1894 год
1894 год
2 января.
Долго сидел Суворин. Рассказал, что царь так выразился про своих министров: «Когда Дурново мне докладывает, я все понимаю, а он ничего не понимает; когда Витте — я не понимаю, но зато он все понимает, а когда Кривошеин — ни он, ни я — мы ничего не понимаем».
3 января.
Никольский рассказал, как Витте свалил Абазу. Уезжая в Туркестан, Вышнеградский, поручая Тернеру покупку золота и не доверяя его способности, написал, в какие дни эту покупку производить, но заранее посоветоваться насчет покупки с Абазой. Тернер буквально исполнил приказание. Узнав расчеты Вышнеградского, Абаза заранее телеграфировал в Одессу Рафаловичу купить ему золота, чтобы выиграть при перепродаже. Рафалович — друг Витте. Он показал ему эту депешу и объяснил, что таким путем, с его помощью, Абаза выиграл 700 тыс. Это было главное обвинение Витте царю на Абазу, который вследствие этого должен был покинуть свой пост и уехать навсегда за границу.
4 января.
Вспоминали Филарета, когда он в молодости был в Петербурге, кажется, ректором Академии, он был тогда в большой моде благодаря своим проповедям. Царица Мария Федоровна пожелала услышать его проповедь в Зимнем дворце. Он сказал слово о суете мирской. Царица приняла это на свой счет, очень была недовольна, и с тех пор Александр I ни разу не пригласил его служить во дворце, и он уже не стал пользоваться расположением двора.
6 января.
Сегодня Кази прислал стихи. Кажется, он автор их, но не признается:
1) По Государственному контролю.
Дело, рассмотренное Комитетом министров 21 декабря 1893 года.
Перед сановников собором,
В обмане Тертием уличен,
Рек Чихачев с поникшим взором:
«Я в заблужденье был введен, —
Увы! — своими же чинами,
И потому лишь без работ
Балтийский оставлял завод,
В чем каюсь искренно пред вами.
Но бог меня сейчас срази,
Пошли на голову проклятье.
Нет в слухах доли вероятья,
Что этим сжить хотел Кази.
Клянусь, досель я озабочен,
Что бросил флот он сгоряча,
Зане могу сказать, что очень
Ценю Михаила Ильича».
Сказал и сел он в кресло снова,
И благость мудрого творца
Не поразила вдруг лжеца,
В живых оставив Чихачева,
Чтоб он долгался до конца.
Из сей новеллы мы едва ли
Не извлечем такой морали,
Что может министерский пост
Занять отчаянный прохвост.
2) По Морскому министерству.
Пусть гибель страшная «Русалки»
Для флота русского позор,
Пусть броненосцев наших свалки
Средь бела дня ласкают взор,
Пусть ценза мудрого секреты
Плодят бездарных моряков,
Пусть гибнут старые заветы
Покойных славных стариков,
Пусть ядом заражен тлетворным,
Лишь зову выгоды внемля,
Моряк стал жалким и покорным
Рабом презренного рубля, —
Винить не стану Чихачева,
Ему ведь — доблесть, честь и дух —
Совсем неведомых три слова,
Он равнодушен к ним и глух.
Так мудрено ль, что рыцарь злата,
Торгаш, маклак не ждет невзгод,
И за спиной царева брата
Спокойно губит русский флот?
3) По Министерству путей сообщения.
Был офицер, крупье был он затем,
Услужливый Артюр, старух любимец,
Подрядчик, голова, делец и всем,
Чем может быть в России проходимец.
Министром только не был он,
Но, словно миру в поученье,
Кого приблизить может трон, —
Министром стал путей сообщенья
Вдруг Кривошеий, Аполлон.
7 января.
Обедали у нас Куровский и Суворин. Куровский сказал, что вчера на выходе Витте пристал к Дурново, чтобы он дал предостережение «Новому времени» за статьи насчет «выколачивания» податей. Суворин согласился с Куровским, что в этом вопросе «Гражданин» прав в своих нападках на «Новое время», которое начало этот вопрос по случаю статьи о нем в «Биржевых ведомостях», органе, как всем известно, получающем подобные сведения от самого Витте, так что юридически «Новое время» не виновато.
