По следу палачей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

По следу палачей

Надо оказать, что авторитарный режим, близкий к фашистскому, в Литве был установлен еще в 1926 году, когда после государственного переворота у власти стали Сметона и профессор Вольдемаре.

В этот период на политический подиум выходят националисты — разных мастей провокаторы и нечистоплотные политиканы, которые намеренно решили втянуть народы маленькой страны в большой будущий кровавый омут. Как грибы после дождя растут националистические с военными претензиями так называемые общественные организации: «Литовский национальный фронт», «Национальная трудовая гвардия», «Литовская самооборона» и другие, составившие в будущем основу полицейских батальонов.

22 марта 1939 года гитлеровская Германия предъявила Литве ультиматум с требованием передать ей район Клайпеды. С немецким требованием Литва вынуждена была согласиться.

После разгрома вермахтом Польши и ее деления 17 сентября 1939 года Вильно заняли части Красной Армии, и город вошел в состав Советской Белоруссии. Однако через месяц, несмотря на то что численность литовцев в Вильно составляла лишь несколько процентов, по Договору о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой от 10 октября 1939 года часть юго-восточной Литвы и Вильно были переданы Литве. 27 октября в город вошли части литовской армии.

Этот акт литовцы восприняли со спокойной благодарностью. 3 августа 1940 года Литва стала частью СССР. В сентябре — октябре 1940 года была проведена земельная реформа, по которой землю получили около 75 ООО безземельных и малоземельных крестьян. Устанавливалась максимальная норма землепользования — 30 гектаров. Но надо признать, что на действие советской власти возникало противодействие со стороны тех, кто не хотел мириться с большевизмом. Возникали литовские вооруженные отряды, которые не только мешали внедрению новой аграрной политики, но и стали лишать жизни советских активистов. Сталин отреагировал репрессиями, под каток которых попало много ни в чем не виновных граждан.

Несмотря на то что Гитлер не считал Литву полнокровным государством, а литовцев считал нацией, у которой «…нет ничего арийского», профашистская ориентация верховных и местных властей с первых же дней оккупации немцами страны была очевидной. Уже на второй день войны «Фронт литовских активистов» (ФЛА) по радио (опередили даже Бандеру и Стецко, провозгласивших «незалежной» Украину во Львове — 30.6.1941 г.) объявил о создании независимого государства литовского и составе временного правительства Литвы с премьер-министром Ш. Казисом. Однако у немецкого командования и германской гражданской администрации были совсем другие планы — территория всей Прибалтики должна входить в колониальное объединение под названием «Остланд». В составе Остланда Литва превращалась в так называемый генеральный округ, безраздельная власть в котором принадлежала рьяному исполнителю гитлеровской политики колонизации Литвы А. фон Рентельну, разместившемуся со своей штаб-квартирой в Каунасе.

В своих воспоминаниях сотрудник СМЕРШа литовец Евсей Яковлевич Яцовскис, уроженец Каунаса, писал о событии лета 1941 года:

«Петров (заместитель начальника особого отдела НКВД 179-й стрелковой дивизии. — Авт.) привез мне из разведотдела дивизии целую кипу немецких писем, обнаруженных у убитых вражеских солдат.

— Разберись, пожалуйста, со всей этой макулатурой. Если обнаружишь что-либо ценное для нашей работы или войсковой разведки — сообщишь.

Большинство писем было отправлено из Германии и носило сугубо семейный характер. Лишь в нескольких письмах содержались призывы из пропагандистского арсенала Геббельса. В юношеские годы я одно время увлекался филателией, и мне бросилась в глаза одна гашеная почтовая марка на конверте: обычная, красноватого оттенка, серийная. Она принадлежала почтовому ведомству Германии, достоинством 8 пфеннигов, с изображением Гитлера и надписью «Дойчес райх». Однако в верхней части черной краской допечатка: «Остланд». На почтовом штемпеле видно, что место отправления письма — Кауэн. Все ясно! Значит, уже не существует Литвы! Есть колония гитлеровского рейха Остланд, то есть Восточный край, а мой родной город уже не литовский Каунас, а немецкий Кауэн!

Что касается провозглашения независимой Литвы, Гитлер резко отреагировал на самоуправство литовцев — было объявлено о немедленном роспуске временного правительства и созданных ФЛА вооруженных отрядов.

