Сакен Сейфуллин (1894–1939)
Сакен Сейфуллин
(1894–1939)
Разлученные лебеди
Поэма
Есть сказочные уголки,
В лесной одетые убор.
Там, в глубине моей Арки,
Есть озеро средь синих гор.
И так светла его вода,
Что камешки видны на дне,
А берега его всегда
В туманной легкой пелене.
И нежных водорослей сеть —
Узором в глубине волны…
Стоять бы здесь и все смотреть
На озеро со стороны.
Безмолвьем дышат берега,
Здесь нет огней и нет людей,
Сквозь заросли лишь тростника
Белеют шеи лебедей.
Свободы баловни, они
Белее, чем вершины гор;
Всегда вдвоем, всегда одни, —
Не отвести от них мне взор.
С утра до самой темноты
Здесь не смолкает птичий гам…
Они величье красоты
Дают безмолвным берегам.
И, если я в степи бывал
Без провожатых, без друзей,
Я шел всегда к безмолвью скал,
К призывным песням лебедей.
На мягком лежа берегу,
Я утопал в траве по грудь;
Здесь не бывать я не могу —
Прохлады светлой не вдохнуть,
Вдали от городов пожить
Немудрой жизнью степняка, —
Меня всегда могла манить
И зачаровывать Арка.
Раз я у озера бродил
И вслушивался в каждый звук…
И будто заново открыл
Его звучанья тайну вдруг.
Увидев в озере себя,
Ныряли птицы в глубь волны,
Рачишку в клюве теребя,
Являлись вдруг из глубины.
Вот пигалица там, вдали,
Привычно хнычет в камышах,
Касаясь крыльями земли
И кувыркаясь в облаках.
Клекочет чайка, червяка
Хватая цепко, как палач.
И слышится издалека
То хохот, то как будто плач.
Гогочет гулко гусь-урод,
В какой-то кается вине,
И юрких уток хоровод
Скользит по мраморной волне.
Но этот гомон, плач и крик
Не дорог памяти моей,
И сердце хочет хоть на миг
Услышать песни лебедей.
Я ждал. Я слушал. Я смотрел.
Но глазу жадному видны
Лишь зелень камышовых стрел
Да рябь нетронутой волны.
Но вдруг совсем вблизи возник
Несмелый лепет, песни зов.
И вот плывет один из них —
Мой белый лебедь. Он готов
Лететь и петь, любить и ждать,
Принять и счастье и позор.
Он ждет любимую опять,
Над гладью крылья распростер.
Но слышится издалека
Та песня, что всего сильней,
И лебедь, вздрогнувши слегка,
Уже летит, стремится к ней,
Я знал, что каждый этот звук,
На землю чуткую упав,
Цветком на ней родится вдруг,
Не только слышным – зримым став.
Пускай разлука коротка,
Всегда желанна радость встреч…
Крыло, как будто бы рука,
Касается любимых плеч.
Вот рядом лебеди плывут
Сквозь птичий гам, и стон, и визг
И вдруг волну крылом порвут
На сотни бирюзовых брызг.
Лишь в зеркало воды взглянут —
Вода становится светла;
Одним движением смахнут
Все брызги с белого крыла,
И тонких водорослей сеть
Они своим движеньем рвут,
Не уставая плыть и петь;
Они вдвоем поют, плывут,
Вдыхают нежный аромат,
Порвав невиданный узор,
Вдоль мягких берегов скользят
В прозрачный утренний простор.
Камыш касается лица,
Но я не двигаюсь, стою.
Они ведь ищут без конца,
Как выразить любовь свою.
…Но почему же, почему
В тиши такой, в любви такой
Она глядит в глаза ему
С необъяснимою тоской?
Что так негаданно могло
Ее глаза подернуть мглой,
Что звонкий звук заволокло
Глухого горя пеленой?
Вот лебедь крылья распростер
И, набирая высоту,
Покинул нежных волн простор,
Летит и плачет на лету.
Печальны взмахи крыльев-рук,
А крик подруги – словно стон…
Еще один прощальный круг —
И вот вдали растаял он.
Всегда разлука тяжела
И долгой кажется всегда;
Хозяйкой в сердце к ним вошла
Неотвратимая беда.
Вдруг вспыхнул шорох и погас,
Прошелестел и замер он,
И берег для ушей и глаз
Безмолвьем вновь заворожен.
Но лебедю неведом страх,
Он головы не повернул
На этот шорох в камышах,
Который мелких птиц вспугнул.
