5. Джордж
5. Джордж
Джордж Харрисон - единственный из «Битлз», выросший в большой и дружной семье. Он самый младший из четырех «Битлз» и самый младший из четырех детей Харолда и Луизы Харрисон. Джордж родился 25 февраля 1943 года в доме № 12, Арнолд-Гроув, Уэйвертри, Ливерпуль.
Миссис Харрисон - плотненькая, веселая, очень приветливая и легкая на подъем женщина. Мистер Харрисон - худой, медлительный и педантичный, любил делать все с чувством, с толком, с расстановкой. Он оставил школу в четырнадцать лет и начал работать в фирме, выпускавшей катки для белья, которыми пользовались домохозяйки в дни большой стирки. Он получал 7 шиллингов и 6 пенсов в неделю за то, что на тачке развозил эти катки по домам и затаскивал их внутрь.
Юношей он хотел записаться во флот, но мать не разрешила. Его отец был убит в Монсе во время первой мировой войны, и, наверное, поэтому мать испытывала отвращение ко всем родам войск. Но она позволила ему записаться в торговый флот. С 1926 по 1936 год он прослужил стюардом в море, на линии «Уайт Стар».
С женой Луизой он познакомился в 1929 году. «Нет, уж эту историю дай рассказать мне», - заявляет она.
– Ничего смешнее вы никогда в жизни не слышали. Однажды на улице я познакомилась с ним и с какими-то другими ребятами. Один из них сказал: «Дай-ка нам твой адрес. Я завтра отправляюсь в Африку и пришлю тебе оттуда флакончик духов». Я подумала: «Что ж, флакончик духов - это флакончик духов», но Харолд выхватил мой адрес и был таков.
Его первое письмо вызвало целый переполох. На конверте красовался флаг «Уайт Стар», поэтому я сразу поняла, что письмо от него. В день, когда пришло письмо, у нас на кухне сидел глухонемой, он зашел попить. Мать всегда была очень добра к людям.
В те времена письма были большой редкостью, во всяком случае для нас. Глухонемой нагнулся и поднял мое письмо, хотя был неграмотный. Я успела увидеть, что на конверте написано «Мисс Луиза Френч», и попыталась вырвать у него письмо. Но кто-то меня опередил, и оно пошло по рукам; все, умирая от хохота над поцелуями, которые он мне посылал, прочитали его раньше меня. Пришлось прогладить письмо утюгом, чтобы разобрать, что там написано.
Бракосочетание Харолда и Луизы состоялось в Отделе регистрации гражданских актов 20 марта 1930 года. Так как невеста была католичкой, а жених - нет, они не могли обвенчаться в церкви. Ее отец приехал из Вексфорда, Ирландия, и поначалу писал свое имя на ирландский манер, через «Ф». Он был ростом в шесть футов два дюйма и одно время работал комиссионером в «Нью-Брайтон Тауэр», а потом фонарщиком.
– Когда он ушел на первую мировую войну, моя мама стала фонарщицей. Однажды она забралась на высокий фонарь, а кто-то случайно отодвинул стремянку. Она повисла на руках, держась за перекладину, но не удержалась и упала. В это время она была на восьмом месяце беременности. Но ребенок родился замечательный. Весом в девять фунтов.
После свадьбы Харолд и Луиза поселились в доме № 12 по Арнолд-Гроув и прожили там восемнадцать лет. Это был стандартный двухэтажный домик, с двумя комнатушками на каждом этаже, который обходился в 10 шиллингов в неделю. Всего несколько миль отделяли его от тех мест, где жили Джон Леннон и Пол Маккартни. Харолд продолжал служить в торговом флоте, а Луиза работала в зеленной лавке; она оставила работу незадолго до рождения своего первого ребенка - Луизы - в 1931 году. Вскоре после этого Харолд решил уйти из торгового флота - ему эта работа и без того уже осточертела, но в основном его решение было продиктовано желанием почаще видеть детей.
– Я был в ту пору стюардом первого класса и получал 7 фунтов в месяц. 25 шиллингов из этой суммы я каждую неделю посылал домой, жене. Мне никогда не хватало денег, даже когда у нас на борту оказывались представители «голубой крови» - так мы называли денежных тузов, отваливавших щедрые чаевые во время больших круизов. В свободное время я работал парикмахером. Хотелось накопить деньжат, чтобы спокойно списаться на берег и поискать работу.