16 января.
Анастасьев про Муравьева сказал, что его очень любит вел. кн. Сергей Александрович и что он и указал на Муравьева царю.
27 января.
Подробности скандала в Нижнем Тагиле. Знаем мы их от исправника и земского начальника Сангайло, прибывших на днях из Перми, где видели Погодина. Население заводское отказалось от всяких платежей и затеяло волнение — побило двух жандармов, полицию, и даже земский начальник был оскорблен действием. Губернатор прибыл туда немедленно, также 4 роты солдат, и была задана такая порка, какой не видала губерния. Более 100 человек отправлено в Екатеринбург под караулом, 63 выпорото, — некоторым давали по 80 розог.
20 марта.
Сегодня Волконский рассказывал про Достоевского, что с ним познакомился в Сибири, когда он был закован в кандалы и работал в качестве арестанта — выгребали нечистоты. Достоевский говорил Волконскому, что во время этой тяжелой своей жизни он мирился со всеми лишениями — физический труд, стол он переносил, но чего не мог переносить, что его угнетало, это — цепи. Особенно ночью было ужасно лежать на наре скованным между двумя убийцами.
Вел. кн. Сергей Александрович едет в Дармштадт к Алисе, сватать ее цесаревичу.
27 марта.
Назаревский рассказал про следующую резолюцию, положенную царем на «Царское обозрение» 24 марта по случаю предполагаемого газетой празднования 750-летия Москвы. Царь написал: «Никаких юбилеев 750-летия нет, и нельзя допустить, чтобы празднования подобных всероссийских юбилеев были решаемы газетами и крикунами». На том же обозрении Дурново пишет:
«Государь изволил мне сегодня лично выразить о необходимости сделать распоряжение, чтобы о юбилее 750-летия существования Москвы ничего больше не писалось и чтобы печать не позволяла себе впредь подобных выходок».
31 марта.
В субботу уезжают в Кобург на свадьбу дочери Эдинбургской — цесаревич, Владимир и Сергей с женами и Павел. Надеются, что цесаревич там посватает Алису Гессенскую. Тогда его теперешнюю страсть, Кшесинскую, надо будет удалить из Петербурга, иначе выйдет плохо.
Николай II с сестрами Гессенскими — Александрой Федоровной (слева) и Елизаветой Федоровной.
8 апреля.
Говорят, цесаревич уехал сумрачный за границу: не хочется ему жениться. Тут надвое говорят про его брак с Алисой. Боятся, что так как у Елизаветы Федоровны нет детей, то и Алиса может быть бездетна. Но жена Генриха, брата Вильгельма, тоже их сестра, а у нее есть дети, поэтому надежда, что и тут дети могут быть. Толмачев говорил, что царь не хотел пустить жену Сергея Александровича и его самого в Кобург на свадьбу, что была переписка по этому поводу, и, наконец, царь дал свое согласие. Причина этому — увлечение цесаревича Елизаветой Федоровной. Если это так, то, значит, царь не знает про проказы своего сына с Кшесинской, которые всему городу известны.
13 апреля.
Вспоминали про Алису, когда она была здесь во время свадьбы своей сестры Елизаветы Федоровны. Тогда говорили, что это — невеста для цесаревича, а сестру ее, Ирену, которая замужем за Генрихом Прусским, предназначали вел. кн. Михаилу Михайловичу. Но оба вел. князя сторонились от обеих сестер, не хотели и смотреть на них, не танцевали с ними. Алиса тогда была очень мила, с большими распущенными волосами. Мило очень себя держала. Про Кшесинскую говорят, что ее выслали из Петербурга, дав ей значительную сумму денег.
18 апреля.
