Глава десятая Ледяной дождь

Глава десятая

Ледяной дождь

В Астапове силы покинули Толстого. Но зрение его оставалось безукоризненным. Путь Л.Н. от здания станции до домика Озолина напоминает движение больной птицы, которая уже не может летать, не может даже самостоятельно передвигаться по земле, но при этом видит всё очень отчетливо, потому что привыкла смотреть на это с высоты птичьего полета.

Домик Озолина стоял под откосом, по которому шла лестница. Было уже темно. «При выходе из здания станции, – вспоминал Озолин, – направляясь к квартире, служащий, который держал за руку Льва Николаевича, предупредил его, что спускаемся с лестницы. Он ответил: „Ничего, ничего, я вижу“. Такое предупреждение было сделано, и тот же ответ был получен при входе на лестницу квартиры; один из сослуживцев при входе в коридор попросил лампу для освещения коридора, но Лев Николаевич сказал: „Нет, я вижу, я всё вижу“».

К великому счастью, в последующие семь дней Толстой не мог видеть всего, что происходило в Астапове. В ночь с 6 на 7 ноября разыгралось осеннее предзимнее ненастье. «Погода как будто разделяет подавленное настроение людей, – писал о той ночи журналист В.А. Готвальд. – Земля слегка подмерзла, а сверху тихо падают не то мелкие дождевые капли, не то что-то склизкое, отвратительно холодное… Я не могу себе представить ничего ужаснее этой ночи. Темно. На рельсовых путях сквозь туман как-то особенно зловеще мигают красные сигнальные фонари. В садике, разбитом перед историческим домиком, стоит несколько берез. Их ветки покрыты обледенелой корой. При малейшем дуновении ветерка ветви сталкиваются, ледяная кора звенит и потрескивает, и создается гул, напоминающий какие-то далекие, невообразимо печальные звуки музыки. Кажется, будто где-то вдали рыдают сонмы неведомых существ…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.