6. Джордж и «Кворримен»

6. Джордж и «Кворримен»

Миссис Харрисон всегда была любительницей попеть и потанцевать. Вместе со своим мужем она почти десять лет вела класс бальных танцев в клубе водителей и кондукторов на Финч-лейн.

Ребенком Джордж не выказывал ни малейшего интереса к музыке, во всяком случае насколько помнят его родители. «Но он всегда с удовольствием соглашался показать свой спектакль, если его об этом просили, - говорит миссис Харрисон. - Он прятался за спинку стула и устраивал кукольный театр».

И только когда Джорджу вот-вот должно было исполниться четырнадцать, он вдруг стал, приходя домой, на всех клочках бумаги рисовать гитары.

– Однажды он сказал мне: «Тут у одного парня, в школе, есть гитара, за которую он заплатил 5 фунтов, но он уступит мне ее за 3. Купишь?» Я сказала: «Конечно, сынок, если ты хочешь». В тот момент у меня была кое-какая работенка, я снова пошла в зеленную лавку, как до замужества.

Первое сильное музыкальное впечатление произвел на Джорджа Лонни Донеган.

– Я и раньше уже знал некоторых поп-певцов, таких, как Фрэнки Лейн и Джонни Рей, но они меня мало трогали. Может быть, не дорос еще. А вот Лонни Донеган и скиффл - это было по мне.

Первую гитару, которую мать купила ему за 3 фунта, он вскоре забросил, и она провалялась в шкафу, никому не нужная, три месяца.

– Там был винт, которым дека прикреплялась к корпусу, - вспоминает Джордж. - Когда я начал учиться, я снял деку, а потом не смог приделать ее обратно. Поэтому и засунул гитару в шкаф. В один прекрасный день я снова вспомнил о ней и уговорил Пита починить гитару.

– Джордж хотел научиться играть сам, - говорит миссис Харрисон, - но не сумел. «У меня никогда ничего не выйдет», - говорил он. «Выйдет, сынок, выйдет, имей терпение». И он не бросал, брался за гитару снова и снова, так что даже кровь из пальцев шла. «Выйдет, сынок, выйдет», - повторяла я Джорджу.

Он занимался до двух или трех часов ночи, а я сидела и слушала. И каждый раз, когда он говорил мне: «У меня никогда ничего не выйдет», я ему отвечала: «Ты добьешься, сынок, добьешься».

Честно говоря, даже не понимаю, почему я так его поддерживала. Наверное, потому что он хотел и этого было для меня достаточно. Должно быть, я крепко запомнила, как много всего хотела в детстве и как никто никогда не поощрял меня.

Поэтому, когда к Джорджу пришло это увлечение, я помогала ему изо всех сил. Наконец он продвинулся настолько, что я уже ничего в этом не понимала. «Ма, ты правда ничего не понимаешь в гитаре?» - спросил он меня однажды. Я ответила: «Нет, не понимаю, но ты продолжай учиться. Я уверена, что ты добьешься своего». Он сказал: «Нет, я не в этом смысле. Мне нужна новая гитара, лучше. Эта больше похожа на губную гармошку. Есть ноты, которые невозможно взять, потому что их попросту нет на ней, как на некоторых губных гармошках». Такие вот дела с этой гитарой за 3 фунта.

Я сказала: «Конечно, я помогу тебе купить новую». Новая гитара стоила 30 фунтов. Кажется, электрическая.

Пит тоже взялся за гитару. Помнится, первым получил гитару именно он. Купил за 5 шиллингов сломанную, склеил ее, собрал, натянул струны, и получилось прекрасно.

– Мать действительно поддерживала меня, - говорит Джордж. - Главное, никогда ни от чего не отговаривала. Я мог заниматься, чем хочу. И отец тоже. Это было самое ценное в них. Когда детям ставят палки в колеса, они все равно рано или поздно своего добиваются, так уж лучше не мешать им. Родители позволяли мне поздно приходить и даже выпить, если мне хотелось. В результате я покончил с ночными бдениями и выпивкой, как раз когда все начали этим заниматься. Наверное, я потому и не выношу спиртного, что прошел через это в десять лет.

– Однажды Джордж пришел домой, - вспоминает миссис Харрисон, - и заявил, что договорился о прослушивании в Клубе Британского легиона, в Спике. «Ты с ума сошел, ты ведь даже еще не пробовал играть в группе», - сказала я ему. Но он ответил: «Не беспокойся, справлюсь и с группой».