Валь говорил, что была большая сцена между царем и цесаревичем перед отъездом за границу. Сын не хотел ехать. Теперь телеграфировал, что исполняет волю царя — женится. Цесаревич сделал предложение так — спросил Алису: «Нравится ли вам Россия? Если хотите составить ее счастье — я предлагаю вам мою руку». Про невесту говорят, что она менее красива, чем Елизавета Федоровна, жена Сергея Александровича, но больше твердости характера и воли.
Про цесаревича Плеве сказал, что он очень упрям, воздействия и советов не терпит. Даже в мелочах, когда такая-то форма бумаги требует подписи «согласен», он «согласен» не напишет, а напишет — «разрешаю», и наоборот. Плеве не одобрил мысли Валя удалить Кшесинскую, находит, что это раздражит цесаревича, который, по мнению Плеве, не так уж ею увлечен; но следует удалить ее через год после свадьбы. Валь же против такой комбинации. Он находит, что следует дать ей денег и, ввиду весны, когда все уезжают, заставить ее уехать. За ней последуют Ратьков-Рожнов и Шубин-Поздеев, и ее утешит замужество с одним из них. Все думают, что, вернувшись в Петербург в субботу, цесаревич уже в воскресенье будет у Кшесинской, которая теперь разыгрывает роль больной, несчастной, никого не принимает, что опять его втянут туда, что он уже связан разными непотребными знакомствами. Она его называет «Коко», в семье он — «Nica». Алексей Александрович жалеет его, что его оторвали, и первый ему поможет. У Черевина и Воронцова царь ни разу про нее не спросил, они же не смеют первые с ним заговорить. Теперь всякому страшно идти против нее, так как силы не равны — все быстро вспомянется. Цесаревич всегда может при всяком случае высказать отцу против смельчака.
21 апреля.
Теперь, чтобы газеты напечатали хвалебный гимн новой конверсии, который и был напечатан в восьми газетах, всем им дали объявления про эти конверсии, с платой по тысяче за объявление. Объявления будут печататься по 3 раза, итого — каждой газете по 3 тыс. руб. взятка. Это дело самого Витте. Рассказал про это Берг (благонамеренный).
23 апреля.
Рассказывал Валь про типографию, которую они открыли в Толмазовом переулке и где взято 31 человек, в том числе 7 студентов. Собирались выпустить какой-то революционный листок. Квартира была взята на имя женщины, которая там была хозяйкой. Предосторожности были приняты большие: дверь закрывалась большой толстой цепью, все время топился камин, чтобы в случае тревоги бросить в него бумаги. Зная все это, Валь прискакал туда с пожарными. В этой квартире всполошились, все повыскакали и, таким образом, попали в ловушку. Поняв, в чем дело, они стали бросать листки в камин, но обгорелые бумаги успели вытащить.
Суворин слышал, что в Лештуковом переулке нашли склад глицерина и опилок для составления взрывчатого вещества. Вообще чувствуется брожение в воздухе. Суворин возмущен, что Витте для своей популярности подкупает все газеты, раздавая им субсидии.
1 мая.
М. Н. Мосолов рассказывал, что Козлянинова, которая была в Кобурге при сватовстве цесаревича, рассказывала, что Алиса ловко вела себя с женихом — была холодна, сдержанна. Теперь он просится у царя пустить его к невесте. Про Дармштадт Козлянинова говорила, что там они очень бедны, что было затруднение ехать в Кобург на свадьбу. Алиса нуждалась в 6 тыс. марок для платьев, чтобы появиться на празднествах, и с трудом эти деньги достали.
Шамшина говорила, что будто открыли подкоп от Александрийского театра к Аничкову дворцу, а также найдены бомбы и динамит в Саперном переулке. М-те Moulin (отец ее — жандарм Шмаков) видела у своего отца во дворе массу карет с арестованными, все окна закрыты голубыми шторками. Говорит, что больше 100 человек арестовано.
7 июня.
