Глава 19 Неподходящий перевозчик

Глава 19

Неподходящий перевозчик

Выход на ужин! В Вестхэмптоне! Точнее, в Жидохэмптоне, как называли его все эти васпы, что жили вдоль дороги на Саутхэмптон. Ни для кого не было секретом, что васпы с презрением относились к жителям Вестхэмптона, словно мы были теми самыми несчастными европейскими евреями, чьи паспорта штамповали на Эллис-айленд [10], и словно мы по-прежнему носили длинные черные лапсердаки и остроконечные шляпы.

Впрочем, несмотря на это, я продолжал считать Вестхэмптон прекрасным местом для летнего домика на пляже. Это местечко просто создано для молодых и отвязных, но самое главное, здесь было полно стрэттонцев, разбрасывавших всюду баснословные деньги, а местные в ответ ублажали стрэттонцев, следуя главному принципу компании «Стрэттон» – услуга за услугу.

В тот вечер я сидел за столиком на четверых в ресторане «Старр-Боггз», прямо у дюн океанского пляжа, и центр удовольствий моего мозга удовлетворенно мурлыкал от двух таблеток кваалюда. Для такого парня, как я, это была довольно маленькая доза, и я полностью себя контролировал. Передо мной открывался потрясающий вид на Атлантический океан, до него было подать рукой. В самом деле, океан был совсем рядом – я отчетливо слышал шум волн, разбивавшихся о берег. В половине девятого вечера было довольно светло; и этот небесный свет причудливо окрашивал горизонт вихрями пурпурного, розового и темно-синего цвета. Немыслимо огромная полная луна висела над океаном.

Это был один из тех величественных видов, что служат неоспоримым свидетельством чуда Матери Природы, и этот вид резко контрастировал с видом самого ресторана, который представлял собой полный отстой. Белые металлические столики были разбросаны по серому деревянному настилу, отчаянно нуждавшемуся в свежей покраске и серьезной шлифовке. Вздумай вы пройтись по этому настилу босым, вы бы точно угодили в отделение экстренной помощи саутхэмптонской больницы – единственного заведения Саутхэмптона, где готовы были разговаривать с евреями, пусть и неохотно. Еще больше портили зрелище десятки красных, оранжевых и фиолетовых лампочек, свисавших с тонких серых проводов, сеть которых красовалась прямо над открытым рестораном. Впечатление складывалось такое, будто кто-то, у кого явно были проблемы с алкоголем, просто позабыл снять рождественские гирлянды. А помимо этих лампочек были еще бамбуковые факелы, стратегически размещенные в разных точках и мерцавшие слабым оранжевым светом, придававшим месту уж совсем невообразимое уныние.

Впрочем, ко всем этим декоративным прибамбасам – за исключением факелов – старина Старр, высокий и пузатый хозяин ресторана, отношения не имел. Старр был первоклассным шеф-поваром. Но цены его при этом были несколько выше средних. Как-то раз я затащил сюда Безумного Макса – чтобы наглядно объяснить ему, почему мой средний счет за обед в «Стар-Боггз» в среднем тянул на десять штук баксов. Эти счета не давали Максу покоя, пока Старр не рассказал ему об особом способе хранения красного вина, которое специально держали для меня, – по три штуки баксов за бутылку.

В тот вечер я, Герцогиня, ее мать Сьюзен и очаровательная тетушка Патриция уже уговорили две бутылки «Шато Марго» 1985 года и допивали третью – несмотря на то, что еще даже не заказали закуски. Впрочем, поскольку Сьюзен и тетка Патриция были наполовину ирландками, их склонность к алкоголю была совершенно естественна.

Пока что разговор за ужином протекал совершенно безобидно, так как я тщательно уводил его от темы международного отмывания денег. И хотя я признался Надин, что за дело у меня было к тетке Патриции, но все же предпочитал представлять все в таком свете, что дело выглядело абсолютно законным, – поменьше о том, как мы пытаемся обойти тысячу и один закон, и побольше о том, как тетушка Патриция получит свою кредитную карту и проживет остаток жизни в заслуженной роскоши. Так что через несколько минут задумчивого жевания собственной щеки Надин, наконец, поверила в мою ложь.

В этот самый момент Сьюзен объясняла нам, что вирус СПИДа – результат заговора американского правительства, ровно так же, как и покушения на Рузвельта или Кеннеди. Я пытался слушать, но меня сильно отвлекали до смешного нелепые соломенные шляпки, которые она и тетка Патриция решили почему-то напялить. Диаметром они были больше, чем мексиканские сомбреро, а из их полей торчали несуразные розовые цветы. С первого взгляда было ясно, что эти две дамы родом не из Жидохэмптона. Скорее всего, они с какой-то другой планеты.