Для своего звездного часа в Спике Джордж подобрал такой состав: две гитары (его брат Питер и их приятель Артур Келли), жестянки из-под чая и губная гармошка. Сам Джордж играл на гитаре. Они ушли через черный ход, крадучись вдоль изгороди позади дома. Джордж не хотел, чтобы любопытные соседи пронюхали об их намерениях.

Когда они пришли в зал, обнаружилось, что настоящих артистов еще нет. Им пришлось идти прямиком на сцену и играть век, ночь напролет, потому что профессиональные музыканты так и не появились.

– Они вернулись домой взбудораженные, перекрикивали друг друга, - рассказывает миссис Харрисон. - Сперва я просто не могла понять, что же произошло. Потом они показали мне те 10 шиллингов, которые каждый из них заработал. Первое профессиональное выступление. Тот, что играл на чайной жестянке, выглядел плачевно, с окровавленными от игры пальцами, залитым кровью «инструментом». После этой ночи они назвали свою группу «Ребелз» [«Rebels» - «Бунтари» (англ.)]. Написали это название красными буквами.

У Джорджа не было группы, в которой он играл постоянно. Он переходил из одной в другую, до тех пор пока благодаря Полу не стал участником группы «Кворримен».

Он первым подошел к Полу познакомиться вскоре после того, как начал учиться в «Институте». Они ездили вместе в автобусе, Джордж помнит день, когда мать Пола заплатила в автобусе за них обоих. Когда наступили времена скиффла, у каждого из них была гитара, и они стали закадычными друзьями.

– Как-то вечером Пол зашел ко мне домой, чтобы взглянуть на мой самоучитель игры на гитаре, в котором я ровно ничего не понимал. Гитара все еще валялась в шкафу. Мы освоили по самоучителю пару аккордов и умудрились выучить песню «Don’t You Rock Me Daddy» - обошлись двумя аккордами. Мы с Полом играли для себя, не участвовали в группах, слушали друг друга и перенимали у ребят все, что те умели делать лучше нас.

Джордж с Полом стали проводить вместе все свободное время, не расставаясь и на каникулах. Это началось задолго до того, как Пол познакомился с Джоном и группой «Кворримен».

Пол уже играл с «Кворримен», прежде чем к ним присоединился Джордж; это было, наверное, не раньше 1958 года, точной даты никто, конечно, не помнит. Но Джордж далеко не сразу стал постоянным участником группы. Он все-таки был еще очень молод, хотя играл на гитаре все лучше и лучше, и поэтому его часто приглашали на вечера.

– Впервые я увидел группу «Кворримен», когда они выступали в «Уилсон-холл» в Гарстоне. Пол играл с ними и сказал, что мне можно прийти послушать. Я бы все равно пошел, чтобы убить время и заодно посмотреть, не смогу ли я присоединиться к какойнибудь группе.

Пол познакомил меня с Джоном. В другой группе выступал в тот же вечер один гитарист, Эдди Клэйтон. Потрясающий. Джон сказал, что если я играю так, как он, то пожалуйста, милости просим. Я исполнил им «Raunchy», и Джон разрешил мне играть с ними. «Raunchy» был моим коронным номером. Например, мы ехали куда-нибудь на втором этаже автобуса, и Джон кричал: «Джордж, давай «Raunchy»!»

– Но Джордж никогда не был доволен собой, - говорит миссис Харрисон. - Он все время рассказывал мне, что другие играют в сто раз лучше, чем он. А я ему говорила, что и у него получится так, если будет вкалывать.

Джон вспоминает, что не сразу пригласил Джорджа в группу только из-за того, что тот был слишком мал. - Это уж чересчур. Джордж был совсем маленьким. Я и слышать о нем не хотел сначала. Пацан и пацан. Однажды он пригласил меня в кино, но я сделал вид, что занят. Я не принимал его всерьез, пока не узнал поближе.

Мими всегда отмечала, что у Джорджа такой типичный ливерпульский говорок. «Тебя ведь всегда тянет к вульгарным типам, не правда ли, Джон?» - говорила она.

– Мы пригласили Джорджа участвовать в нашей группе, потому что он владел гитарой гораздо лучше нас всех. Мы многому у него научились. И каждый раз, узнавая новую гармонию, сочиняли песню, построенную на ней. Мы прогуливали школу и просиживали у Джорджа до вечера. На вид он был гораздо младше Пола, а Пол со своим детским личиком выглядел лет на десять.