Но миг – и в камышах сверкнул
Ружья жестокий холодок,
Огонь цветы перечеркнул,
Расцвел в сиреневый дымок.
И выстрел, словно гром в грозу,
Над водной гладью прозвучал
И первобытную красу
Развеял, подавил и смял.
И, дрогнув, ахнула волна,
И ахнул, пораженный в грудь,
Несчастный лебедь. Тишина.
Не в силах он крылом взмахнуть.
Был браконьер невозмутим,
Укрытый в камышовой мгле,
И лебедь всем теплом своим
В последний раз прильнул к земле.
Он вытянулся, будто спит…
Убийца, встав из камыша,
Прикончить лебедя спешит
Холодным лезвием ножа.
Насквозь прошила пуля грудь,
Оставив теплый, вязкий след,
А лебедь тянется взглянуть
В последний раз на яркий свет.
А белогривые валы
Все бились у прибрежных скал,
И вал, разбившись у скалы,
Грозя, убийцу проклинал.
И вот, прошлепав по воде,
Вновь браконьер ножом сверкнул,
И вот, глухой к чужой беде,
Он крылья лебедю свернул.
Убийца ловок, точен, скор,
Он зубы скалит, как шакал.
К любви подкравшийся, как вор,
Убив – он гордо зашагал.
Но вдруг, покинув вышину,
Поспешно крыльями шурша,
Друг грудью врезался в волну
Вблизи густого камыша.
Почуял, что беда стряслась, —
И жизнь ему недорога,
Когда любовь столкнула в грязь
Рука коварного врага.
И лебедь не лететь не мог:
Он облака крылом обвил
И рухнул вдруг у самых ног
Убийцы счастья и любви.
«Убей меня, я смерть приму,
Мне больше не сужден полет…»
И, близко подойдя к нему,
Проклятье громко лебедь шлет,
Рыдая, бьет крылом волну,
Убийце преграждает путь, —
Не рвется больше в вышину,
А дулу подставляет грудь.
Но браконьер, убив одну,
Другого не посмел убить,
Хотел смягчить свою вину,
Любовь оставив в мире жить.
Вот крылья снова воздух мнут,
Но, места не найдя и там,
Вдруг опускаются, плывут
За браконьером по пятам,
Трепещут по траве густой
И вдруг застонут, прозвеня:
«О, я молю тебя, постой,
Убей меня, убей меня!»
Вокруг убийцы все кружась,
Летел, бежал, не отставал,
То вдруг смотрел, остановясь,
Просить врага не уставал.
А браконьер от пота взмок,
Шел без оглядки все вперед,
Но снять ружье, взвести курок
Убийца силы не найдет.
И лебедь снова ввысь взлетал,
Как стон – могучих крыльев взмах,
И вновь к земле он припадал
С тоской предсмертною в глазах.
К земле прижав крутую грудь,
Он крыльями траву хлестал,
И, чтобы воздуха глотнуть,
Он снова высоко взлетал.
Обходит смерть таких, как ты,
Глядит на них со стороны,
Когда и солнце, и цветы,
И боль, и счастье не нужны.
Жестоким горем потрясен,
Живой, трепещущий слегка,
Вновь напрягает крылья он
И вновь летит под облака.
«Не расставаться никогда, —
Клекочет клятвенный обет, —
Пусть не почувствует вода
Разлуки одинокий след».
Все выше, выше крыльев свист,
Все дальше, дальше зелень трав…
И, крылья сжав, он прянул вниз,
Со свистом воздух разорвав.
Неудержимый, смят в комок,
Стук сердца крыльями обвив,
Разбился он у самых ног
Убийцы счастья и любви.
И вот все замерло кругом,
Кровь розовеет на груди,
В последний раз взмахнув крылом,
Любимой он шепнул: «Прости…»
Упал он наземь, весь в крови,
Он оживет в легендах вновь.
