати своих самых доверенных сотрудников и приказал им, собрав всю свою волю, произвести сеанс внушения, чтобы повлиять на обвиняемого генерал-полковника. Гиммлер был убежден, что под таким воздействием обвиняемый начнет говорить правду и признается, только ли о недоразумении с фамилиями идет здесь речь, или нет. Как раз в этот момент я по ошибке зашел в помещение, где происходила эта странная процедура и был немало поражен видом усевшихся в кружок погруженных в глубокую задумчивость высокопоставленных сотрудников СС. Этот странный эпизод станет понятным, если вспомнить о присущей характеру Гиммлера склонности к мистике.

У Гиммлера было лучшее и крупнейшее собрание книг об ордене иезуитов. Годами он изучал по ночам эту обширную литературу. Поэтому организацию СС он построил по принципам ордена иезуитов. При этом он опирался на устав ордена и труды Игнатия Лойолы: высшим законом было абсолютное послушание, беспрекословное выполнение любого приказа. Сам Гиммлер как рейхсфюрер СС был генералом ордена. Структура руководства походила на иерархическую систему католической церкви. Близ Падерборна в Вестфалии он приказал построить средневековый замок, получивший название Вевельсбург — он был своего рода эсэсовским монастырем, в котором раз в год генерал ордена проводил заседание тайной консистории. Здесь должны были все, кто принадлежал к высшему руководству ордена, упражнять свой дух в искусстве сосредоточения. В большом зале для собраний у каждого члена было свое кресло с вделанной в спинку серебряной пластинкой, на которой было выгравировано имя владельца.

В известной мере склонность Гиммлера к мистике коренится в его отношении к католической церкви, которое можно было бы назвать «любовью-ненавистью», а с другой стороны на него оказало влияние суровое воспитание, проникнутое строго католическим духом, полученное им от отца, педагогические методы которого заставили молодого Генриха искать убежище в безответственной романтике. Все больше и больше погружался он в идеализированный мир старонемецкой героики — в мир Зигфрида, Хагена, Дитриха Бернского — и в мир рыцарского средневековья, осиянный блеском Священной Римской империи германской нации. Однако эти духовные устремления юноши не были подкреплены необходимым систематизированным школьным образованием.

Гиммлер родился в 1900 году. Его мать была дочерью торговца овощами из Савойи, а отец воспитателем при дворе одного баварского князя. Хотя Гиммлер получил от родителей строго католическое воспитание (его крестным отцом был архиепископ Бамбергский), из ненависти к отцу он довольно рано отдалился от церкви. Однако он отважился порвать с церковью только после смерти отца. Первоначально Гиммлер готовился стать агрономом, но затем он выбрал карьеру офицера и в годы первой мировой войны получил чин прапорщика. После войны он снова вернулся к сельскому хозяйству. Отец подыскивал сыну вакантные места в семьях ревностных католиков-крестьян. В конце концов Гиммлер сдал своего рода экзамен на агронома. Будучи, однако, физически слишком слабым, чтобы занять должность управляющего поместьем, он окунулся в суматоху послевоенного Мюнхена, вступил в организацию «Военное знамя империи», принял участие в гитлеровском путче 9 ноября 1923 года, что позволило ему вступить в тесный контакт с самим Гитлером. Со временем Гиммлер стал секретарем Грегора Штрассера, а в 1926 году возглавил охранные отряды (СС), личную гвардию Гитлера.

