* * *
* * *
Чуть раньше, еще до появления Войтека, имели место два события, о которых я как-то умудрилась не упомянуть. Лилька сбежала от Збышека, а Эльжбета вышла замуж за Стефана.
Лильке я ничуть не удивлялась. Ее Збышек был красив, порядочен, не пил, не курил, спортсмен: играл в волейбол, ходил на лыжах, плавал – одним словом, собрание всех совершенств, но он родился в Силезия, а тамошние обычаи чужды нашим душам.
Силезская жена обязана, например, чистить мужу обувь, невзирая на все свои дела и обязанности, и Збышек аккуратно выставлял в прихожей обувь ровненьким рядком. Жили они тогда у родителей Лильки, и она как-то показала такой рядок моей матери.
– По мне так пускай здесь и прорастут и зацветут, – откомментировала Лилька. – Интересно, дойдет до него что-нибудь или нет.
Вовсе не дошло: примчалась его мать, элегантная дама.
– Ах... – Она в ужасе всплеснула руками. – Какая грязная у Збышека обувь...
Схватила щетку и принялась чистить. Дядя Олек тихонько буркнул моей матери, что собрался было подсунуть ей и свои туфли, хоть одну пару, да побоялся – размер не тот.
Сама я не раз наблюдала и другие шокирующие сцены. Все садились за стол, Збышек еще с чем-то валандался, я попросила:
– Збышек, пока не сел, принеси соль.
– Не знаю, где соль, – недовольно проворчал Збышек и плотно уселся.
– Сейчас принесу, – вскочила Лилька, прежде чем я успела отреагировать.
Однажды мы все вместе смотрели телевизионную передачу. Очевидно, какой-нибудь фильм, потому что развлекательную, например, программу я бы не смотрела, а помню, тогда с интересом уставилась в экран.
– Лиля, – приказал вдруг Збышек, – сделай мне яичницу.
Меня прямо подбросило от злости.
– Ты что, спятил? Совсем мозги отбило?! Ведь она тоже смотрит передачу, не заметил?! Чего ради вскакивать и лететь на кухню?! Подождешь, пока кончится, а если тебе невмоготу, пойди сделай сам.
Збышек растерялся, а Лилька встала.
– Я сделаю, – сказала она что-то уж слишком ласково. – Перестань, сама видишь. Уж я ему сделаю...
Семейных сцен рассказывать больше не стану, но Лилька унаследовала одну немаловажную фамильную черту – ожесточенное упорство. И чувство юмора, помогавшее настоять на своем. Лилька закончила геофизику, начала работать, родила двоих детей, Богдана и Александру, и в одно прекрасное утро – Богдан еще в школу не ходил – использовала весеннюю экспедицию на раскопки, то есть геофизические исследования, забрала с собой детей и объявила: к мужу не вернется.
Збышек был потрясен до глубины души. Человек верующий, религиозный и потому не признающий развода, он никогда больше не женился бы, разве что Лильку пришил бы кто-нибудь, но такого выхода в обозримом будущем не намечалось. За помощью обратился к нашему семейству, Лилька тоже. После экспедиции, осенью, приехала в Варшаву, где запросто могла найти себе работу. Тетя Ядя, золотое сердце, предложила ей жилье у себя – одну из трех комнат, в ту пору бабушка по отцу уже умерла.
В связи с бабушкой по отцу тетя Ядя много чего пережила. У бабушки в числе прочих болезней развился мощный склероз, и последние годы жизни она вела себя несколько странно. С бабушкой и тетей Ядей еще со времен войны жила подруга бабушки, пани Барская. Пани Барская, ровесница бабушки, склероз своей подруги тоже отстрадала, да еще как.
Например, бабушка уронила что-то на кухне, пани Барская наклонилась поднять, бабуля взяла кастрюлю с молоком и медленно, тоненькой струйкой вылила ей на голову. Хорошо, молоко уже остыло. Яйца для яичницы она старательно разбивала на пол, а случалось, и пани Барской на ноги. Короче говоря, ближним своим разнообразила жизнь на все сто.
Пани Барская вскоре умерла, очень надеюсь, не из-за молока и яиц, а тетя Ядя решила спать с бабушкой в одной комнате, зачем, я так и не уяснила, в ее распоряжении имелись еще две комнаты.
Бабушка выработала свой взгляд на время.
– Ядя! – звала она в два ночи. – Ядя, вставай, на работу пора!
– Нет, мамуля, – с ангельским терпением успокаивала ее тетя. – Еще очень рано, всего два часа.
Бабушка соглашалась, но в три начинала снова.
– Ядя, уже утро, пора вставать...