Но авантюристы от политики решили прогнуться перед фюрером. В подготовленном меморандуме ФЛА под пышным названием: «Великому Вождю Империи А. Гитлеру и главнокомандующему германскими войсками В. Браухичу о положении в Литве в связи с созданием немецкой гражданской власти» от 15 сентября 1941 года говорилось:

«Фронт литовских активистов» создался во время большевистской оккупации как военная организация, задачей которой было восстановление независимости Литвы с помощью вооруженного восстания. «Фронт литовских активистов» для этой цели завязал контакт с немецким военным командованием. Основой сотрудничества ФЛА и немецкого военного командования являлось то, что последнее признавало главную цель фронта — борьбу за независимость Литвы.

В присяге литовских добровольцев, которую они давали немецкому военному командованию, говорится:

«Принимая добровольно на себя задание по освобождению моей Родины Литвы, обязуюсь перед Богом и моей совестью выполнять это задание сознательно, не жалея своего здоровья и жизни…»

Под текстом пространного меморандума поставили подписи Л. Прапуолянис, М. Мачекас, А. Дамушис, И. Веб-ра, Н. Таутвилас, И. Дикснис, И. Янкауская, П. Баронис и др. будущие палачи литовского народа. Они подписали, по существу, смертные приговоры своим молодым в основном гражданам, которые стали пушечным мясом в угоду гитлеровцам.

Многие из них, обманутые и преданные своими правителями, погибли на фронтах. Смерть находила литовских солдат и офицеров под Москвой и в Белоруссии, под Сталинградом и на Украине, в литовских лесах и в тюрьмах ГУЛАГа. Верхушка же политических авантюристов после освобождения Литвы Красной Армией от нацизма бежала на Запад, где еще несколько лет лаяла из подворотен на Советскую Россию. Что же, надо признать, что у каждого народа есть свои каины и свои заблудшие овцы!

? ? ?

Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР через свои фронтовые подразделения собрало обильный материал о враждебной деятельности литовских пособников германского фашизма. Литва в период немецкой оккупации превратилась в «фабрику смерти». За время немецкой оккупации только евреев было убито более 200 тысяч человек. Ревностными работниками этой «фабрики» были члены военизированных, составленных из гражданского населения батальонов. Первые пять были сформированы в Каунасе по 400–500 человек в каждом. Потом они стали возникать в Вильно, Паневежисе, Шавли, Мариямполе и других местах. Всего было сформировано 20 батальонов. При формировании их простые литовцы надеялись, что будут всего лишь сторожами — нести охранную службу, но немцы их быстро оприходовали для борьбы с евреями, партизанами и частями Красной Армии.

Каунасскому батальону под № 13 была отведена особая роль — палачей. Его так называли и немцы, и литовцы — расстрельный батальон. Сформирован он большей частью из городских жителей, любящих легкую наживу, всякого рода проходимцев и людей с темным прошлым — уголовников. Командовал подразделением майор Шимкус, а потом капитан Гасенас. Личный состав батальона занимался уничтожением евреев, представителей советского актива, партизан, больных и раненых военнопленных. Мародеры, спекулирующие одеждой, обувью и драгоценностями, снятыми с жертв перед расстрелами. За деньги, вырученные от продажи вещей расстрелянных, покупались спиртные напитки, и начинались ночные оргии.

Немецкое командование испугалось дальше сотрудничать с «каунасскими бандитами» и отправило батальон «проветриться» на фронт, где он почти целиком погиб. Как говорится, нет людей, нет и проблем.

Грабежи и садизм, презрение и позорное равнодушие к людям другой веры, иного миропонимания не могут быть оправданием. Объяснять, почему такие поступки, а вернее, проступки и преступления, живут в темных углах личного и народного сознания, бесполезное занятие, потому что они от лукавого. Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод.

В связи с этим автора занимала одна проблема — причина жестокости населения Литвы по отношению к евреям и русским. Ни в советские времена, ни теперь об этом не хотели и не хотят говорить, но народ без знания истории — не народ. Кто-то из великих людей говорил, что, если приходится выбирать между неправдой и грубостью, выбери грубость; но если приходится выбирать между неправдой и жестокостью, выбери неправду. Литовские националисты выбрали жестокость.