Еще до конца суда над Фричем меня вызвал Гейдрих. Он приказал иметь при себе пистолет и патроны. Как я понял позднее, вечером этого дня он опасался решительных действий военных против политического руководства. Из предосторожности он приказал принять соответствующие меры безопасности. Когда я предстал перед ним в «боевой готовности», он, к моему удивлению, всего-навсего пригласил меня поужинать с ним в казино его служебного здания. По пути он неожиданно спросил меня: «Вы ведь всегда были отличным стрелком из пистолета, не так ли?» Я ответил утвердительно, однако воздержался от каких-либо расспросов, так как заметил, как сильно он нервничал. Молча сидели мы за столом друг против друга. После ужина он попросил принести ему несколько таблеток аспирина и сказал, взглянув на часы: «Если в Потсдаме не выступят в ближайшие полчаса, можно считать, что опасность миновала». Опасность в самом деле миновала. В час ночи мы расстались. В дверях ко мне обратился адъютант Гейдриха, указав головой в направлении Потсдама: «Духу у них не хватило».

Дело Фрича заметно ухудшило отношение Гиммлера к Гейдриху. Гиммлер вообще был раздражен всей этой историей, поэтому Гейдрих поставил на карту все, чтобы восстановить свою репутацию. Однажды он сказал мне, как бы между прочим, что пришло время получать во всех отношениях более ценную информацию, в том числе больше узнавать и о «сильных мира сего», а также о зарубежных гостях. Он сказал, что задумал оборудовать в одном из фешенебельных кварталов Берлина изысканный ресторан с красивыми женщинами для избранной публики. В такой атмосфере, по мнению Гейдриха, человек легче, чем где бы то ни было, выбалтывает вещи, из которых тайная служба может почерпнуть много ценного. С Гиммлером он уже говорил об этом и теперь поручает мне устроить такой «салон».

Этот неожиданный приказ обескуражил меня, однако я знал, что Гейдрих не выносил, когда в ответ на его планы сразу же начинали задавать вопросы, не говоря уж о возражениях. Поэтому я приступил к делу, арендовав через подставное лицо соответствующее здание. Перестройку и отделку его поручили лучшим архитекторам. После этого за дело взялись технические специалисты: двойные стены, современная подслушивающая аппаратура и автоматическая передача информации на расстоянии позволяли фиксировать каждое слово, произнесенное в этом «салоне» и передавать его в центральное управление. Технической стороной дела ведали надежные сотрудники службы безопасности, а весь персонал «салона» — от уборщиц до кельнера — состоял из тайных агентов.

После этой подготовительной работы возникла проблема «красивых женщин», решить которую, как мне казалось, было не в моих силах. Здесь меня сменил Артур Небе, шеф уголовной полиции. Из крупных городов Европы были приглашены дамы полусвета, а кроме того, высказали готовность предоставить свои услуги и дамы из так называемого «хорошего общества». Гейдрих дал этому заведению название «салон Китти».

И «салон Китти» давал нам великолепную информацию. Ценной добычей, попавшейся в наши сети, был, между прочим, министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп; он появлялся там довольно часто, не подозревая, кто ему устроил такое удовольствие. Среди иностранных посетителей одним из наиболее интересных клиентов оказался тогдашний министр иностранных дел Италии граф Чиано, который, находясь в это время с визитом в Берлине, широко «гулял» в «салоне Китти» со своим дипломатическим персоналом.

Зная привычки Гейдриха, я не удивлялся, что и он время от времени появлялся в этом интимном заведении «в инспекционных целях», как он это называл. Предварительно он настоятельно приказывал мне позаботиться об отключении всей технической аппаратуры. После одной из таких «инспекций» он вызвал меня к себе и упрекнул в том, что я не выполнил его распоряжения выключить аппаратуру, на что он уже пожаловался Гиммлеру. Рейхсминистр якобы крайне недоволен и требует от меня объяснительную записку. Я сразу же почувствовал, что Гейдрих затеял против меня интригу. Поводом для этого могло послужить его подозрение о моих недозволенных связях с его женой. Мое объяснение, что в тот вечер из-за смены электрических кабелей аппаратуру нельзя было отключить, он не захотел принять, тогда как Гиммлер сразу же удовлетворился им. Этот случай был для меня серьезным предупреждением о том, что и мне следует впредь остерегаться Гейдриха.