И с завидным постоянством будила в четыре, в пять, в шесть, и так каждую ночь. Это продолжалось года три, каким чудом тетя Ядя не спятила, не понимаю до сих пор. В конце концов бабушка умерла, а тетя Ядя предложила одну комнату Лильке.
А Лилька, primo, сбежала от мужа с детьми, secundo, увлеклась. Вернее, парень увлекся ею; поскольку он обладал всеми совершенствами с точностью до наоборот, чем у Збышека, постольку для Лильки представлял своего рода отдохновение, но он учился в Советском Союзе, и посему привычки и обычаи опять не совпадали. Лилька проблему разрешила трезво, дурацких иллюзий не питала, контакт с хахалем рассматривала как своего рода терапию и использовала этот контакт рационально.
На всю Лилькину историю я смотрела с испугом и сочувствием: первая ошибка, совершенная с размаху, подействовала на нее чересчур сильно. Она информировала о своих переживаниях семейство, а семейство впилось в развлечение зубами и когтями. На Аллее Неподлеглости происходили настоящие конференции, Лильку хвалили и ругали по очереди, грызли и жевали ее, а карканье не утихало ни на минуту. Разложили Лильку, Збышека и хахаля на первоэлементы, придушили ее так, что не могла вздохнуть, – не успела я ее предупредить, и вот последствия. Хахаль сам уготовал себе полное поражение, разумеется не догадываясь об этом, – Лильку он обожал беззаветно.
Прежде всего он принял предложение тети Яди и сразу бестактно пустился переделывать всю квартиру. Распоряжался так, что ангельски мягкая и полная доброй воли тетя Ядя впала в панику.
– Знаете, – несмело сообщила она, расстроенная и со слезами на глазах. – Я намеревалась отдать комнату Лильке, а оказалось, надо отдать Лильке, двоим детям и чужому мужику. Мне кажется, пожалуй, это чересчур, не знаю уж, правильно ли...
Мы утешили тетю Ядю вполне: совершенно очевидно, история с хахалем разладится. В который уже раз приехал отчаявшийся Збышек, страшные сцены разыгрывались на Аллее Неподлеглости, моя мамуля и Люцина купались в полном упоении, Лилька наконец взбунтовалась и замолчала, на такое неблагоприятное положение вещей напоролся несчастный хахаль. По-видимому, для куража он хлебнул лишнего, а может, аукнулся в нем Советский Союз, короче, прибыл он для выяснения отношений изрядно под хмель ком. Темперамент проявила моя мамуся, не признававшая алкоголя в принципе, ураганом сорвалась она из-за стола и вылетела в прихожую.
– Может, помочь надо?.. – неуверенно осведомился кто-то из присутствующих. Явно не Люцина.
– Нет, – мягко возразила я, ибо знала свою мамулю. – Успокойтесь, помощь не понадобится.
Люцина хохотнула; мамуся выставила за дверь нежелательный элемент, будто дохлого мотылька сдунула. Падение хахаля стало фактом необратимым.
Пожалуй, я тоже способствовала этому падению. Фраер оказался явно не того уровня, и сам помог мне усечь это. Явились ко мне с визитом втроем: Лилька, поклонник и нечто третье – индивид ростом с сидящего пса, приведенный в качестве партнера для меня и заранее настроенный на тесные личные контакты. Понятия не имею, что затевалось, оргия или еще что – идея исходила от хахаля, а Лилька не протестовала, ей, видите ли, было любопытно, как я справлюсь с этим идиотизмом.
Недаром же я была дочерью своей матери. Проблему решила молниеносно: кресло, где я сидела, тут же превратилось в трон, а чело мое увенчала корона. Монархини всего мира до пят мне не доставали, креатура же песьесидячего роста вдавилась в щель на полу, хахаль онемел, и вся компания отвалила, причем Лилька изо всех сил старалась сохранить серьезность.
– Я знала, что так получится, – оправдывалась она позже, – да уж очень хотелось посмотреть в подробностях. Прости меня.
– Ничего страшного, только смотри, того, сама понимаешь...
Збышек ночевал у меня. До трех ночи гремел потрясающий скандал – я не преминула высказать все мои соображения на его счет. Сидели мы по-турецки, он на кресле-кровати, я на тахте; клеймила я его и поливала на полную катушку, в целом все сводилось к тому, что жена тоже человек, да еще и женщина. Он, вынуждена признаться, принимал мои внушения вполне разумно. Почти осознал свои ошибки, благородно сокрушался и клялся исправиться.
В общем, Лилька все-таки вернулась домой, я не дам головы на отсечение, лучший ли это выход. Во всяком случае, ситуация явно изменилась и никакие ботинки уже не выставлялись рядком, зато Збышек впал в садово-огородный раж, сцена в "Проселочных дорогах" взята с натуры.