Нежнее в мире нет любви,
Чем лебединая любовь.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Князь Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен (1752–1837)
Князь Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен (1752–1837) Князю Ф.В. Остен-Сакену за свои долгие, даже по сегодняшним меркам, 84 года, довелось жить при шести императорах, воевать и с турками, и с поляками, и с французами, причем неоднократно.Происходил он из древнего, но обедневшего
86. ГАРЛЕМСКИЕ ШУТНИЦЫ: ГЛЭДИС БЕНТЛИ (1907–1960), МА РЕЙНИ (1886–1939) и БЕССИ СМИТ (1894–1937)
86. ГАРЛЕМСКИЕ ШУТНИЦЫ: ГЛЭДИС БЕНТЛИ (1907–1960), МА РЕЙНИ (1886–1939) и БЕССИ СМИТ (1894–1937) В двадцатые годы Гарлем начал превращаться в альтернативный Гринвич-Виллиджу район города — в место, где любой мог приобщиться к богемной жизни и провести свободное время. Особой
1894
1894 В начале января вернулся из Москвы в Полтаву. "Аркадий". От Николаева (?). В апреле в "Русском богатстве" "Танька" (?). Вечер 19 мая, Павленки (на даче под Полтавой), дождь, закат (запись: "Пришел домой весь мокрый…"). 15 авг., Павленки, сидел в саду художника Мясоедова (запись:
1894
1894 135.Анненская А.Н.Н.В. ГОГОЛЬ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 2-е изд. — 1894. — 80 с.136.Анненская А.Н.ЖОРЖ ЗАНД: ЕЕ ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 1894. — 80 с. 8100 экз.137.Базунов С.А.И.С. БАХ: ЕГО ЖИЗНЬ И МУЗЫКАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 1894. — 80,16 с.138.Базунов
1894
1894 В начале января вернулся из Москвы в Полтаву. "Аркадий". От Николаева (?).В апреле в "Русском богатстве" "Танька" (?).Вечер 19 мая.Павленки (на даче под Полтавой), дождь, закат (запись: "Пришел домой весь мокрый…").15 авг.Павленки, сидел в саду художника Мясоедова (запись:
1894 год
1894 год Так кончился 1893 год. В конце января Льюис писал:«Да, если бы я умер, например, сейчас или, скажем, в ближайшие полгода, можно было бы сказать, что в общем я великолепно провел отпущенное мне время. Но все понемногу утрачивает свежесть; работа моя скоро начнет
1894
1894 [Конспект:]В начале января вернулся из Москвы в Полтаву.«Аркадий». От Николаева (?)В апреле в «Рус[ском] Богатстве» «Танька» (?)Вечер 19 Мая, Павленки (на даче под Полтавой), дождь, закат (запись: «Пришел домой весь мокрый…»)15 Авг., Павленки, сидел в саду художника Мясоедова
1894
1894 В начале января вернулся из Москвы в Полтаву. «Аркадий». От Николаева (?).В апреле в «Русском богатстве» «Танька» (?).Вечер 19 мая, Павленки (на даче под Полтавой), дождь, закат.Вечер 19 мая 94 г. Павленки (предместье Полтавы).Пришел домой весь мокрый, — попал под дождь, — с
Император Александр III Александрович (Миротворец) (26.02.1845-20.10.1894) Годы правления – 1881-1894
Император Александр III Александрович (Миротворец) (26.02.1845-20.10.1894) Годы правления – 1881-1894 По случаю воцарения Александра III один из современников писал: «Уж Александр II в могиле, на троне – новый Александр». Совпадение имен государей, следующих друг за другом, – не прихоть
Семья императора Александра III Александровича (Миротворца) (26.02.1845-20.10.1894) Годы правления: 1881-1894
Семья императора Александра III Александровича (Миротворца) (26.02.1845-20.10.1894) Годы правления: 1881-1894 РодителиОтец – император Александр II Николаевич (17.04.1818-01.03.1881).Мать – императрица Мария Александровна, принцесса Максимилиана-Вильгельмина-Августа-София-Мария
1894 год
1894 год 2 января.Долго сидел Суворин. Рассказал, что царь так выразился про своих министров: «Когда Дурново мне докладывает, я все понимаю, а он ничего не понимает; когда Витте — я не понимаю, но зато он все понимает, а когда Кривошеин — ни он, ни я — мы ничего не понимаем».3
1894
1894 3 января. Отмахиваясь от надоедливых ос:— Да идите лучше собирать мед.* Изобразить безобидный анархизм в мелочах. Идя на обед в светское общество, анархист отказывается надевать белый галстук, не желает говорить комплиментов девице, мило пропевшей за пианино романс, и
1894 г
1894 г 1. 24 января 1894 г. Толстой записал в Дневнике: «Тяжесть от пустой, роскошной, лживой московской жизни и от тяжелых или скорее отсутствующих каких-либо отношений с женой особенно давила меня. Она не могла, потом не захотела понять, и этот грех ее мучает ее и меня, главное
1894
1894 29 октября (10 ноября) в потомственной военной семье родился Георгий Владимирович Иванов — в имении («околица») Бренштейнов Пуки-Барше (Пуке, Пуке-Барше) Тельшевского уезда, Сядской волости, Ковенской губ. Отец — подполковник в отставке, артиллерист, из полоцких дворян,