Диалектика или смерть!

Диалектика или смерть!

Хотя Раневская вечно сетовала на свою неудачную киносудьбу («деньги съедены, а позор остался»), ей все-таки удалось сыграть одну большую и, наверное, главную для себя роль на экране. Ее Роза Скороход в фильме Михаила Ромма «Мечта» (1941), — несомненный мировой актерский шедевр. Фаине Георгиевне удалось создать объемный образ, сотканный из противоречий, рассчитанный, подобно скульптуре, на круговой обзор. Она с большой силой и убедительностью сыграла роль грубой, алчной хозяйки захудалого пансиона «Мечта», несчастной в безмерной любви к своему сыну — подлецу и пустышке, теряющей в своей жизни одну иллюзию задругой. Раневская создала образ, вызывающий то отторжение, то сострадание, заставляющий то плакать, то смеяться. Зрители всей душой полюбили эту суматошную и властную женщину, на полном серьезе спрашивающую маленькую гимназистку: «Деточка, что тебе больше хочется — на дачу, или чтобы тебе оторвали голову?» Виртуозно передает Раневская всегда непредсказуемые и всегда органичные смены настроений, мимики и интонаций голоса мадам Розы.

Президент США Франклин Делано Рузвельт, посмотрев фильм «Мечта», написал в журнале «Look»: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская очень талантлива. Это блестящая трагическая актриса».

Ролей, сопоставимых по масштабу и драматизму с ролью Розы Скороход, на экране у Фаины Георгиевны еще не было. И актриса предчувствовала, что никогда больше не будет. Понятно, как разъяренная львица, она защищалась от нападок чинуш от культуры и всяких киноначальников, стремившихся как-то урезать, принизить, отредактировать роль «классово-чуждой» мадам Скороход. Такие попытки не раз предпринимались. Особенно постарался тогдашний председатель Государственного комитета по кинематографии Иван Григорьевич Большаков. К кино и творчеству этот чиновник имел, мягко говоря, далекое отношение. В молодости Большаков трудился станочником и табельщиком на Тульском оружейном заводе, затем окончил Плехановский институт народного хозяйства, был инструктором Союза металлистов. Потом вдруг по зову партии был брошен на «важнейшее для нас искусство» — кино.

* * *

Как-то после поездки в Москву расстроенный Михаил Ильич Ромм сообщил Раневской, что теперь «Мечта» кажется Ивану Григорьевичу Большакову слишком длинной, и он потребовал изъять из картины замечательную по драматургии сцену в тюрьме — свидание Розы Скороход со своим негодным сыном. На взгляд высокопоставленного «эксперта», эпизод этот «тормозил» действие фильма, ничего не прибавляя ему ни эмоционально, ни интеллектуально.

Как рассказывает сама Раневская, услышав это, она окаменела: «Как! Выбросить мою лучшую сцену! Мне казалось, меня прострелили насквозь».

Фаина Георгиевна тут же отправилась в Москву и записалась к главному начальнику кино на прием. Нервы у нее были на пределе. По словам Раневской, в приемной, ожидая аудиенции, она стояла вся напряженная как струна, не обращая внимания на любезное приглашение сесть. Ей казалось, что прошла целая вечность, пока ее наконец попросили пройти в кабинет.

Только переступив порог, Раневская сразу же ринулась в атаку:

— Товарищ Большаков, Ромм сказал мне, что вы выбросили из «Мечты» мой эпизод, самый важный для всей моей роли.

— Да, но, понимаете, — замялся большой чиновник, — эта ваша героиня-мадам — отрицательный образ, а тут вдруг зрителям становится ее жалко. Это лишнее, это не педагогично. Это уводит, уводит советского зрителя…

Раневская приблизилась к начальнику кино почти вплотную:

— Вы же коммунист и наверняка знаете, что такое диалектика?

Большаков попытался перевести разговор в шутку, но смешок застрял у него в горле, когда он увидел дикие глаза актрисы.

— Если вы, Иван Григорьевич, — начала она, раздельно выговаривая слова, почти тихо, — не вернете в фильм эту сцену, я застрелю вас. Меня никто и ничто не остановит.

«О, вы не представляете, как я ему это сказала! — восклицала Фаина Георгиевна. — Как я умею, когда надо, сказать! Во мне была вся ненависть мира!»

И Большаков сцену свидания в тюрьме восстановил…