К обеду и в самом деле ждали важного гостя. Поддавшись на уговоры приятельницы, родовитой силезки, Лилька приготовила пресловутое вымечко, а Збышек опоздал к обеду – поливал в садике цветочки. Явись он вовремя, компрометирующее вымечко не подали бы гостю. Все остальное происходило как в упомянутой книге. Теперь расскажу о продолжении этого эпизода.
Лилька без всяких возражений позволила мне использовать ее имя.
– Подумаешь, Вишневских как собак нерезаных, делай как знаешь.
В те времена редакция «Чительника» сняла продолжение эпизода: вульгарно-де звучит. Tempora [08] меняют mores [09], сегодня что-нибудь подобное никому и в голову не придет. Так вот, история закончилась на том, что Лилька учинила своей приятельнице скандал, а приятельница, спохватившись, разъяснила, сколько времени надлежит варить вымечко до готовности. Вскоре приятельница встретила в городе этого обеденно го гостя, своего хорошего знакомого, и вежливо осведомилась:
– А вы ненароком не свихнули себе челюсть на вымечке Вишневской?
И надо же так случиться, что я рассказала об этом продолжении эпизода прямо в микрофон – тогда проводилось мероприятие «Лето с радио» – на морском пляже в Мельне. Лилька, как выяснилось, проводила отпуск на побережье в нескольких километрах дальше. Возвращаясь через Варшаву, она меланхолически выдала:
– Знаешь, я тебе разрешила оставить как есть мою фамилию, да не учла всех возможных последствий. Полпляжа примчалось ко мне с вопросом, не та ли я самая Вишневская с вымечком из Чешина...
Другое событие, в котором я тоже приняла грандиозное участие, – марьяж Стефана и Эльжбеты.
Стефан – сын тети Юзи, сестры бабушки по отцовской линии, двоюродный брат тети Яди и моего отца, тот самый, что за столом обычно спрашивал: «Мама, а я это люблю?» Стефан был значительно моложе своих родичей. Со времен войны остался в Канаде, как и его брат Метек, впрочем, я не уверена, не жил ли Метек в США. Метека я не видела, кажется, никогда в жизни, а если и видела – не помню, Стефана же очень любила и во второй день последней военной Пасхи гоняла его по всему саду с литровой бутылью воды в руках, дабы облить по обычаю. Как-то он приезжал из Канады, и оказалось, я по-прежнему его очень люблю.
С Эльжбетой они познакомились по фотографиям, завязалась переписка, и Стефан влюбился. Жениться решил во что бы то ни стало. Эльжбете тогда было двадцать, Стефан ей нравился. Хотя и старше ее на двадцать, он выглядел молодо, на тридцать с небольшим, душой и нравом тоже был молод. Я всячески советовала ей выходить за него – в крайнем случае ведь есть и разводы.
И снова целая эпопея разыгрывалась по большей части в нашем семействе. Эльжбета заходила частенько, ведь узнать о Стефане нигде не могла, только у нас, возможно, еще у дяди Юрека, брата моего отца, однако наша часть семейства оказалась более общительна, и тетя Ядя тоже приезжала на Аллею Неподлеглости. Решающим стало мнение моей матери, которая Стефана тоже любила. А уж если любила кого из этой второй части семейства, разумеется, сей индивид воплощал все добродетели, ибо в основном всех отцовских родственников не выносила. Исключение составляли тетя Ядя, дядя Юрек и как раз Стефан, из чего Эльжбета сделала соответствующие выводы.
Впрочем, выйти за Стефана уговаривала ее и собственная семья. Естественно, возникли всяческие осложнения паспортно-административного характера, сперва потребовалось выйти замуж и лишь потом можно было уехать в Канаду, ну и вышла замуж per procura [10], и я решительно заявляю, что любому замещающему мужу я предпочла бы Стефана.
Уехала в Канаду, за ней постепенно перебрались и все остальные близкие родственники, родители и сестра Йоля. Тереса с Тадеушем как раз строили на озере собственный дом, Стефан им весело помогал, и окрестные виды Эльжбета нашла великолепными. Сразу признаюсь: вместе с матерью и сестрой участвует в "Бесконечной шайке ", а в жизни у нас с ней случались всякие перепалки.
Других пропущенных событий что-то больше не припоминаю, эти же оба случились, верно, незадолго до моего путешествия в Пётрков Трыбунальский, так как Войтек в них явно не участвовал. В целом четыре года, коих, несмотря на бесчисленные отступления, упорно придерживаюсь, изобиловали множеством необычных событий, наезжающих одно на другое, как в моей личной жизни, так и в служебной. За хронологию стараюсь держаться зубами и когтями, но и так всем ясно – хромает у меня эта хронология...