Глава тринадцатая Палестина: законное убежище для евреев

Глава тринадцатая

Палестина: законное убежище для евреев

Погромы «Хрустальной ночи» в Германии с 9 на 10 ноября 1938 года, когда были разгромлены более тысячи синагог и десятки тысяч еврейских предприятий и домов разграблены, побудили Черчилля настаивать на безотлагательном открытии Палестины для десятков тысяч немецких и австрийских евреев, искавших там убежища. За день до начала дебатов по Палестине в британском парламенте он получил от секретаря Вейцмана, Дорис Мэй, статистический отчет о количестве и составе населения Палестины. В марте 1938 года в Палестине насчитывалось 1002406 арабов и 401557 евреев. В 1937 году получили разрешение на въезд в Палестину менее 12000 человек, а за первые месяцы 1938 года менее 6000.

В ходе дебатов в палате общин 24 ноября Черчилль произнес убедительную речь. Картина, которую он нарисовал, описывая особенности британского правления в Палестине, выглядела зловещей. «В Палестине происходит трагедия, – провозгласил он. – Льется кровь, совершаются убийства, приозводятся казни. Акты террора, творимые евреями и арабами, следуют друг за другом, пронизывая все их отношения друг с другом, и все это – при том, что оба этих народа имеют полное право жить на этой земле, которую им даровал Господь. Все экономическое оживление в Палестине, наблюдавшееся три года назад, сошло на нет. С какой стороны вы бы ни посмотрели на эту сцену, она выглядит нездоровой, даже ужасной, и, ощущаем мы это или нет, но все это чрезвычайно унизительно для нас и для нашей страны».

С гневом, продиктованным тем, что сам он был отстранен от практического участия в осуществлении государственной политики, Черчилль заявил палате, большинство которой составляли депутаты, поддерживавшие правительство: «Я обвиняю правительство Его Величества в том, что в течение трех лет оно не смогло сформулировать ясной позиции в отношении положения дел в Палестине. Все это время дела в Палестине шли от плохого к худшему, и все это время, когда ситуация постепенно выходила из-под контроля, правительство постоянно искало путь наименьшего сопротивления. Но эти терпеливые поиски линии наименьшего сопротивления не увенчались каким-либо заметным успехом». Черчилль подчеркнул: «Каждый год или даже полгода у нас проходят дебаты о Палестине. Но не надо забывать, что там в это время постоянно гибнут люди, что их там убивают и что они ежедневно и еженедельно встречают жуткую смерть. Нам же остается только проводить дебаты и говорить друг другу комплименты и, главное, избегать брать на себя риск принятия какого-либо конкретного решения».

О работе комиссии Пиля Черчилль отозвался уничижительно. «Занимаясь по долгу службы в Министерстве по делам колоний всеми этими проблемами, связанными с Палестиной, – сказал он, – я могу заверить палату, что королевская комиссия, возглавляемая лордом Пилем, не смогла открыть в Палестине нечто, не известное до сих пор Ближневосточному департаменту Министерства по делам колоний, – ничего подобного». Но само образование королевской комиссии «с важными персонами, с шумной кампанией в прессе» было весьма симптоматично – по словам Черчилля, «все это было организовано для того, чтобы освободить правительство от необходимости определить свою позицию».

Что же произошло, спрашивал Черчилль, после того как палата общин убедила правительство не одобрять предложенного комиссией Пиля плана раздела Палестины? Правительство сказало: «Раздел остается нашей стратегической целью и фундаментальным принципом, но, конечно, еще длительное время ничего не произойдет. Тем временем будут проводиться дальнейшие консультации и изучение ситуации». Черчилль был полон презрения: «Более года властям подмандатной территории Палестины не объявляется и не предписывается никакая конкретная политика. Можем ли мы удивляться, что положение там все это время лишь ухудшалось?»

