Глава 16. КОНЕЦ ГЕЙДРИХА

Глава 16.

КОНЕЦ ГЕЙДРИХА

Гиммлер и Гейдрих выражали недовольство отношением абвера к военнопленным. Абвер был склонен обращаться с пленными из войск командос[69] так же, как с обычными военнопленными, несмотря на то, что существовал специальный приказ фюрера расстреливать их на месте. Канарис был не согласен и с проводимой расовой политикой, возражал против беспрерывных казней, и убийств, считая, что эта война велась на тех же основах, что и предыдущие, и что в конце концов и победители, и побежденные сядут за один стол и заключат мир. Но рейхсфюрер хотел внушить каждому немцу, что побежденным не будет пути к спасению.

В августе 1941 года адмирала Канариса посетил Шелленберг. Вместе с ним был Вальтер Хуппенкотен, молодой юрист, специализирующийся на политических вопросах. Впоследствии он быстро пошел в гору и вскоре стал начальником отдела службы безопасности СС.

Так Канарис встретился с человеком, ставшим через несколько лет его палачом. Хуппенкотен был помешан на чистоте. Взглянув на адмирала, он заметил, что тот выглядит несколько неряшливым. После этой встречи. Хуппенкотен записал в своем дневнике: «Непрусский тип офицера!»

Гейдрих, Канарис и Хуппенкотен отправились завтракать в один из известных ресторанов в пригороде Берлина. Там к ним присоединились группенфюрер СС Мюллер (из гестапо) и полковник фон Бентивеньи, начальник 3-го отдела абвера (контрразведка), а также помощники Канариса вице-адмирал Бюркнер и полковник Лахузен.

Вскоре к компании присоединился полковник Пикенброк, начальник 1-го отдела абвера. Хозяин ресторана герр Хальк, чье внимание и кулинарное искусство я хорошо помню, с поклоном встретил почетных гостей. Когда-то Канарис помог Хальку открыть в Мадриде ресторан, в котором, вероятно, официанты очень внимательно прислушивались к разговорам посещавших его дипломатов.

За завтраком велась довольно оживленная беседа. Хуппенкотен обратил внимание на дружественные отношения между Канарисом и Гейдрихом. Однако он помнил предупреждение, сделанное Гейдрихом перед этой встречей: «Канарис — это старый лис, и ему нельзя доверять». В свою очередь адмирал после своей первой встречи с Гейдрихом записал в дневнике: «Вряд ли я смогу работать в тесном контакте с Гейдрихом, этим грубым фанатиком». Но здесь, во время завтрака, их антипатия друг к другу была незаметна.

Затем Хуппенкотен встречался с Канарисом в доме у Гейдриха и у самого Канариса. Казалось, что они находятся в прекрасных отношениях. Хуппенкотен бывал также в столовой абвера при штабе верховного командования и виделся еще раз с Канарисом в ресторане Халька.

Гестапо было недовольно тем, что в руках Канариса находились разведка, контрразведка и обеспечение безопасности в армии. Хуппенкотен позднее писал: «Практически стало ясно, что это положение необходимо изменить, и особенно следовало пересмотреть вопрос о контрразведке».

Гиммлер и Гейдрих не могли больше допускать, чтобы вермахт ведал через абвер вопросами обеспечения безопасности на территории Северной Франции и Бельгии. В конце 1941 года Гейдрих писал генералу Иодлю о необходимости пересмотреть отношения между разведкой вермахта и секретной полицией гестапо. Это письмо переслали Канарису, после чего состоялось специальное совещание, в котором приняли участие Канарис, Гейдрих, Мюллер (из гестапо), полковник фон Бентивеньи и Хуппенкотен. На этом совещании Гейдрих и Канарис обещали друг другу быть в будущем откровенными по всем вопросам.

Однако Хуппенкотен позднее в своих показаниях писал: «Гейдрих заявил, что он пошел на соглашение с Канарисом, учитывая военное время. Он считал, что после войны всю работу, которая велась военной разведкой, следует передать гестапо».

Наступила зима 1941 года. Немецкие армии мерзли на фронте под Москвой. Гейдрих снова настаивал, чтобы обеспечение безопасности во Франции и Бельгии было передано в руки гестапо. В связи с этим Канарис заявил о готовности передать в ведение гестапо большую часть своей военной полиции. Он, казалось, был готов уступить любым требованиям Гейдриха. Но когда спустя несколько недель Хуппенкотен получил от Бентивеньи проект соглашения, он был возмущен тем, как резко отличался этот проект от того, что говорилось на словах. Канарис объяснил, что по не зависящим от него причинам возникли большие трудности в передаче военной полиции в ведение гестапо. Гейдрих в ответ на это с раздражением написал Канарису, что он не видит никакого смысла снова вести переговоры по вопросам, которые были полностью согласованы. Он сожалеет, что во время этих переговоров отсутствовала стенографистка, так как точная их запись помогла бы избежать каких-либо споров.

«Он больше не намерен вести переговоры с Канарисом, а предложит рейхсфюреру решить эти вопросы непосредственно с Кейтелем», — писал Хуппенкотен.

Канарис вместе с Бентивеньи немедленно отправился к Гейдриху. Однако тот не принял их. Канарис решил дождаться Гейдриха, но безрезультатно просидел в приемной несколько часов, а затем уехал, приказав Бентивеньи не уходить до тех пор, пока он не увидит. Гейдриха. Через некоторое время к Бентивеньи вышел Мюллер и убедил его уехать. Тогда Канарис отправился к Кейтелю, который позвонил Гейдриху, и тот согласился снова вступить в переговоры. Во время этой встречи были сформулированы условия соглашения, которое затем и было подписано. Гестапо была предоставлена возможность действовать во Франции. Оно повело борьбу против организации, занимавшейся спасением сбитых над Францией английских летчиков и английской агентуры. С невиданной жестокостью гестаповцы подавляли движение Сопротивления. Гейдрих мог торжествовать.