Стремление партийных идеологов, особенно в годы перестройки, таких как Горбачев, Яковлев, Медведев и других, лишний раз не затрагивать тему масштабов соучастия приспешников нацизма на Украине и в Прибалтике в кровавых преступлениях против своих народов — мирных жителей разных национальностей — привело к тому, что начиная с середины 80-х годов всплеск национализма был окрашен в русофобские цвета.

То, что творилось в маленькой стране под названием Литва, было большой бедой.

Для многих жертв в Литве смерть выглядела благим избавлением на фоне мучений и истязаний в годы немецкой оккупации.

Что же такого сумела «натворить» советская власть в Литве за один год — с 1940 по 1941 год? Почему литовцы организовали бойню евреев и русских с приходом первых немецких солдат? Да, были репрессии, аресты, выселение, национализация земли и собственности, конфискация имущества у зажиточных фермеров, рыбаков, ремесленников и других производственников. Возникшее желание поквитаться с носителями прошлой власти у обиженных людей можно понять, но нельзя уразуметь форму мести. То, что происходило в Литве, находится за границей понимания, оно не поддается никакой логике, смысловой закономерности. Элементарно шла ежедневная охота на людей — жажда наслаждений делает людей жестокими.

Истреблялись не только ненавистные советские и партийные работники, а также военнослужащие — виновники в установлении советской власти в Литве, не только евреи, виновные в том, что они евреи, но и поляки, душевнобольные, старики и даже грудные дети. Все они были представителями другой крови. Копаться в этом должны, наверное, не историки, а психиатры. В войну и сразу же после ее окончания с этим позорно-преступным явлением со стороны литовских нелюдей разбирались правоохранительные органы СССР и, в частности, сотрудники военной контрразведки СМЕРШ.

И все же коллаборационистов было меньше, чем людей вставших на защиту поруганной фашистами родной земли — военных и партизан. С первых дней войны в боях с неприятелем участвовали полнокровные литовские соединения: 179-я стрелковая дивизия и 16-я Краснознаменная Кпайпедская стрелковая дивизия. Что касается партизанского движения, то оно в Литве разворачивалось в сложных условиях. Ведь боевые действия приходилось вести на два фронта — против немецких оккупантов и местных националистов — вооруженных бандитов, пособничавших гитлеровским захватчикам. В основном в их составе были скрывавшиеся бывшие полицейские, сотрудники охранки, члены военизированной фашистской организации «Шаулю саюнга». Они нападали из засад на новоселов, военных, коммунистов и комсомольцев, земляков, получивших от новой власти землю. И все же с каждым месяцем сопротивление врагу росло.

26 ноября 1942 года ГКО образовал штаб литовского партизанского движения, который возглавил А. Снечкус. Партизаны стали смелее применять активные наступательные действия. В период немецкой оккупации в Литве действовало 92 отряда. Участвуя в «рельсовой войне», партизаны пустили под откос 577 железнодорожных составов противника с живой силой и техникой. Вывели из строя 400 паровозов, более 3000 вагонов, взорвали 125 мостов и 48 казарменных построек, разгромили 18 гитлеровских гарнизонов, повредили линии связи на многие километры, истребили более 14 000 немецких солдат, офицеров и гитлеровских пособников. В сражениях погибло около полутора тысяч народных мстителей. За проявленную отвагу и доблесть в партизанской борьбе семь ее участников стали Героями Советского Союза.

В рядах военных контрразведчиков воевало тоже немало литовцев. Об одном из них и пойдет речь в этой главе.

? ? ?

Офицер ГБ Евсей Яковлевич Яцовскис, сначала сотрудник особого отдела НКВД 179-й литовской стрелковой дивизии, а потом ОКР СМЕРШ 16-й, прошел дорогами войны от начала до Победы со своими друзьями-земляками. Славный боевой путь в рядах Красной Армии и военной контрразведки, в том числе и СМЕРШа, прошли В. Виткаусас, В. Карвялис, А. Урбшас, П. Пятронис, В. Мотека, С. Гайдамаускас, А. Шуркус, В. Луня, В. Ри-мас, Ю. Барташюнас, Й. Чебялис, Й. Жибуркус, В. Каволюнас, П. Симорайтис и многие другие побратимы Яцовскиса по оружию.