– В письмах он жаловался на тяжелую жизнь, - говорит миссис Харрисон. - Мол, не успеет он перед сном снять брюки и повесить их на веревку, как уже снова надо их надевать, хотя они еще качаются.
Харолд списался на берег в 1936 году. Во время депрессии. В течение пятнадцати месяцев он жил на пособие.
– С двумя детьми мне разрешили получать 23 шиллинга в неделю. Из них я должен был отдавать 10 шиллингов за квартиру, а на остальное надо было всех прокормить и заплатить за уголь.
В 1937 году ему удалось устроиться кондуктором в автобусе, а в 1938 году он стал водителем. В 1940 году родился их третий ребенок, Питер, а в 1943-м появился на свет Джордж, четвертый ребенок и третий сын.
– Я захотел взглянуть на него в самый первый день, - говорит мистер Харрисон. - Ну и дела! Я просто обалдел. Копия меня в миниатюре. Нет, подумал я, такого не бывает, не можем же мы быть так похожи - я, да и только.
– Джордж всегда был очень самостоятельным, - говорит миссис Харрисон, - он не признавал никакой помощи. Посылая его в мясную лавку, мы передавали с ним коротенькую записочку для миссис Квирк, но он выбрасывал ее, едва выйдя за дверь. Бывало, миссис Квирк увидит его рожицу над прилавком и спросит: «Ты принес записочку?» «А мне она ни к чему, - ответит Джордж, - пожалуйста, дайте мне три четверти фунта самой лучшей свиной колбасы». Ему было тогда немногим больше двух с половиной лет. Все соседи его прекрасно знали.
Им с большим трудом удалось добиться, чтобы Джорджа приняли в начальную школу. Нарастал послевоенный демографический взрыв. Школы были переполнены.
– Я попыталась устроить его в католическую школу, ведь он был крещен католиком. Но мне ответили, что раньше шести лет его не примут. Я не стала ждать; он был такой умный и развитой, что я все-таки послала его в обычную начальную школу.
Ею оказалась школа в Довдейле. Та самая, в которой уже учился Джон Леннон. Он был на два с половиной года старше Джорджа и опережал его на три класса. Они не знали друг друга. Но в одном классе с Джоном учился брат Джорджа, Питер, и знаменитый впоследствии ливерпульский комик Джимми Тарбук.
– Помню, как в первый день вела его в школу по Пенни-лейн, - рассказывает Луиза Харрисон. - С самого начала Джордж захотел оставаться обедать в школе. На следующий день, когда я снимала с вешалки свое пальто, он сказал: «Пожалуйста, не провожай меня!» «Почему?» - спросила я. «Потому что, - ответил Джордж, - я не хочу, чтобы ты была как те мамаши, которые судачат у ворот». Он всегда терпеть не мог любопытных матерей. Ненавидел соседей, перемывавших всем косточки, чуть что распускавших слухи.
Однажды - это одно из самых ранних воспоминаний Джорджа - он вместе с братьями Питером и Харолдом отправился покупать живых цыплят по 6 пенсов за штуку.
– Мы принесли их домой. Мой и Харолда оба сдохли, - рассказывает Джордж, - а цыпленок Питера все рос и рос на заднем дворе. Он стал огромным и злобным. Все люди настолько его боялись, что заходили только через парадный вход, а с черного - ни за что. Мы съели его на Рождество. Пришел парень и свернул ему шею. Помню, как он висел вниз головой, на веревке.
Джорджу было шесть, когда они переехали из Уэйвертри в муниципальный дом в Спике.
– Дом был очень симпатичный, современный. После типового домишки, как две капли воды похожего на соседний, он показался мне мечтой жизни, - говорит Джордж. - В этом новом доме можно было из коридора попасть в гостиную, потом в кухню, потом опять в коридор и вновь в гостиную. В первый день я только и делал, что бегал кругами по этому маршруту.
Дом № 25, Аптон-Грин, Спик. Родители встали в очередь на жилье восемнадцать лет назад, когда Луиза была еще крошкой.
