Полковник и Колтрейн[117]

Полковник и Колтрейн[117]

Не полюбить Манчестер трудно. Такие обращения, как «голубчик», «детка» или «чертов идиот», могут лишь порадовать южанина, привыкшего к одинокой, неулыбчивой безлюбости Лондона и юго-востока страны. «Гранада» поселила нас в пышном и роскошном отеле «Мидленд», выдав нам крупные до полного невероятия per diem ^[118] — наличными, в маленьких коричневых конвертах. Я таких денег и в руках-то никогда не держал. У нас было три месяца на то, чтобы написать материал, теперь предстояло просеять его, отобрать нужное и отснять.

Хью и я были — как бы это сказать? Поражены ужасом? Потрясены? Пристыжены? Пришиблены? Скорее всего, с нами произошло все это сразу — когда мы обнаружили, что наши медленные, похоронные, ненадежные темпы сочинительства превзойдены и попраны одним-единственным человеком — истинным смерчем трудолюбия, творческих способностей и расточительности, каким оказался Бенджамин Чарльз Элтон. На каждую страницу наших неуверенных, незаконченных скетчей, кои мы, извиняясь, представили телекомпании на рассмотрение, у Бена пришлось пятьдесят. Я не преувеличиваю. И если наши творения были чахлыми, застегнутыми на все пуговицы и стеснительными, его оказались буянистыми, энергичными, красочными и самоуверенными до нахальства. Мы зачитывали наши, скорбно покашливая и ухитряясь каким-то образом вставлять их в самоуничижительные кавычки, Бен исполнял свои, играя каждую роль с нескрываемым удовольствием и почти бесноватым наслаждением. И мы, хоть и ощущали полную нашу униженность и поражение, хохотали, проникаясь безоговорочным преклонением перед поразительной одаренностью и беззастенчивым пылом, с коими он предавался актерской игре.

Бен мгновенно заметил актерскую гениальность Эммы Томпсон и проникся теплыми чувствами к большеглазой безнадежности, которую Хью сообщал своим персонажам, равно как и к основательности и масштабам его исполнительского дарования. Во мне он увидел сварливый реликт Империи и сочинил для меня персонажа по имени полковник Содом, в котором можно, сдается мне, увидеть грубый предварительный набросок генерала Мелчетта из «Черная Гадюка рвется в бой». Другая показавшаяся ему привлекательной сторона моих ограниченных актерских возможностей породила на свет — его руками — доктора де Куинси, безапелляционного и бесчувственного врача, вновь появившегося несколько лет спустя в комедийном сериале Бена «Счастливые семейки».

Очень похоже на то, что Бен собственноручно написал каждый эпизод сериала, получившего после долгих споров название «Беспокоиться не о чем». Снимался он в Манчестере и его окрестностях, режиссер, Стюарт Орм, использовал новейшее электронное оборудование, предназначенное для съемок новостных программ, а именно появившиеся незадолго до этого ручные видеокамеры, обилие их возможностей позволяло экономить на строительстве декораций, однако ценой невысокого качества картинки и звука. Мы с Хью ухитрились все же сочинить несколько скетчей и сыграть их, надеясь, что это прольет хоть немного бальзама на раны, нанесенные нашей гордости, — в одном, довольно длинном, фигурировали два персонажа, Алан и Бернард, которых мы позаимствовали из исполнявшегося «Огнями рампы» скетча «Шарады» и которым предстояло снова всплыть в «Шоу Фрая и Лори» переименованными в Гордона и Стюарта. Однако, в любом случае, это было «Шоу Бена» — к добру или к худу.

Если я скажу, что результат получился неровным, то в этом никакой несправедливой критики не будет. Ричард Армитаж, агент, взявший меня, Хью и Эмму под свое крыло, громогласно говорил о своем испуге, недовольстве и неодобрении. Особенное отвращение внушал ему взрывавшийся зад полковника Содома. Полковник питался острым карри, и в целой череде кадров я пробегал по улицам манчестерского пригорода Дидсбери, несомый по тротуарам реактивной силой пуканья, для изображения коего потребовались пиротехнические спецэффекты. По-моему, там был даже крупный план моего затянутого в полосатые штаны седалища, которое взрывалось с дымом, треском и появлением на экране рисованной звезды. Ричард брюзжал по этому поводу не одну неделю. Ему казалось, что стильная, интеллигентная, университетского пошиба комедия, которая, как он надеялся, принесет нам известность и на которой он сможет построить наши карьеры, искалечена уличным мальчишкой-кокни, сквернословом с канализационным коллектором вместо мозгов, и Ричарду это нисколько не нравилось. Кто знает, на какие брюзгливые манипуляции пускался он за нашими спинами. Он мог даже попытаться аннулировать наши контракты. Исполнительный продюсер Стив Моррисон и Сэнди Росс остались верными Бену, ибо видели в нем одаренность, безудержную и плодовитую. Тем не менее все понимали, что «Беспокоиться не о чем» не лишено недостатков, и потому решено было включить в труппу нового исполнителя. Пол Ширер, хоть обвинить его было и не в чем, покинул шоу. Полагаю, Пола, написавшего даже меньше материала, чем я и Хью, сочли более чем заменимым. Его место занял выпускник «Школы искусств Глазго» Энтони Мак-Миллан, только-только сменивший это имя на Робби Колтрейн.