Другая королевская комиссия, впоследствии также упраздненная, с сарказмом заявлял Черчилль, была назначена только для того, «чтобы оценить работу первой комиссии». По его замечанию, работа второй комиссии во главе с сэром Джоном Вудхедом как раз и «подводит нас к сегодняшним дебатам». Ведь эта комиссия в конце концов доложила правительству, что представленный первой королевской комиссией план был чепухой, а сама идея раздела Палестины «была нереализуема». После этого министр по делам колоний Малькольм Макдональд предложил созвать специальную конференцию по этому вопросу. Черчилль не мог сдержать презрения: «После трех лет болтовни, бессмысленной болтовни на эту тему министр объявляет, что мы должны провести еще одну дискуссию. Это было бы просто смешно, если бы сейчас, когда потерпели провал все попытки овладеть ситуацией, положение дел в Палестине не оказалось столь мрачным».

Прежде всего, сказал Черчилль, нужно восстановить закон и порядок. Затем нужно предложить десятилетний план, одобренный, если возможно, всеми сторонами. Проводить такой план в жизнь нужно со всей «решительностью и убежденностью». Этот план, по мнению Черчилля, должен был предусматривать ограничение еврейской иммиграции. «Я придерживаюсь той точки зрения, что у нас есть определенные обязательства как перед живущими в Палестине евреями и мировым еврейством в целом, так и перед палестинскими арабами». Долг Великобритании заключался в том, чтобы сделать «справедливое предложение» палестинским арабам. Если же они отвергнут это предложение, то «мы должны продолжать осуществлять управление Палестиной, но это управление уже не должно быть связано какими-либо особыми обязательствами перед ними».

План Черчилля состоял в том, чтобы установить предельный потолок ежегодной еврейской иммиграции в Палестину, заморозив его на период в десять лет «на определенном уровне, которое за десятилетний период не изменит баланс населения между арабами и евреями». Одновременно Черчилль указывал на то, что следовало «учитывать большое увеличение арабского населения за время создания и развития еврейского национального очага в Палестине». В соответствии с данными последней переписи прирост арабского населения был «почти столь же велик, как и рост численности евреев».

Черчилль отметил, что выступавший перед ним Арчибальд Синклер, недавно ставший лидером либеральной партии, совершенно справедливо указал, «что этот большой прирост арабского населения напрочь разбивает миф о том, что будто бы приток в Палестину еврейских иммигрантов ведет к изгнанию оттуда арабов. Наоборот, арабы сами во всевозрастающем количестве прибывают в Палестину, будучи привлеченными процессом оживления и развития экономики, который мы инициировали и которого продолжаем добиваться». Цитируя ежегодные отчеты с данными о переписи населения, предоставляемые в Лигу Наций, Черчилль отметил, что за прошедшие пятнадцать лет, в период между 1923 и 1938 годами, прирост арабского населения составил 300000 человек, а еврейского – 315000 человек. «Поэтому мне кажется, – сказал он, – что, имея в виду наши обязательства периода Первой мировой войны, правильным решением было бы установление правила, согласно которому еврейская иммиграция в Палестину не должна быть меньше роста арабского населения, вызванного главным образом благотворно влияющим на экономику присутствием евреев в Палестине».

Малькольм Макдональд указал, что сами арабы ожидали в следующие 20 лет прирост арабского населения на полтора миллиона человек. «Поэтому очевидно, – отметил Черчилль, – что еврейская иммиграция не стоит на пути роста арабского населения, если она идет в ногу с ростом арабского населения. На самом деле, рост собственно еврейской иммиграции делает самих евреев-сионистов заинтересованными в соответствующем росте арабского населения и в том, чтобы увеличивать занятость среди арабов и повышать их заинтересованность в успешном итоге общего дела».

Черчилль считал, что «мы должны выступить перед арабами с предложением об ограничении еврейской иммиграции в предстоящие десять лет. Мы должны обещать им, что она не будет настолько велика, чтобы серьезно изменить существующий ныне баланс между еврейским и арабским населением». Он был уверен, что это должно было придать арабам чувство уверенности.