Однако еще до того как это соглашение было подписано, Хуппенкотен начал собирать более подробные сведения о Канарисе, связанные с его происхождением. Он как бы в шутку утверждал, что Канарис — потомок греческого национального героя адмирала Константина Канариса. А как известно, греки стали врагами немцев, в то время как итальянцы — их союзниками. Однажды адмирал вручил Хуппенкотену копию своего фамильного дерева, из которой было видно, что его предки являются выходцами из Италии. Вручая эту копию, он сказал: «Это пополнит ваше досье».

Гейдрих, получив новый пост — генерального комиссара безопасности оккупированных стран, разъезжал по Европе. По его приказу проводились массовые расстрелы старших офицеров, профессоров, коммунистов, евреев, участников движения Сопротивления. Методы управления, которых придерживался генерал фон Фалькенхаузен в Бельгии, казались Гейдриху слишком мягкими. Он хотел, чтобы кровь лилась рекой.

Еще более беспощадным был его хозяин. В 1940 году абверу было приказано ликвидировать в Северной Африке генерала Вейгана, после того как Гитлер писал Муссолини: «Я недоволен выбором Вейгана для наведения порядка в Северной Африке». Он боялся, что Вейган перейдет на сторону союзников. А в начале 1942 года из концлагеря в Кёнигштейне (Саксония) бежал французский генерал Жиро, которому удалось добраться до неоккупированной части территории Франции. Гитлер приказал также убить и его.

Пикенброк заявил в то время: «Следует совершенно ясно сказать Кейтелю, а он пусть доложит фюреру, что мы, абвер, являемся военной организацией, а не организацией убийц, подобно СС и СД». Адмирал Канарис, получив приказ убить Жиро, при случае сообщил об этом Кейтелю. Фельдмаршал, сам неодобрительно относившийся к кровавым расправам над генералами, согласился, что абвер должен передать это дело в руки СД.

Гейдрих стал также протектором Богемии и Моравии. Затяжка войны с Россией делала Чехословакию опасной для Германии в будущем, а методы правления, проводимые там бароном фон Нейратом, казались слишком мягкими. Гейдрих, сменивший Нейрата, в сентябре 1941 года объявил в Чехословакии чрезвычайное положение и ввел смертную казнь за малейшее проявление недовольства. За два месяца было казнено 1100 чехов. Гейдрих продолжал осуществлять контроль за деятельностью гестапо и в других оккупированных странах. 7 мая 1942 года он перебросил из Польши во Францию генерала СС Оберга, приказав ему покончить с растущим движением Сопротивления. Затем Гейдрих отправился в Гаагу, чтобы проследить за проведением массовых расстрелов. В конце мая он вернулся в Прагу и объявил, что молодые чехи будут призываться на военную службу.

Гиммлер и Гейдрих созвали в Праге специальную конференцию и сообщили на ней о новой системе организации разведки, согласно которой вопросами безопасности в армии теперь будет заниматься СД, а 3-му отделу абвера отводится только вспомогательная роль. Но конец Гейдриха был уже близок.

Однажды ночью английский бомбардировщик, пролетая над Богемией, сбросил трех парашютистов из чехословацкой бригады, вооруженных автоматами и гранатами. Группа приема укрыла их, а затем указала крутой поворот дороги, по которой часто проезжал на автомобиле Гейдрих. Естественно, на этом повороте машина снижала скорость.

Как только показалась машина Гейдриха, один из чехов бросил в нее гранату, а другой открыл огонь из автомата. Шофер и охранник-эсэсовец были убиты, а Гейдрих — смертельно ранен. Оба чеха, совершившие нападение, укрылись в маленькой церквушке в Лидице.

Хуппенкотен встретился с Канарисом на похоронах Гейдриха.

«Канарис от имени всей своей службы и от себя лично выразил нам соболезнование, — вспоминал позднее Хуппенкотен. — Он заверил меня, что в лице Рейхарда Гейдриха он потерял человека и своего истинного друга».

На похоронах Гиммлер говорил о Гейдрихе, как о человеке чистейшей души и приколол к его груди медаль. А между тем эсэсовцы расстреляли 150 заложников и объявили, что каждый мужчина призывного возраста, не имеющий удостоверения личности, будет немедленно расстрелян. Нашелся предатель, сообщивший немцам, что лица, совершившие покушение на Гейдриха, укрылись в Лидице. Немцы окружили церковь, и патриоты погибли в этом неравном бою. Гестаповцы уничтожили в Лидице все живое и стерли ее с лица земли.

Вскоре Гитлер снова вспомнил о Жиро. Дело с его убийством явно затянулось. Абверу. было приказано доложить о принятых по этому делу мерах.

«Как идет операция «Густав»?» — обратился к Лахузену Кейтель, употребив условное наименование плана убийства Жиро. Канарис в то время был во Франции. Лахузен немедленно поспешил туда, где встретился со своим начальником в отеле «Лютеция» и сообщил ему о запросе Кейтеля. Канарис сразу ничего не ответил, а затем, подняв бокал с шампанским, произнес: «Скажите мне, когда Жиро удалось бежать, вспомните дату, когда мне было приказано его убить, и дату, когда убили Гейдриха… Мы можем сказать, что это дело мы передали в Праге лично Гейдриху».