Глава 32 ОЩУЩЕНИЕ НЕУДАЧИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 32

ОЩУЩЕНИЕ НЕУДАЧИ

На протяжении двух лет – с конца 1923 по 1926 год – Голсуорси не нуждались в собственном загородном доме. Джону поначалу казалось, что ничто не сможет заменить ему Уингстон – так много значило для него это место; Ада же, несомненно, испытывала чувство облегчения. Как она часто жаловалась Ральфу Моттрэму, она почти никогда не чувствовала себя хорошо и счастливо в отдаленном, сыром мире Дартмура, а вот Гроув-Лодж – прекрасный элегантный дом в Хамстеде – очень ее устраивал. Вероятно, отчасти из-за того, что Голсуорси больше не ездили в деревню, на протяжении ряда лет, последовавших за выходом в свет «Саги о Форсайтах», они стали еще чаще покидать пределы Англии; перечень поездок, который приводит в конце своей книги о дяде Рудольф Саутер, ужасает своей длиной, особенно в той его части, которая относится в этим годам. Трудно сказать, задерживались ли они где-нибудь больше чем на неделю – и как в таких условиях писатель надеялся создать хоть что-нибудь стоящее?

Осенью 1921 года в жизни Голсуорси появился новый интерес – международный клуб писателей «Пен». Этот клуб был детищем миссис Даусон Скотт, его официальное открытие состоялось в октябре 1921 года в ресторане «Флоренция», а его первым председателем стал Голсуорси. Целью нового клуба было «развивать дружбу и взаимопонимание между писателями и защищать свободу самовыражения внутри наций и между ними». Нетрудно понять, почему такая организация импонировала Голсуорси: он всегда верил, что, если писатели и мыслители всех стран соберутся вместе, смогут обмениваться своими идеями и чаяниями, будет достигнуто такое взаимопонимание, при котором менее вероятно возникновение катастрофы, подобной недавно закончившейся войне. Голсуорси готов был всей душой отдаться новому виду деятельности; но, увы, по мере того, как «Пен-клуб» открывал свои новые отделения в разных странах и нужно было постоянно ездить на новые встречи, он стал все больше отвлекать Голсуорси от его главного дела – творческой работы.

Издание в 1922 году «Саги о Форсайтах» в одной книге принесло Голсуорси значительно больший успех, чем он мог ожидать. Как сообщает его биограф Г.В. Мэррот, «читатели расхватывали книгу, и за короткий промежуток времени количество экземпляров, распроданных по обе стороны Атлантики, достигло шестизначного числа». Говоря об удаче писателя, он отмечает с присущей ему необычной манерой излагать свои мысли, что «ручей его жизни превратился в полноводную реку». Не следует забывать, что свою книгу о Голсуорси Г.В. Мэррот писал под неусыпным вниманием недавно овдовевшей Ады; самому Голсуорси эти перемены лишь наносили урон, несмотря на то, что его авторское самолюбие было удовлетворено – он стал автором бестселлера.

Символично, что новый этап в его жизни ознаменовался расставанием с Уингстоном – местом для него столь близким и памятным. В 1923 году он писал Грэнвиллу-Баркеру: «Увы! У нас (вернее, у меня, потому что Ада, думаю, рада расстаться с девонширскими туманами) Уингстон со следующего месяца отнимают... для меня это большой удар. И все же я молчу об этом». И лишь через три года на смену Уингстону появился более внушительный и респектабельный дом – Бери-Хауз в Суссексе.

Избрание Голсуорси председателем «Пен-клуба» неизбежно влекло за собой увеличение числа поездок: за десять лет своей деятельности он побывал на восьми международных конгрессах, но рассказывать в деталях о каждом таком путешествии было бы неинтересно, ибо все они проходили по ранее установленному образцу. Искусство Ады готовиться в путешествия достигло совершенства, и они возили с собой огромный багаж – одежду и снаряжение на все случаи жизни. Прибыв в пункт назначения, они снимали большой номер из нескольких комнат или отдельный дом, где могли бы жить и питаться отдельно от остальных туристов; по утрам Джон писал, а днем они с Адой совершали прогулки или знакомились с местными достопримечательностями. Как нам уже известно, начиная с 1924 года их часто сопровождали молодые супруги Саутеры.

Сближение Саутеров с Адой и Джоном Голсуорси началось вскоре после смерти матери Рудольфа и продолжалось вплоть до смерти Голсуорси, наступившей спустя восемь лет. Лилиан Саутер скончалась внезапно в октябре 1924 года; хрупкое здоровье, переживания из-за Георга и Рудольфа, интернированных во время войны, а также решение ее мужа покинуть Англию, что привело к разлуке с семьей, – все это сломило ее, и поэтому, когда пришла болезнь, у Лилиан не было ни сил, ни желания с ней бороться.

Смерть ее была для Джона большим ударом; это была одаренная, исключительная по своим качествам женщина, наделенная даром дружить с людьми и понимать их; из двух его сестер и брата Лилиан была ему ближе всех. Этой смерти предшествовала еще одна тяжелая потеря: 3 августа того же года после продолжительной болезни скончался Джозеф Конрад. Лилиан и Конрад были одними из тех людей, которые поддержали возникшее у Голсуорси стремление стать писателем. Много лет назад, во время отдыха с родителями в Шотландии, Джон обсуждал с Лилиан литературные и философские проблемы; позднее, в 1892 году на борту корабля «Торренс», он познакомился с моряком Джозефом Конрадом, слушал его рассуждения по поводу профессии писателя и, вполне возможно, немного позднее в доме Сондерсонов в Элстри прочел черновик романа «Каприз Олмейера». Теперь, в течение двух месяцев, они, один за другим, ушли из жизни, и вокруг Голсуорси образовалась болезненная пустота. Поэтому естественно, что он потянулся к молодому поколению и вскоре после смерти Лилиан увез Аду и младших Саутеров на длительный отдых.