Крупный, шумный и веселый, Робби сочетал в себе стиль и манеры бруклинского водителя автобуса, рок-н-ролльщика пятидесятых, автомеханика и бандита из Глазго. Непонятно как, все они идеальным образом соединялись в один непротиворечивый характер. Меня он пугал до колик, и противопоставить этому страху мне удалось только одно: я притворялся, что нахожу его немыслимо привлекательным, терся ногой о его ногу и стонал от экстаза.

— Мордатый мелкий кобель, — говорил он в таких случаях, но в общем относился ко мне терпимо.

В одном из поздних своих интервью Робби сказал, что мы с Хью казались ему высокомерными, неприятными, чрезмерно самоуверенными представителями истеблишмента, надменно взиравшими сверху вниз на него, толстого, краснощекого и вульгарного незваного гостя — совершенно как чистопородные скаковые лошади подрагивают боками, обнаруживая в своей конюшне непрошеного осла. Я не цитирую его дословно, однако уверен, что суть сказанного Робби передаю точно. Придумал ли он это, чтобы как-то оживить скучное интервью, или действительно верит в сказанное им и помнит все именно так, я не знаю. Сейчас, при моих редких встречах с ним, я неизменно веду себя дружелюбно и приязненно, но заговорить об этом интервью так никогда и не решился. Пожалуй, оно возвращает нас к вечной и, может быть, неразрешимой проблеме чувств и внешних их проявлений, к вопросу о том, какие качества, вопреки даже внутренним нашим ощущениям, приписываем мы другим. Каждому из нас кажется, что его окружают люди, вооруженные дубинками, между тем как единственное оружие, какое сами мы прячем за нашими спинами, это жалкая ватная палочка. Я знаю, как сильно терзало меня и Хью мучительное ощущение нашей никчемности, какими неуместными мы себя тогда чувствовали и как стеснялись нашего проклятого прошлого — частных школ и Кембриджа. И знаю также, что мы (я-то уж точно) были слишком горды и благовоспитанны, чтобы появляться на людях со свешенными носами и просительными физиономиями, как у обиженной собаки, умоляющей, чтобы ее пожалели и погладили. Вполне возможно, что в течение какого-то времени нам удавалось скрывать наше ощущение безнадежности так хорошо, что Робби может с чистой совестью описывать нас как придурковатых, самодовольных ублюдков, но, честное слово, я в это не верю. Может быть, Робби приятно думать о себе как о простом работяге без роду без племени, обладателе врожденного, но и самодельного, взращенного улицей таланта, брошенном в мир блеклых снобов, жеманничающих привилегированных выходцев из среднего класса. На самом-то деле Робби родился в семье врача и учился в «Гленолмонд-колледже», самом, вероятно, элитном учебном заведении Шотландии, о котором в 2008 году был снят превосходный документальный фильм «Гордость и привилегия». Среди его выдающихся выпускников числятся 13-й герцог Аргайлский, маркиз Лотианский, принц Георг-Фридрих Прусский и 9-й граф Элджинский, вице-король Индии. То, что Робби сумел поступить в «Школу искусств Глазго» как Энтони Роберт Мак-Миллан, обладатель такого же выговора, как у принца Чарли, и выйти из нее Робби Колтрейном, говорящим совершенно как Джимми Бойл, это действительно достижение из редких. Временами я думаю, что и мне стоило бы попробовать проделать нечто в этом роде.

«Беспокоиться не о чем» с его взрывающимися задницами появилось на экранах в июне 1982 года и было показано лишь в том регионе, который обслуживала «Гранада». Мы же вернулись в Лондон, чтобы посвятить июль, август и сентябрь сочинению нового сериала, который должен был называться «На природе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.