Они сражались с агрессором за единую Отчизну, в составе которой была и их страна — Литва. В одном из весенних номеров газета «Красная Звезда» в 1944 году опубликовала небольшую повесть Ильи Эренбурга «Сердце Литвы», посвященную двум воинам литовской 16-й дивизии — Йонасу Даунису и санитарке Зосе Денинай-те, погибшим в бою с гитлеровцами на орловской земле. Он писал:

«Нет маленьких народов. Нет маленькой земли. Любовь меняет пропорции… В Литве жили три миллиона человек. Но разве арифметикой определишь сердце? Литовцы любят свой край, зеленую тишину лесов, цветы и сугробы, широкие реки и ручьи. Испокон веков Литва сражалась против жадных и жестоких тевтонов. В боях против тевтонских рыцарей Литва обрела волю, душу, историю…

Йонас Даунис умел жить только во весь рост. Когда немцы напали на Советский Союз, Даунис узнал большое горе: немцы убили его жену и двух дочерей… В один день Даунис потерял счастье. Он спас сына. Он спас также честь. Он ушел на восток не за тем, чтобы спастись. Он ушел на восток за тем, чтобы спасти Литву. Он стал солдатом Красной Армии…

Это было в разгаре боя. Немцы открыли ураганный огонь. Даунис вплотную подполз к проволочным заграждениям на верхушке холма, бросил гранату и поднялся во весь рост. Рота услышала голос своего любимца: «За Родину! За свободу!»

Все видели, как из рук Дауниса упал автомат. Увидела это и Зося Денинайте. Хрупкая девушка, за два дня боев она вынесла более шестидесяти раненых. Под огнем она бросилась к товарищу. Даунис еще стоял, еще кричал: «Вперед!» Потом он упал. Зося наклонилась над ним. Пуля пробила грудь девушки. Тяжело раненная, она нашла в себе силы перевязать Дауниса.

Немцы не выдержали натиска. Тактически важная высота была занята литовцами.

На холме лежали два бездыханных тела: Дауниса и Зоси. Кто взял высоту? Йонас Даунис, который, умирая, крикнул «Вперед!»? Зося, поспешившая ему на помощь? Бойцы командира Ласаускаса? Они не спасли двух погибших, но они отвоевали у жадного врага кусок русской земли. Они сделали шаг на запад — к родной Литве…

Даунис и Зося не только говорили о свободе Литвы, они за нее умерли. Слова верности написали кровью, и нет во всех чернильницах мира чернил, которые могли бы перечеркнуть такую присягу».

И таких героев рождала война каждый день сотни, тысячи. А все потому, что они воевали с исчадием ада — озверелым фашизмом, который поддерживали всякого рода проходимцы от политики, человеконенавистники и одураченные националисты. Надо отметить, что генерал армии К.К. Рокоссовский не раз ставил в пример это соединение.

Сокрушительные удары Красной Армии побуждали фашистов еще шире использовать оружие идеологических диверсий — провокаций, лжи, клеветы, обмана, шантажа и угроз, пытаться рассчитывать на низменные инстинкты человеческих ничтожеств.

Вот о каком случае вспоминал сотрудник СМЕРШа Яцовскис:

«14 августа (1944 г. — Авт.) штаб дивизии остановился на привал в деревне Кошелево… Здесь из 224-го артиллерийского полка в отдел контрразведки дивизии принесли вскрытый пакет, на котором стоял гриф «Секретно». Мне было поручено расследовать обстоятельства утери этого пакета. Выяснилось, что почтальон полка красноармеец Е. Рабиновичюс, следуя на велосипеде по делам службы, обнаружил на обочине дороги запечатанный конверт с грифом «Секретно».

«Ну и раззява», — в сердцах мысленно обругал он неизвестного коллегу, утерявшего служебный пакет. Офицеры штаба полка, вскрыв конверт, обнаружили отпечатанный на пишущей машинке секретный приказ командования Красной Армии по вопросам борьбы с фактами членовредительства среди личного состава действующей армии.

При чтении этого документа мне прежде всего бросилось в глаза то обстоятельство, что в приказе самым подробным образом описывались способы совершения над собой членовредительства в целях уклонения от участия в боевых действиях на фронте, а главное, излагались детальные сведения, а по существу, советы о том, каким способом скрывать факт членовредительства. При более внимательном изучении этого документа стало ясно, что отпечатанный на машинке текст был размножен типографским способом и распространялся в расположении наших войск. Очередная гитлеровская фальшивка! Этот экземпляр «приказа» был, видимо, сброшен с самолета».