План Черчилля по ограничению еврейской иммиграции на предстоящие десять лет был ударом для сионистов, надеявшихся на достаточно высокий уровень иммиграции, чтобы таким путем обеспечить в течение ближайших десяти лет появление еврейского численного большинства в Палестине. Но Черчилль считал, что подобный путь ведет в тупик. «Я считаю, что нельзя ожидать от Палестины, что она сможет принять всех евреев, которые хотели бы уехать из разных стран мира, – сказал он. – Поэтому необходимо ограничить численный уровень иммиграции, согласовав это со всеми заинтересованными сторонами. В этом суть проблемы, вопрос, вокруг которого идет борьба, и я думаю, что численный уровень еврейской иммиграции должен быть согласован на десять лет вперед. Во-первых, надо зафиксировать квоту еврейской иммиграции, во-вторых, надо обеспечить арабам уверенность в том, что в течение десяти лет они не окажутся затопленными океаном еврейских иммигрантов». Такая политика, по расчетам Черчилля, должна была привести к тому, что численность ежегодной еврейской иммиграции должна была быть ограничена цифрой от 30000 до 35000 человек. Это было значительное число, в три раза превышавшее действительные размеры еврейской иммиграции за 1937 год, которая составила лишь чуть больше 10000 человек, и в два раза больше иммиграции за 1938 год, составившей 15000 человек.

Некоторые парламентарии уверяли, что арабы не согласятся и на урезанную иммиграционную квоту в размере 30000–35000 человек в год. «Если арабы откажутся прийти к какому-либо соглашению, – отвечал Черчилль, – то иммиграция тогда вообще не будет ограничена никаким определенным пределом. Мы должны предложить им предел, на который они вправе согласиться. Но если согласия с их стороны не последует, то мы будем для обеспечения своей безопасности полагаться на другие факторы. Однако тогда у нас не будет установлена верхняя планка численного уровня иммиграции».

Черчилль положительно оценил способность евреев защитить себя в Палестине. «Хотя еврейские колонии не защищались правительственными войсками, – отмечал он, – они без труда держались собственными силами и ни на одно из еврейских поселений не было совершено серьезного нападения». «Нужно со всей ясностью сказать арабам, – добавил он, – что если они не примут за разумный период времени нашего справедливого предложения и не прекратят войну против британских властей, то мы должны будем выполнить наш план, не нарушая их прав, но и не имея по отношению к ним особых обязательств».

Через месяц после речи Черчилля, 21 декабря, зависимость британского правительства от доброй воли арабов стала очевидной всем членам кабинета министров, когда на заседании британского правительства в этот день министр авиации сэр Кингсли Вуд сказал своим коллегам, что, по мнению штаба Военно-воздушных сил, «если в ходе следующего кризиса мы окажемся во враждебном арабском окружении на Ближнем Востоке, то мы будем совершенно беззащитны с военной точки зрения». Министр иностранных дел лорд Галифакс на этом же заседании подчеркивал, что предстоящая конференция в Лондоне, в которой должны были участвовать представители британского правительства, сионистов и арабских государств, «должна быть проведена так, чтобы обеспечить дружественное отношение к нам со стороны арабских государств».

Эта конференция, в ходе которой арабские и еврейские лидеры сидели за одним столом, была проведена в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне в январе 1938 года. Она не принесла каких-либо конкретных результатов. Участвовавшие в конференции британские политики так и не решились последовать плану Черчилля, советовавшего в случае, если арабы отвергнут предлагавшееся им сокращение еврейской иммиграции и ограничение ее ежегодной квотой, действовать в Палестине уже без согласия арабов и в пользу одних лишь евреев. Подобный план не нашел сочувствия у британских политиков, желавших в первую очередь умиротворить арабов, причем не только в Палестине, но и во всех арабских странах.