Левин вчера рассказывал про Грессера, как было при нем развито взяточничество, что все околоточные надзиратели ежемесячно платили ему известную сумму денег. Когда Грессер умер, то было приказано полиции во всех частях от всех городовых собрать известную сумму денег на венки. От полиции было две телеги венков, собранных по принуждению, а так как публике это было неизвестно, а она видела массу венков, то и явилось общее убеждение, что Грессера сильно любили и крепко жалели. Вот какие дела делались.
3 июля.
Асланбеков говорил, что Кази был приглашен к преображенцам ужинать с цесаревичем. Там он говорил про Сибирскую дорогу, про Либавский порт. На последнее цесаревич сказал, что как царя этим портом обманули, какую пришлось ему разыграть глупую комедию. Когда царь хотел, возвращаясь из Дании в прошлом году, искать в бурю убежища в Балтийском порту, командир «Полярной звезды» Шаховской сказал ему, что туда опасно заходить, так как «Полярная звезда» глубоко сидит. На это царь сказал, что «Николай I» сидит глубже, а там стоял. Шаховской отвечал, что его насилу оттуда вывели. «Хорош же порт мы выстроили, — сказал царь, — ни выйти, ни войти нельзя».
19 июля.
Говорят, что Алиса находится под влиянием пастора, что Янышев, посланный наставлять ее в православной вере, произвел на нее мало впечатления, что она не поддается его убеждениям. Янышев — ученый холодный богослов, влиять на душу он не может. Про нее говорят, что она холодная, сдержанная.
7 сентября.
Живем в Ялте. Сегодня рассказывали, что неутешительны известия о здоровье царя. В Беловеже, на охоте, он простудился, началась сильная лихорадка. Ему предписали теплую ванну, в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил ее до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3 часов ночи у его постели.
Пикник в лесу. Беловежская пуща. 1892 г.
19 сентября.
Приглашен к царю из Берлина профессор Лейден. Гирш, который всегда сопутствовал царю, уехал в отпуск. Про Гирша нам говорили, что уже давно известно, что он ничего не понимает. Лейден — специалист по болезни почек, и указали на него принц Альтенбургский и генерал Вердер. У царя, оказывается, нефрит — болезнь почек.
22 сентября.
Царь ежедневно, видимо, угасает и развязка неминуема. Цесаревич едет в Петербург, где будет образована Верховная комиссия под его председательством на время отсутствия царя, а Георгий отправляется в Абас-Туман. Был камердинер государя Мих. Ив. Гемпель. Про царя сказал, что у него опухли ноги, одышка, кашель, когда немножно пройдется — сейчас устанет. Лечиться он не любит, доктору Захарьину верит. Лейден с Захарьиным разошлись во мнениях насчет болезни царя. Царь ни на что не жалуется, но, видимо, тает: такой был полный, здоровый, а теперь совсем худенький.
26 сентября.
Е. В. написал несколько слов Победоносцеву, чтобы призвать его действовать, что нельзя оставить царя на руках не выдержавшего экзамена врача Попова, ассистента алчного Захарьина.
30 сентября.
Евреинов сказал, что царь не бледен, не желт, а у него земляной цвет лица. Говорят, что он ежеминутно засыпает, что без фуражки он страшен своей худобой — виски провалились, щеки так осунулись, что одни уши торчат. Теперь здесь оставили царя на 10 дней без серьезного врача.
2 октября.
Сегодня сказал Копыткин, что профессор Лейден нашел, что царь уже года два страдает болезнью почек, которая обострилась во время инфлуэнцы, что болезнь теперь развивается быстрыми шагами. Стоило большого труда, чтобы царь в первый раз принял Лейдена, он все прятался. Так как в Спале видно, кто входит и выходит из дворца, Лейден приходил к царице по вечерам. Теперь царь пал духом, все уверены, что он всякого доктора примет.
3 октября.
Был Никита Всеволожский. Теперь он работает, чтобы Алису привезти сюда и здесь перевенчать. Работают также, чтобы царь не ехал в Корфу. Спасти его все равно нельзя, а везти тело из-за границы — сколько возни! С приезда в Ливадию царь не подписал ни одной бумаги.
4 октября.