– Дом был совершенно новый, - говорит миссис Харрисон. - Но я возненавидела его с первой минуты. Взять, например, садик! Мы вложили в него столько сил, ухаживали за ним, старались, чтобы он был аккуратным, а соседские хулиганы камня на камне не оставляли от всех наших трудов. По ночам крали цветы. Район-то был трущобный - муниципальные власти нарочно поселили здесь вместе хорошие и плохие семьи, надеясь, что хорошие повлияют на плохие. Джордж неплохо успевал в начальной школе.
– После экзамена, - рассказывает Джордж, - учитель спросил, кто, по нашему мнению, сдал экзамен успешно. Поднялась только одна рука. Это был коротышка толстячок, от которого ужасно смердило. Честно говоря, печальная получилась история. Он умудрился оказаться единственным, кто провалился.
Учителя завели привычку в виде наказания сажать тебя рядом с такими вот вонючками. И эти несчастные очень страдали. Все учителя такие. Чем сильнее зажаты в тиски они сами, тем больше вымещают свои неприятности и беды на детях. Они все неучи. Я всегда так считал. И только из-за того, что они старше и в морщинах, тебе положено считать, что они все знают.
Джордж поступил в ливерпульский «Институт» в 1954 году. Пол Маккартни уже учился там, опережая Джорджа на год. Джон Леннон четвертый год занимался в школе «Кворри Бэнк».
– Я покидал «Довдейл» с сожалением. Директор, Поп Эванс, сказал нам, что мы, конечно, чувствуем себя теперь большими и умными мальчиками, но в следующей школе мы снова станем малышами. Что за бессмыслица! Потратить столько сил, чтобы стать большим, и все напрасно!
В первый же день в «Институте» Тони Уоркман прыгнул из-за двери мне на спину и сказал: «Ну что, пацан, драться хочешь?»
Некоторое время Джордж чувствовал себя выбитым из колеи и никому не нужным. Он все же пытался выполнять домашние задания и прижиться, но в конце концов совершенно разочаровался и потерял всякий интерес к школе.
– Я не выносил, чтобы мне диктовали. Какой-нибудь шизик, только что кончивший колледж для учителей, гнусавил дурацкий текст, и считалось, что я обязан его записать. Я бы все равно потом ничего не понял. Но они не заморочили мне голову. Дурачье.
Самое худшее начинается, когда ты потихоньку растешь, а они берут тебя за глотку и насильно заставляют стать частью общества, как они выражаются. Они изо всех сил стараются изменить чистый детский образ мыслей и навязать вместо него свои фальшивые иллюзии. Все это до крайности меня раздражало. Я пытался остаться самим собой. Они же хотели превратить всех в стройные ряды маленьких лакеев.
В «Институте» Джордж с самого начала пользовался репутацией изрядного пижона. Майкл Маккартни, брат Пола, был на год моложе его. Он помнит, что Джордж начал ходить с длинными волосами, когда это и в голову никому не приходило.
Бунт Джона Леннона выражался в разного рода пакостях и постоянных драках, Джордж протестовал своим внешним видом, одеждой, что выводило из себя учителей ничуть не меньше.
Но одна из причин, почему Джордж ходил с длинными волосами, заключалась в том, что он терпеть не мог стричься. Чтобы сэкономить деньги, отец продолжал стричь всю свою семью сам, как во флоте. К этому времени ножницы его стали ржавыми и тупыми.
– Им было очень больно, - вспоминает миссис Харрисон, - и они ненавидели стрижку.
– Да, пожалуй, ножницы малость притупились, - признается мистер Харрисон.
– Притупились?! Ты шутишь, милый. Хорошенькое дело, притупились… - возмущается миссис Харрисон.
– Джордж ходил в школу, нацепив школьную кепку на самую макушку, еле прикрывая ею копну волос, - говорит миссис Харрисон. - И в очень узких брюках. Тайком от меня он садился за швейную машинку и суживал брюки. Однажды я купила ему отличные брюки, и он первым делом сузил их. Узнав об этом, отец велел немедленно распороть швы обратно. «Не могу, папа, - сказал Джордж, - я уже отрезал лишнее». У него на все был готов ответ. Однажды он отправился в школу, надев под школьный пиджак желтый канареечный жилет, принадлежавший его брату Харри. Но Джорджу казалось, что он выглядит в нем потрясающе.