После ожесточенных боев с фашистами 16-я дивизия была выведена с передовой на доукомплектование во второй эшелон. Штаб соединения оказался в Туле, куда прибыл Председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Ю. Палецкис, который 14 сентября на Собрании партийного актива соединения сказал такую фразу, которую запомнил контрразведчик: «После битвы под Грюнвальдом литовскому народу не приходилось участвовать в таких серьезных боях, в каких теперь отличились литовские подразделения Красной Армии. В этих боях вы сдали экзамен на мужество и удостоились бессмертной славы…»

Сегодня эту славу пытаются затоптать новые политиканы, потомки тех, кто прислуживал фашистам. Они теперь называют оккупантами советских солдат и офицеров, в том числе и своих земляков, освободивших Литву от коричневой нечисти. Будем считать, мягко говоря, что они заблуждаются.

? ? ?

Разыскная работа отдела КР СМЕРШ соединения велась интенсивно. Немецкие спецслужбы, отступая вместе с вермахтом, всячески пытались через свою агентуру внедриться в подразделения и части дивизии с целью ведения разведки, совершения диверсионных и террористических актов. После «прохладного душа» под Москвой и Сталинградом в плен стало попадаться все больше и больше «тевтонских вояк», с отдельными из них занимались военные контрразведчики. Так, во время боев под Полоцком в ближнем тылу противника наши разведчики из засады разгромили немецкий обоз, и среди захваченных в плен военнослужащих оказался также старший лейтенант — ветеринарный врач.

«Привели его в штаб дивизии, — вспоминал Евсей Яковлевич, — щеголеватого, при всех регалиях, причем с чемоданом в руках. При допросе он пытался создать о себе впечатление как о личности интеллектуальной, культурной, не причастной к совершенным нацистами преступлениям. Он то и дело повторял:

— Мое дело только лошадей лечить…

Однако, когда для досмотра был открыт его чемодан, все ахнули: рядом с аккуратно сложенным бельем и предметами личного туалета красовались изделия из фарфора, старинные шкатулки искусной работы, столовое серебро, старательно свернутые в трубку, снятые с подрамников, исполненные маслом картины — два пейзажа и один натюрморт, а также наручные часы разных марок, серьги с драгоценными камнями, золотые обручальные кольца и другие вещи…»

Следы мародерства были налицо. Вот уж действительно, краденая вода сладка, а тайно съеденный хлеб — приятен, а поэтому доброму вору всякая петля впору. Но перед смершевцами стоял навытяжку совсем не добрый вор — добрых не бывает. Стоял и дрожал за свою судьбу оккупант, захватчик, фашист…

Ну как тут не вспомнить слова Льва Толстого, сказанные в «Войне и мире» о наполеоновских вояках:

«Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые казались ему ценны и нужны».

Мародеры фюрера, оказывается, своим грабительским аппетитом ничем не отличались от бонапартовских предшественников.

Кстати, в усадьбе великого гения мировой литературы варвары двадцатого века приходили в бешенство от факта существования русской культуры. Они планомерно уничтожали все, что было связано с именем Льва Николаевича — печи топили разбитой уникальной мебелью и книгами, в одной комнате сделали туалет, здание школы для крестьянских детей превратили в развалины, унесли с собой ценные картины, ковры, другие экспонаты, хранившиеся в музее. Рассказы местных жителей были полны ужасных подробностей о грабежах, разбоях, убийствах и действиях специальных команд поджигателей домов.

Все эти данные были собраны военными контрразведчиками 16-й стрелковой дивизии.

«Любопытный случай, — писал Яцовскис, — произошел в апреле 1943 года в нашей чекистской практике. Вернувшись в один из вечеров из 167-го стрелкового полка, я увидел в отделе задержанного красноармейца.

Поздней ночью пришлось разбудить начальника отдела и доложить о результатах допроса. Полковник Барташюнас, внимательно выслушав меня, приказал немедленно под личную ответственность отконвоировать задержанного в Особый отдел армии.

Как сейчас вижу перед собой этого рослого, статного, смуглого украинца. Когда его ввели в комнату, он тут же вытянулся по стойке «смирно» и, как бравый солдат, щелкнул каблуками.