Сегодня после консилиума Копыткин сказал Е. В., что надежды нет никакой, что врачи признали болезнь царя смертельной, что теперь только вопрос времени, сколько протянет. Грубе не был допущен Захарьиным на консилиум, были только Лейден, Захарьин, Гирш и Вельяминов. Бобриков говорил, что вчера Победоносцев видел царя, что ему поручено редактировать о передаче царем своей власти временно регентству, под регентством — цесаревича.
12 октября.
Грубе возмущен Захарьиным, который отравляет царя приемами digitalis[52], который ему прописал по телеграфу.
13 октября.
Зеленой рассказывал, что Бенкендорф, проездом здесь, рассказывал Гагарину (общество Дунайского пароходства), что царя отравили. И это распускает приближенный царя! Окружают царя Воронцов и Черевин, которые друг другу не кланяются и один про другого распускают небылицы.
23 октября.
Захарьин уже в январе, когда вылечил царя от инфлуэнцы, приехав в Москву, всем говорил, что его не смутила инфлуэнца, которой он не придал значения, но что у царя болезнь почек, которая может скверно кончиться. Когда он про это сказал царице, она на него рассердилась и запретила ему про это писать и говорить. Когда Захарьин был в Петербурге, он задохнулся от дурного воздуха, войдя в спальню царя, в которой были 4 собаки. Эти собаки грязнили всю комнату, а царица не хотела их оттуда увести.
Принцесса Алиса уже приняла православие и получила имя Александры Федоровны. Все это дела Победоносцева.
28 октября.
Георгиевский говорил, что оттого остаются всего один день в Москве, что тело царя уже начало разлагаться, что бальзамирование сделано поздно.
30 октября.
Самойлович говорил со слов Даниловича, что царь очень «письменный», все ответные депеши сам пишет,
31 октября.
Общее мнение здесь, что первые шаги юного царя тактичны, безукоризненны. Он поступил разумно и с депешей, присланной ему Фердинандом Кобургским, в ответной написал только: «Prince Ferdinand». Австрийские газеты перевели это «Князю Фердинанду» и начали расписывать, что он признан русским царем за князя Болгарского. При восшествии царя на престол Финляндия поспешила, чтобы он признал ее конституцию, — послала в Ливадию Дена, дабы получить клятву царя, что она нарушена не будет. Но царь нашел приезд Дена несвоевременным и сказал, что призовет его, когда найдет это для себя удобным. Только вчера Финляндия получила ею желаемое.
1 ноября.
Сегодня с утра мы поехали к Валю посмотреть на похоронную процессию. Процессия шла с большими промежутками. Процессия гербов и знамен по губерниям явилась как бы неоконченной; лошадей, покрытых черными попонами, вели люди разных ведомств и состояний, лошади шли неспокойно и стройной гармонии не представляли. Все улица пустая, и только два лица занимали ее в продолжение довольно долгого времени. Министры шли понуря головы, сенаторы врассыпную, члены Гос. совета, с Плеве впереди, шли по два в ряд. Все шли в шубах или пальто. За колесницей шел молодой царь. У него был худой вид. Скорее его можно было принять за молодого офицера, чем за русского царя. Затем шли вел. князья и свита врассыпную.
2 ноября.
Царь очень дурно набальзамирован, лицо совсем синее, покрыто слоем пудры, так что его совсем нельзя узнать. Руки у него страшно исхудали, пальцы тонки до невероятия. Дежурству трудно стоять, так как есть трупный запах, несмотря на дезинфекцию и духи в изобилии.
5 ноября.
М-mе Валь и m-mе Плеве говорили, что царь в гробу похож на маленького человека, он делается с каждым днем все меньше и меньше, сжимается, руки страшно малы. Впечатление он производит тяжелое. Тело уже давно разлагается.
11 ноября.