Как только моя теща начала поносить последними словами правительство, моя восхитительная Герцогиня тут же толкнула меня коленкой под столом, словно желая сказать: «Опять она за свое!» Я искоса поглядел на жену. Никак не могу понять, как умудрилась моя Герцогиня так быстро прийти в норму после рождения Чэндлер. Всего шесть недель тому назад она выглядела так, словно проглотила баскетбольный мяч! А сейчас она уже вернулась к своему боевому весу – сто двадцать фунтов твердой стали – и была готова навешать мне при малейшей провокации с моей стороны.

Я сжал руку Надин в своей руке и положил наши руки на стол, как бы показывая, что говорю от имени нас обоих:

– Что касается ваших слов о прессе, которая вся – одна сплошная ложь, то тут я с вами всецело согласен, Сьюзен. Проблема в том, что большинство людей не столь проницательны, как вы, – и я с самым серьезным видом покачал головой.

Патриция подняла свой бокал с вином, сделала немаленький глоток, после чего сказала:

– Как это удобно – так думать о прессе, особенно когда ты один из тех, на кого она непрестанно нападает! Ты не находишь, мой дорогой?

Я улыбнулся Патриции:

– Напрашивается тост! – я поднял свой бокал, подождал, пока все последуют моему примеру, и произнес:

– За нашу обожаемую тетушку Патрицию, которую Бог благословил поистине замечательным талантом – называть дураков дураками! – с этими словами мы чокнулись и выпили, проглотив менее чем за секунду пять сотен баксов.

Надин прижалась ко мне, погладила меня по щеке и сказала:

– Ах, мой дорогой, нам всем хорошо известно, что все, что они болтают о тебе, – это сплошная ложь. Так что не беспокойся, любимый!

– Да, – добавила Сьюзен, – конечно, все это ложь. Их послушать – выходит, что ты один-единственный нечестный человек в Америке. Ну разве это не смешно? Началось-то все еще с Ротшильдов, а потом Джей-Пи Морган и вся эта его свора… Фондовая биржа – это просто еще одно прикрытие правительства, только и всего. Видишь ли…

И Сьюзен снова взобралась на своего конька. Ну да, она была немножко с приветом – а кто из нас без греха? Зато она была очень умна и много читала. И она в одиночку вырастила Надин и ее младшего брата – а это адски тяжелый труд (по крайней мере, в случае Надин). Бывший муженек Сьюзен совсем не оказывал ей поддержки, ни финансовой, ни какой другой. Но она справилась, и справилась блестяще. А ко всему прочему Сьюзен была красивой женщиной – рыжеватая блондинка с ярко-голубыми глазами. Одним словом, молодец!

К нашему столику подошел Старр в белой поварской куртке и высоком белом поварском колпаке. В целом получилось похоже на большой пельмень.

– Добрый вечер, – тепло приветствовал нас Старр. – Поздравляю всех с Днем труда!

Моя жена, Великий Обольститель, стремительно вскочила со стула, словно чирлидерша, и наградила Старра легким поцелуем в щеку. А затем начала представлять ему своих родственниц. Через несколько приятных минут бессмысленного светского трепа Старр сменил тему и принялся расписывать свои фирменные блюда, начав с известных на весь мир жареных крабов с мягким панцирем. Не прошло и доли секунды, как я отключился, предавшись размышлениям о Тодде с Кэролайн и о моих трех миллионах. Как они собираются провезти их, не попавшись? А что будет с остальными моими бабками? Может быть, стоило все-таки прибегнуть к услугам курьеров Сореля? Но мне все еще казалось это рискованным – отдать такие деньги в руки совершенно незнакомого человека.

Я посмотрел на мать Надин, а та – случайно – перехватила мой взгляд. Она одарила меня самой теплой улыбкой, улыбкой, полной искренней любви, и я без колебаний ответил ей тем же. Сьюзен очень повезло с зятем. Действительно, с того самого дня, как я влюбился в Надин, ее мать ни в чем не нуждалась. Мы с Надин купили ей машину, сняли для нее красивый дом у воды и давали ей каждый месяц на карманные расходы по восемь штук баксов. И Сьюзен всегда поддерживала наш брак и…

…И тут мне в голову пришла поистине дьявольская идея. А почему, собственно, Сьюзен и Патриция не могли бы провезти часть денег в Швейцарию? Кто их заподозрит – двух дамочек в нелепых шляпах? Какие были шансы на то, что таможенники задержат их? Нулевые, вот именно! Две достойные пожилые дамы – и контрабанда? Да это просто идеальное преступление!