Джордж говорит, что специально не отходил от Джона, постоянно вертелся около него. В это время Джон собирался поступать в Художественный колледж, хотя, несмотря на все усилия Мими, по-прежнему напускал на себя нарочито агрессивный вид эдакого работяги.

– Джон произвел на меня сильное впечатление, - говорит Джордж, - более сильное, чем Пол. Я влюбился в его джинсы, фиолетовые рубашки и баки. Вообще все ребята из Художественного колледжа мне понравились. Джон ехидничал, язвил, все время подкалывал, но я не обращал внимания или платил ему тем же, и это срабатывало.

– Во встрече с Полом, - говорит Джон, - не было ничего особенного. Никакого обожания, ничего такого. Мы просто подошли друг другу. Так оно и пошло. И все получалось. Теперь же нас стало трое, мы думали обо всем одинаково.

В группе «Кворримен» появлялись и другие участники, они приходили и уходили - одни не могли выдержать характер Джона, другим становилось скучно. Троица из «Кворримен» нуждалась в партнерах, потому что три гитары даже в те времена - это было слишком мало для того, чтобы составить группу. Им до зарезу нужен был ударник, но даже самые неспособные, а уж сколько их перебывало, не оставались с ними.

Постепенно группа «Кворримен» выходила за рамки скиффла. Стиральные доски и жестянки из-под чая - это уже выглядело несерьезно. Все они предпочитали рок-н-ролл, преклонялись перед Элвисом и подделывались именно под его стиль. Слушая радио, старались подобрать точно такие же аккорды, корпели над этим дома часами.

Джон - глава группы - добывал приглашения от разного рода менеджеров, которые неплохо наживались на всеобщем помешательстве, царившем вокруг рок-н-ролла. Однако получать регулярные приглашения было совсем нелегко. Групп развелось великое множество, и большинство из них играли куда лучше, чем «Кворримен».

Зато теперь к их услугам были два дома: один - Джорджа, куда можно было приходить когда угодно, и другой - Пола, предпочтительно в отсутствие отца. Они получили возможность заниматься, писать музыку, рисовать или валять дурака. Мими, естественно, не могла допустить, чтобы порог ее дома переступили какие-то «тедди».

– Иногда Пол подъезжал на велосипеде к нашим дверям, - рассказывает Мими. - Он прислонял велосипед к забору, смотрел на меня своими телячьими глазами и спрашивал: «Здравствуйте, Мими! Можно мне зайти?» «Ни в коем случае», - отвечала я.

Джорджем Мими тоже отнюдь не увлеклась. - Джон все уши мне прожужжал со своим Джорджем, какой это славный мальчик, как он мне понравится. Чего только он не делал, чтобы Джордж произвел на меня хорошее впечатление. «Он для тебя последнюю рубашку снимет», - говорил Джон. Наконец я сказала, чтобы он привел его к нам. Он явился с мальчишкой, подстриженным ежиком и одетым в розовую рубашку. Ну знаете ли! Может быть, я несколько старомодна, но школьник не должен так одеваться! Пока Джону не исполнилось шестнадцати, он ходил только в форме.

Так что в основном ребята занимались у Джорджа на Аптон-Грин. Однажды Харрисоны пришли домой и обнаружили на Джордже такие узкие джинсы, каких еще не видывали.

– Харолд онемел, - вспоминает миссис Харрисон. - Когда он увидел эти джинсы, он просто полез на стену. Джордж сказал, что джинсы ему подарил Джон. Потом он вскочил и стал выкидывать разные коленца. «Как же я буду танцевать без узких джинсов?» - спросил он, продолжая выделывать балетные па. В конце концов мы расхохотались. Джордж никогда не грубил нам, но всегда мог обвести нас вокруг пальца.

Миссис Харрисон была на кухне, когда Джордж впервые привел в дом Джона Леннона. «Это Джон!» - крикнул Джордж. «Здравствуйте, миссис Харрисон», - сказал Джон и подошел пожать мне руку. Не понимаю, что потом произошло, но Джон почему-то упал и, падая, свалился на меня, и мы оба оказались при этом на диване. В это время вошел отец. Посмотрели бы вы на его лицо, когда он увидел верхом на мне Джона! «Что здесь происходит, черт подери?!» «О’кей, папа!- сказал Джордж. - Все в порядке. Это Джон».

– Джон всегда был немного сумасшедший. И никогда не унывал, точно так же, как и я.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.