Следуя этому курсу на умиротворение арабов, официальные британские власти стали предпринимать меры с целью недопущения въезда в Палестину еврейских беженцев из Германии и Австрии, которые не имели особого «палестинского сертификата» – основного документа, без которого запрещался въезд в страну. С одобрения лорда Галифакса было оказано дипломатическое давление на правительства Греции, Югославии, Турции, Болгарии и Румынии, чтобы они не позволяли не имеющим сертификата «нелегальным» иммигрантам использовать территорию своих стран для транзитного проезда в Палестину.

Черчилль искал способ помочь евреям из Германии и Австрии найти другую возможность добраться до Палестины транзитным маршрутом. Во время отдыха во Франции в январе 1939 года он встретился с албанским дипломатом Чатином Сарачи, членом одной из видных албанских католических семей крупных землевладельцев. Сарачи с симпатией отнесся к идее о том, чтобы Албания приняла еврейских беженцев, и после обсуждения этого вопроса с властями страны написал Черчиллю: «Я получил полномочия вести переговоры». Однако буквально в течение месяца после этого Муссолини направил свои войска в Албанию и ее независимость была уничтожена. В результате эта схема спасения евреев осталась неосуществленной.

Чем больше Черчилль предупреждал об агрессивных намерениях Гитлера в Европе и призывал к ускоренному перевооружению самой Великобритании, тем больше Невилл Чемберлен и весь аппарат консервативной партии старались умалить вес и значение его аргументов. 9 декабря 1938 года в речи перед своими избирателями Черчилль сказал, что четыре года назад он требовал удвоения количества самолетов королевских ВВС и затем еще одного удвоения. Но, по словам самого Черчилля, лорд Самуэль, тогдашний главный сторонник разоружения в либеральной партии, «счел мое мнение столь несуразным, что уподобил меня малайцу, которого обуял амок. Однако было бы хорошо и для него, и для представителей его преследуемой нации, если бы мой совет был все-таки принят. Тогда они не были бы там, где находятся сейчас, и мы не были бы там, где находимся теперь».

Чувства Черчилля были очень горькими. Его уже очень давно держали в стороне от принятия решений. Его предупреждения относительно опасности нацизма были ясны и точны, но их не принимали в расчет. В то время как Чемберлен и его ближайшее окружение не хотели впускать Черчилля в свой круг, все большая и большая часть британской публики призывала дать ему место в правительстве. Это требование было выражено в феврале и марте 1939 года в журнале «Пикчер пост», в двух номерах подряд призывавшем к возвращению Черчилля в правительство. Статьи были иллюстрированы фотографиями Черчилля в Чартуэлле, его доме, ставшем местом его своеобразного изгнания, где он был запечатлен работающим, кладущим кирпичи, читающим – в ожидании, пока его наконец позовут.

Появление этих статьей было во многим заслугой обладавшего даром предвидения издателя «Пикчер пост» Стефана Лорана, венгерского еврея, который в 1919 году в возрасте восемнадцати лет бежал от пропитанного антисемитской атмосферой режима адмирала Хорти и переехал в Германию, где стал первопроходцем в создании популярных иллюстрированных журналов. В 1933 году нацисты арестовали Лорана и поместили в концентрационный лагерь Дахау, где он томился шесть месяцев, пока вмешательство венгерского правительства не привело к его освобождению. Его книга «Я был пленником Гитлера» стала одним из первых свидетельств о системе концентрационных лагерей на английском языке.

Лоран провел в Чартуэлле целый день с фотографом журнала, беседуя с Черчиллем и собирая необходимый ему материал, чтобы как можно лучше подготовить призыв к возвращению Черчилля в правительство, который он собирался разместить на страницах «Пикчер пост». Два номера «Пикчер пост», последовавших за визитом Лорана в Чартуэлл, обозначили поворотный пункт в общественном восприятии Черчилля как человека, знания и опыт которого не используются. Первая статья, написанная Генри Уикхемом Стидом, бывшим главным редактором «Таймс» и членом Антинацистской лиги, была опубликована 25 февраля 1939 года и озаглавлена так: «Величайший момент в его жизни еще придет?»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.