Однако я всегда испытывал раскаяние, когда меня осеняли подобные идеи. Господи! Да и случись что со Сьюзен – Надин просто четвертовала бы меня! Кто знает, может, она даже бросила бы меня, забрав с собой Чэндлер. А я не вынес бы этого! Я не мог без них жить! Ни…

Надин окликнула меня:

– Вернись на землю, Джордан! Эй, привет, Джордан!

Я повернулся к ней и рассеянно улыбнулся.

– Ты ведь хочешь меч-рыбу, малыш, не так ли?

Я кивнул, продолжая улыбаться. А Надин победоносно добавила:

– И еще он хочет «Цезарь» без гренок! – и Надин склонилась ко мне, чмокнула в щеку и снова уселась.

Старр поблагодарил нас, сделал комплимент Надин и ушел колдовать на кухне. Тетка Патриция подняла бокал и заявила:

– Я бы хотела произнести еще один тост.

Мы дружно подняли бокалы. Серьезным тоном Патриция продолжила:

– Этот тост за тебя, Джордан. Без тебя мы бы не собрались здесь сегодня вечером. И благодаря тебе я скоро переезжаю в новую, большую квартиру, поближе к внукам (я покосился на Герцогиню, пытаясь оценить ее реакцию. Надин закусила щеку! Вот черт!). В этой квартире у каждого из них будет своя спальня. Ты – великодушный человек, мой дорогой Джордан. И ты можешь этим гордиться. За тебя, мой дорогой!

Мы чокнулись, а потом Надин снова склонилась ко мне и нежно поцеловала в губы, отчего к моим чреслам прилило добрых пять пинт крови.

Здорово! До чего же классная у меня жена! И наш брак становился все крепче с каждым днем! Надин, я и Чэндлер – мы были настоящей семьей. Чего же еще может желать человек?

Через два часа я ломился в дверь собственного дома, словно Фред Флинстоун, изгнанный из дома своим домашним любимцем динозавриком:

– Надин, любимая! Ну отопри же дверь, впусти меня! Я же попросил прощения!

Голос моей жены за дверью сочился презрением:

– Прощения? Ты – маленький недоделанный идиот? Только попробуй войти – огребешь по морде!

Я сделал глубокий вдох и… медленно выдохнул. Господи, до чего же я ненавижу, когда она называет меня «маленьким»! Почему она так называет меня? Я вовсе не такой уж лилипут…

– Най, я просто пошутил! Пожалуйста! Я не собираюсь заставлятьтвою мать возить бабки в Швейцарию! Ну же, открой дверь, впусти меня!

Никакой реакции. Никакого ответа, только шаги. Черт бы ее побрал! С чего она так взбесилась? И вовсе не я предложил ее мамаше перевезти пару лимонов через границу. Она сама же и предложила! Может, я и подтолкнул ее к этому, но официальное предложение поступило от Надин!

Я решил проявить настойчивость:

– Надин! А ну-ка открой эту чертову дверь и впусти меня! Ты слишком уж остро на все реагируешь!

Я снова услышал шаги за дверью, а затем крышка почтового ящика на уровне моего пояса приоткрылась, и из него раздался голос Надин:

– Если хочешь поговорить со мной, говори в эту щель.

Что мне оставалось делать? Я наклонился и…

ПЛЮХ!

– А-а-а! – заорал я, вытирая глаза подолом белой тенниски от Ральфа Лорена. – Это же кипяток, Надин! Ты совсем свихнулась? Ты же могла серьезно ошпарить меня!

Презрительный голос Герцогини в ответ:

– Ошпарить тебя? Я собиралась и не такое сделать! Как ты смеешь, паразит, втягивать в это дело мою мать? Ты что, не понимаешь, что я прекрасно вижу, как ты ею манипулируешь? Конечно, она готова на все после того, что ты сделал для нее! А ты убедил ее, что все так легко и просто, чертов маленький манипулятор! И все эти твои дурацкие «технологии продаж» и «правдоподобные алиби» – или как ты там еще всю эту гадость называешь! Ты подлец!

Несмотря на все эти оскорбления, только одно слово – «маленький» – задело меня по-настоящему:

– Это кого ты все время называешь маленьким? Берегись, а то как двину тебе…

– Только попробуй! Если ты поднимешь на меня руку, я отрежу тебе яйца, пока ты будешь спать, и тебе же их и скормлю!