– У меня не было денег, и кричащей одеждой я стремился хоть чем-то выделиться, это был своего рода бунт. Авторитеты ничего не значили для меня. Никто не может научить жизни. Надо самому проделать весь путь испытаний и ошибок. Мне всегда удавалось остаться самим собой. Не знаю, как я научился этому, но у меня получалось. Они не сумели сломить меня. Оглядываясь назад, я радуюсь этому.
В течение первых трех лет он то и дело попадал в какие-то переделки. «Харрисон, Келли и Уоркман, встаньте и выйдите вон!» - эта фраза была у меня на слуху постоянно. Если же не «вон», то в угол», - говорит Джордж.
Когда наступила мода на остроносые туфли, Джордж заимел громадную пару из синей замши.
– Один из учителей. Неженка Смит, все время приставал ко мне по поводу этих туфель. Мы прозвали его Неженкой, потому что он всегда был очень изящно одет. Он сказал: «Харрисон, это не школьная обувь!» Я хотел спросить его, а что такое школьная обувь, но не стал.
Настоящее имя Неженки Смита - Алфред Смит, это был брат дяди Джона Леннона - Джорджа.
– Я чуть в обморок не упал, когда узнал об этом много лет спустя от Джона.
К концу четвертого года пребывания в «Институте» Джордж стал поспокойнее и реже попадал во всякие истории.
– Я научился держать язык за зубами. С несколькими учителями у меня существовала взаимная договоренность. Они позволяли мне садиться на последнюю парту и там мирно спать, потому что таким образом я не баламутил весь класс. Если даже день был теплый и солнечный, все равно неудержимо клонило в сон под околесицу, которую плел какой-нибудь старикан. Часто я просыпался без четверти пять и обнаруживал, что все уже ушли домой.
Харри, старший брат Джорджа, к этому времени уже окончил школу и стал работать помощником слесаря. Лу, его сестра, училась в колледже, а Питер готовился стать столяром.
Харолд, отец Джорджа, продолжал водить автобус и активно участвовал в профсоюзной деятельности. Он буквально пропадал на Финч-лейн, где находился центр Ливерпульской корпорации водителей и кондукторов. В 50-е годы он более или менее постоянно проводил там субботние встречи, принимая гостей.
– На наших глазах началась карьера комика Кена Додда. Мы видели его в клубе, где он перехватывал рюмочку, - он был очень смешной, но боялся сцены. Наконец он согласился выступить. У него был номер «Дорога в Манделей» - он выступал в шортах и колониальной шляпе. Можно было умереть от смеха. По-моему, сейчас он и вполовину не такой смешной, как тогда.
Харолд Харрисон был доволен, что Джордж, как казалось ему, нормально учится. Единственный из трех его сыновей, он ходил в среднюю школу, и Харолд надеялся, что Джордж выйдет в люди. Старательный, добросовестный профсоюзный деятель, он мечтал о большом будущем Джорджа, уверенный, что своей работой дает ему такой шанс. Так же, как тетя Джона - Мими и отец Пола - Джим, он считал образование единственным путем не только к успешному продвижению в жизни, но и к уважению в обществе. Большинство родителей жаждет, чтобы их дети получили хорошую работу, которая надежно обеспечила бы их жизнь. Но это особенно характерно для людей поколения Харолда Харрисона, который на своей шкуре испытал, что такое депрессия 30-х годов, когда он остался без работы на долгие годы и должен был содержать семью на пособие для безработных.
Индивидуализм и отрицание всяких авторитетов Джордж, видимо, унаследовал не от отца. Тяжелые времена, которые выпали на долю Харолда, особенно в молодости, выработали в нем жажду устойчивости, надежности существования. Но мать всегда была союзницей Джорджа. Она хотела, чтобы все ее дети были счастливы. Ей было совершенно все равно, чем они увлекаются, лишь бы им это нравилось.
И даже когда Джордж начал интересоваться черт те чем, во всяком случае чем-то бессмысленным и уж наверняка не ведущим ни к уважению в обществе, ни к обеспеченности, мать поддержала его.
Миссис Харрисон оказалась не только веселой и легкой на подъем. На свой манер, она, в отличие от всех родителей «Битлз», по-настоящему любила жизнь во всей ее полноте.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.