Вчера Романченко говорил, что перед отъездом из Ялты он был у Захарьина, который ему сказал передать Дурново, что он молит бога не заболеть, что тогда скажут, что он не хотел лечить царя, что он находится в ужасном положении, что ему не позволяют писать то, что он признает необходимым про здоровье царя, который очень плох, что даже если и продолжится то маленькое улучшение, которое он чувствует, то это будет только луч надежды, но что надеяться вполне нельзя. У Захарьина, оказывается, была бурная сцена с Воронцовым в Спале, где Захарьин уже тогда признал положение царя безнадежным, а Воронцов не позволил ему об этом говорить.
12 ноября.
Был Эгерштром. Говорил он, что был профессором военного дела у покойного цесаревича Николая Александровича, затем по желанию цесаревича учил его братьев — Александра III и Владимира, которые были очень ленивы, плохо учились, получали постоянно единицы. Цесаревича в семье звали Нике, Александра III — бульдожка, а Владимира — толстяк.
13 ноября.
Витте не в своей тарелке. Он держал редакцию тех льгот, которые будут даны в день свадьбы, но царь первые параграфы его писания перечеркнул и велел передать это в Комитет министров. Росчерк так длинен, что Комитет министров не знает, все ли считать перечеркнутым или карандаш виноват, что перечеркнуто лишнее.
17 ноября.
Кутепов говорил, что он достоверно знает, что первый манифест о воцарении написан кн. Вяземским. Барятинский подтвердил, что манифесты все писались Вяземским.
26 ноября.
Говорила насчет покойного царя с Батьяновым. Царя тот не жалеет, говорит, что он держал все под гнетом, что хорошо, что рано умер и вовремя. Противоречий не терпел, сам смыслил немного, людей умных возле него не было. Еще так мало времени прошло, а уже холоднее говорят про Александра III. Он оставил по себе неглубокий след. Жалеют о нем только те, кто страшится потерять у молодого царя свои министерские портфели. Новую царицу тоже не хвалят, находят, что у нее злое выражение лица и что смотрит она исподлобья.
28 ноября.
Обедал Плеве. Говорил, что он ожидал, что Суворин более интересный собеседник, а оказалось, что он больше берет от других, чем сам дает своего.
Правда, Суворин перед великими мира сего конфузится, особенно при первом знакомстве. Да и Плеве тоже больше берет от других, т. е. вернее — он мало высказывается. Он очень осторожный. Его мнение трудно узнать, так как он его не высказывает. Он умеет очень искусно увернуться от прямого ответа, но все это делается так, что его собеседник ничуть не оскорблен его осторожностью. Вы с Плеве не ищете сюжетов для разговора — они являются сами собой. Это умный человек в полном смысле слова. Педантизма в нем нет и следа.
2 декабря.
Батьянов был у трех царей: Александра II он находил хитрым, Александра III — тяжелым, подавляющим, ему всегда казалось, что вот сейчас он ударит.
16 декабря.
Сегодня узнали, что Кривошеин получил отставку с лишением даже придворного звания и права носить мундир. Кривошеий уволен за то, что, будучи министром, занимался гешефтами.
В его министерском кабинете при нем, им самим заключалась сделка на шпалы Рыбинско-Бологовской дороги, которые были даны Струкову, его зятю, директором дороги Коковцовым за дорогую цену. За это Коковцов получил повышение.
17 декабря.
У Кривошеина была цель — утилизировать свои лесные дачи, которые он отдал одному подрядчику в аренду, чтобы он оттуда поставлял дрова на железные дороги, и, как оказалось, по очень высокой цене. Мина эта была против него подведена Тертием Филипповым, а из-за угла энергично действовал Витте. Филиппову донес о проделках Кривошеина чиновник Надеин из Управления казенных дорог, донес фактами, на которых Тертий построил свое обвинение у царя в среду.
21 декабря.
Зайцевская, которая постоянно сопутствует о. Иоанну, говорила, что, когда Кривошеин был назначен министром, отец Иоанн у него молился. Кривошеин ему высказывал, что чувствует себя неспособным к этому делу, и очень плакал. Отец Иоанн в молитве все повторял: «Умудри, господи, раба твоего Аполлона».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.