Боже! Как мог такой красивый ротик изрыгать такой гнусный яд – причем прямо в лицо собственному мужу! Еще недавно Герцогиня казалась мне сущим ангелом, не говоря о том, что прошлой ночью она чуть не зацеловала меня насмерть! Но после того как Патриция подняла свой тост, я поймал их взгляды – ее и Сьюзен, – брошенные на меня из-под их нелепых соломенных шляп. Тетка и теща напомнили мне сестер Пиджин из кинофильма «Странная парочка». И я подумал: «Какой же таможенник в здравом уме задержит сестер Пиджин?»

А то обстоятельство, что у обеих были британские паспорта, делало всю затею еще более осуществимой. И потому я пустил пробный шар – проверю-ка, не согласится ли одна из них провезти для меня контрабандные бабки.

Из щели почтового ящика снова раздался голос жены:

– Наклонись сюда, посмотри мне в глаза и поклянись, что ты не хочешь, чтобы она это делала!

– Наклониться к тебе? Ага, сейчас! – сказал я насмешливо. – Хочешь, чтобы я посмотрел тебе в глаза? А зачем? Чтобы ты снова плеснула мне в лицо кипятком? Ты меня за полного кретина держишь или как?

Лишенным всяких эмоций голосом Герцогини ответила:

– Я не собираюсь больше лить на тебя воду. Клянусь глазками Чэндлер.

Я все равно не стал наклоняться. Надин снова заговорила:

– Моя мать и тетя Патриция думают, что все это просто игра. Они обе ненавидят любые правительства и считают, что обманывать их – хорошо и правильно. И теперь, когда эта идея засела в голове у матери, она не успокоится, пока ты не разрешишь ей сделать это. Я очень хорошо ее знаю. Она думает, что это так возбуждает – пройти через таможню с кучей контрабандного бабла.

– Я не подбивал ее на это, Най. Я никогда и не думал ни о чем таком всерьез. Просто я малость перебрал этого «Шато Марго»… Я поговорю с ней завтра.

– Ты вовсе не перебрал, вот это и печально. Даже когда ты трезвый, ты – маленький дьявол. Это я сумасшедшая, а не ты! Мне действительно надо провериться у психиатра! Наш ужин стоил двадцать тысяч долларов! Какой нормальный человек потратит двадцать штук на ужин, если это не свадьба или какое-нибудь другое торжество? Ни один, я уверена! С чего это ты так разошелся? А те три миллиона, что до сих пор валяются у нас в спальне! Это вообще бред нереальный!

Что бы ты ни думал, Джордан, мне всего этого не нужно. Я хочу жить тихо и мирно, вдали от «Стрэттон», вдали от всего этого безумия. Думаю, нам нужно уехать, пока не случилась беда! – Герцогиня сделала паузу. – Но ты никогда не пойдешь на это. Ты привык к власти и ко всем этим идиотам, что величают тебя «Королем» и «Волком». Господи, «Волк», подумать только! Что за идиотское прозвище!

Я просто физически чуял отвращение, сочившееся сквозь щель почтового ящика:

– Мой муж – Волк с Уолл-стрит! До чего же глупо звучит! Но ты-то этого не замечаешь. Потому что ты маленький эгоистичный засранец.

– Прекрати называть меня «маленький»! Блин, да что такое на тебя нашло?

– Ах какие мы, маленькие, чувствительные, – просюсюкала насмешливо Герцогиня. – Что ж, зарубите себе на носу, мистер Чувствительный: сегодня ночью вы спите в гостевой спальне! И завтра ночью тоже! Возможно, если исправитесь, я займусь с вами сексом… в будущем году! Но до него еще дожить надо!

Мгновением спустя я услышал, как дверь открывается… а затем цокот ее высоких шпилек вверх по лестнице.

Что ж, наверное, я заслужил все это. И все же – каковы шансы на то, что ее мать прихватят на таможне? Почти нулевые! Эти их несуразные соломенные шляпки – именно они навели меня на эту злосчастную мысль. И положа руку на сердце – поддерживая Сьюзен материально, разве в глубине души я не рассчитывал однажды получить что-нибудь взамен? Чего уж греха таить! И она тоже это понимает, вот почему и предложила это первая! Сьюзен была умной, порядочной женщиной, и она тоже в глубине души прекрасно сознавала, что нас связывает нечто вроде негласной долговой расписки, которую я могу однажды предъявить в случае нужды.

Никто никогда ничего не делал и не делает ближнему по одной только доброте душевной – вот что я имею в виду. Всегда находится какой-нибудь скрытый мотив – пускай даже банальное чувство довольства собой, которое испытывает человек, оказывая другому помощь. Да и как еще на эту помощь посмотреть – ведь она вообще может проистекать лишь из заботы о своих собственных интересах.

Ладно, по крайней мере, сегодня у меня был секс с Герцогиней. Так что день-два без секса я как-нибудь проживу.