«Прошел хорошую муштру», — мелькнула у меня мысль. Предложил ему сесть, а сам принялся рассматривать изъятую у него при личном обыске красноармейскую книжку.

Я спрашиваю, он отвечает, записываю, опять спрашиваю:

— Профессия и специальность?

— Тракторист.

— Место службы и должность или род занятий?

— Агент немецкой разведки…

Мне показалось, что я ослышался. Ничего не стал записывать и еще раз переспросил. А он в ответ:

— Я уже сказал, агент немецкой разведки. Прошлой ночью был переброшен в тыл Красной Армии.

Я поспешно кончил заполнять анкету и принялся писать протокол допроса подозреваемого.

— Вы запишите, пожалуйста, в протокол, что я явился с повинной, с тем чтобы во всем чистосердечно признаться, — попросил допрашиваемый.

— Но ведь вас задержал патруль, — возразил я.

— Не моя вина, что весь день пришлось искать Особый отдел.

И тут он мне поведал из ряда вон выходящую историю. Еще задолго до получения задания от гитлеровской разведки этот агент твердо про себя решил: «Поручение фашистов выполнять не буду и сразу после выброски добровольно явлюсь в Особый отдел НКВД».

После приземления на парашюте в нашем тылу он штыком заколол своего напарника-радиста, который намеревался выслужиться перед врагом, спрятал рацию, оружие, другое выданное немцами снаряжение и направился в сторону фронта на поиски Особого отдела. Повстречавшиеся на рассвете красноармейцы указали ему на землянки возле опушки леса. Он приблизился к одной из них и спросил у часового, здесь ли находится Особый отдел.

Красноармеец недружелюбно спросил:

— А тебе какое дело?

— Я немецкий шпион.

— Я тебе покажу «шпиона»! Давай катись-ка отсюда, — зло прокричал часовой и направил на него ствол автомата.

— Что ж мне оставалось делать? — продолжал свой рассказ задержанный. — От того места весь день петлял по дорогам, пока не встретил ваши патрули.

Приблизительно месяц спустя в отдел заезжал руководящий работник Особого отдела армии, от которого мы узнали, что все показания задержанного полностью подтвердились: был обнаружен убитый немецкий агент-радист, парашюты, радиоаппаратура. Разобрались и с ротозеем-часовым, прогнавшим прочь немецкого агента. Он, видите ли, думал, что, называя себя шпионом, красноармеец над ним подшучивает, издевается.

— Не встречал таких шпионов, которые сами приходят в НКВД, — пытался оправдаться незадачливый боец взвода охраны Особого отдела.

Но на фронте случалось всякое!»

Тепло военный контрразведчик отзывался о командующем Калининского фронта генерале армии Андрее Ивановиче Еременко, который в 1940 году был командиром механизированного корпуса и являлся одновременно начальником Вильнюсского гарнизона. На одном из совещаний он сообщил, что войска фронта готовятся к новым наступательным операциям, и настало время освобождения Белоруссии и Литвы. Затем Еременко приказал построить офицеров. Когда это было сделано, скомандовал:

— Кто имеет одно ранение, шаг вперед! Кто ранен дважды, два шага вперед! Кто ранен трижды и более, три шага вперед — марш!

Генерал армии вручил ордена офицерам, которые были ранены на фронтах Великой Отечественной войны, но не имели правительственных наград. Он придерживался правила сразу же после боя прямо на передовой — в окопах, землянках, блиндажах, на артиллерийских позициях — вручать ордена и медали наиболее отличившимся воинам.

? ? ?

В конце октября 1943 года батальон 249-го стрелкового полка, успешно выполнив боевое задание, занял круговую оборону. В полдень бойцы боевого охранения задержали слоняющуюся без дела у опушки леса девушку. Когда о ней стало известно старшему оперуполномоченному полка капитану Й. Юргайтису, у него возникло подозрение о возможной причастности девушки к немецкой агентуре. Она назвалась Аннушкой. В ходе беседы задержанная рассказала, что в 1942 году она добровольно вступила в отряды народных мстителей. Работала в партизанском отряде, действовавшем в окружении Полоцка, радисткой. Неделю назад каратели окружили отряд. В завязавшемся бою лишь немногим удалось спастись. Она все время шла на восток — к своим…

На посланный запрос сотрудники СМЕРШа вскоре получили ответ — Аннушка действительно служила в отряде радисткой. Связь с отрядом прервалась полгода назад. Все как будто соответствовало показаниям радистки, кроме периода ее ухода из отряда. Допросили девушку еще раз. На этот раз она была не так уверена, начала путаться и нервничать. Все больше возникало противоречий. Тогда сотрудник СМЕРШа попытался склонить задержанную девушку к откровенной беседе.

Аннушка вздохнула и, опустив голову, заявила:

— Боюсь сознаться…

И вот полился рассказ искреннего раскаяния.

Полгода назад гитлеровцы разгромили партизанский отряд, и она оказалась в плену. Однако затем начались совершенно неожиданные и непонятные для нее события: немцы ее не пытали, не собирались вешать, как они обычно делали с партизанами, даже не допрашивали ее.

Спустя некоторое время ей разрешили свободно прогуливаться по двору дома, в котором располагался немецкий штаб, а командир воинской части, хорошо говоривший по-русски капитан по фамилии Штефан, был с Аннушкой изысканно вежлив, ни разу не расспрашивал ее ни о партизанах, ни о родственниках. Так прошел месяц, потом другой. Затем Штефан начал ей давать невинные, на первый взгляд, поручения. У Аннушки был красивый почерк, и ей велели переписывать какие-то списки. После этого Штефан поручил ей выписать из списков советских военнопленных каждого десятого, которых эсэсовцы вскоре расстреляли в отместку за якобы совершенный кем-то побег из лагеря. Очередная просьба Штефана была такова — ее послали с повесткой к местному жителю. Ничего не подозревая, он явился в немецкий штаб, и его на глазах у Аннушки повесили.

«Хитрый и коварный немецкий разведчик, — как писал Евсей Яковлевич, — незаметно опутал Аннушку липкой прочной паутиной, из которой она не сумела вырваться. Выполнение этих «невинных» поручений оказалось равносильным сотрудничеству с врагом. Она это поняла слишком поздно, а Штефан убедил, что дороги назад у нее нет.

Аннушка встала на путь предательства. Дважды она ходила в разведку в партизанский край, и оба раза доставляла фашистам необходимые сведения. На этот раз Штефан послал ее разведать, что там за большая группа хорошо вооруженных людей оказалась в тылу у немецких войск — партизаны или регулярные части Красной Армии. Бдительность красноармейцев помешала Аннушке выполнить это последнее задание немецкой разведки.

Закончив следствие, я доложил об этом начальнику отдела и получил приказание отправить Аннушку в отдел контрразведки СМЕРШ армии.

До разоблачения Аннушки нашими органами еще не было известно о существовании немецкой разведывательной группы капитана Штефана. 14 декабря 1943 года, вручая мне орден Красной Звезды, начальник отдела контрразведки СМЕРШ 4-й Ударной армии полковник Василий Федорович Смышников сказал:

— Помимо всего прочего, это вам за разоблачение первой ласточки капитана Штефана!

Уже после войны я узнал, что Аннушка искупила вину перед Родиной, она помогла нашим чекистам в роли агента-опознавателя обезвредить не одну группу вражеской агентуры, засылавшейся капитаном Штефаном в тыл Красной Армии».

? ? ?

Сегодня все те, кто сражался за освобождение Литвы с коричневой чумой, в том числе воины 16-й литовской стрелковой дивизии и многочисленные отряды партизан, в Литве обозваны «оккупантами», а сторонники гитлеровского режима из отрядов ваффен СС — освободителями. Переписчики истории спешат выхолостить из памяти потомков правду о войне, а молодежи влить в души свою «правду», выстроенную на мифологемах. А вообще каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает. Этим правителям следует напомнить одну вещь — став министром, Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Как говорится, одному дана власть над словом, другому над словарями. Прошло немного времени, и жизнь поставила всех на свои места — гения на пьедестал, преступника сожгла и пустила прах по ветру.

Что касается понятия «освободители» в современной трактовке литовских властей, то здесь уместны герценовские слова — я вижу слишком много освободителей, g не вижу свободных людей. Литва разделена сегодня на своих и чужих, на граждан и неграждан страны, хотя класть декларирует свободу слова и личности. Но как говорил Марк Твен — милостью Божьей мы имеем три драгоценных блага: свободу слова, свободу совести и благоразумие никогда не пользоваться ни тем, ни другим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.