Что же касается работы, то 1924 год и в этом отношении был весьма неблагоприятным: две пьесы: «Джунгли», поставленная в марте в Сент-Мартинз-тиэтр, и «Старая Англия», поставленная в октябре, – были весьма критически восприняты прессой. Первая из них – тематически необычная для Голсуорси пьеса об Африке, которую Герман Оулд[125] назвал символическим воплощением «больших империалистических джунглей, делающих людей игрушкой – ибо в мире политики и коммерции у нас царит закон джунглей», – была, по словам одного критика, «любопытным, вышедшим из-под пера Голсуорси экспериментом». Мэррот вспоминает, что именно в связи с этой пьесой он единственный раз в жизни видел писателя в состоянии крайнего раздражения: «Я дал им нечто новое – в этой пьесе участвует всего одна женщина и практически нет любовной линии, – и это их не устраивает». Пьеса «Старая Англия» – инсценировка его рассказа «Стоик» – единодушно была признана весьма скучной.

Не вызывает сомнений, что Голсуорси очень волновался по поводу оценки своих произведений. Вот что он писал о своей книге – еще одном сборнике эссе, изданном годом ранее (13 сентября 1923 года): ««Таймс Литерери Сапплмент» опубликовала заметку о моей книге «Моментальные снимки» – весьма справедливую и довольно доброжелательную. Я потерял творческий запал». Он старался сберечь свои силы, отказываясь от той работы, которая могла бы помешать ему писать романы. Когда университет в Кембридже предложил ему читать лекции, он отклонил это предложение: «Мне очень трудно писать лекции и речи, и я боюсь, это помешает мне сосредоточиться на романе». Но спасения от ненасытной жажды Ады к путешествиям у него не было.

30 октября 1924 года вышел в свет роман «Белая обезьяна» – первая часть новой трилогии «Современная комедия». В письме миссис Чичестер Голсуорси рассказывает, что работать над этой книгой ему приходилось в разных местах, более того – в разных частях света.

«Возможно, Вам будет интересно узнать, где был написан роман «Белая обезьяна». Я начал работу над ним в ноябре 1922 года в моем доме в Хэмпстеде на окраине Лондона. К маю 1923 года я написал больше трети романа; вторая часть была создана в июне – начале июля в Кортине (итальянский Тироль), над третьей я работал в ноябре на Мадейре и в декабре в Монт-Эсториале в Португалии. Как видите, писателю нужны только перо, чернила и голова на плечах».

Главная героиня «Белой обезьяны» – дочь Сомса Форсайта Флер, которая теперь замужем за Майклом Монтом. Запутавшись в своих отношениях, она чуть было не вступает в любовную связь с поэтом Уилфридом Дезертом, но в последний момент ее что-то останавливает. В это время Сомс пытается предотвратить скандал, связанный с делами возглавляемой и им страховой компании, где обнаружено мошенничество. В описании этой ситуации Голсуорси проявляет знание мира финансов и большого бизнеса, мира его отца и дядей – типичных Форсайтов. Еще одна сюжетная линия, как бы контрастирующая с главной, связана с историей Бикета и его жены Вик, которые, борясь с нищетой, стараются накопить денег, чтобы уехать в Австралию. Логическим концом романа является рождение ребенка – сына Флер и Майкла, который, как и в романе «В петле», воплощает надежды на будущее всей семьи.

Книга содержит в себе несколько сюжетных линий, среди которых трудно выделить главную, она в значительной степени отражает состояние Голсуорси в момент работы над ней. Роман вновь и вновь свидетельствует о его отчаянии при мыслях о тщетности жизни, о неизбежности смерти; в чем искать надежду или смысл существования? Вот что думает по этому поводу Сомс:

«Так и жизнь – садовник, подравнивающий лужайки... Стричь лужайки, чтобы все шло гладко. А какой смысл? И, поймав себя на таких пессимистических мыслях, он встал. Лучше пойти к Флер – там ведь надо переодеваться к обеду. Он признавал, что в переодевании к обеду есть какой-то смысл, но в общем – это все вроде стрижки лужаек; снова зарастет, снова надо переодеваться. И так без конца! Вечно делать одно и то же, чтобы держаться на каком-то уровне. А к чему?»

А вот пример размышлений Майкла Монта: «Черт! До чего непонятная книга – человеческое лицо! Целые страницы заполнены какими-то своими мыслями, интересами, планами, фантазиями, страстями, надеждами и страхами. И вдруг – бац! Налетает смерть и смахивает человека, как муху со стены...»

По крайней мере один из поклонников Голсуорси признает, что был полностью захвачен чтением романа: миссис Томас Гарди пишет Аде: «Он (Томас Гарди. – К. Д.) брал книгу с собой в постель, чтобы почитать немного, если проснется, – это первый случай за нашу совместную жизнь, когда он брал книгу на ночь...»

Издание книги совпало со смертью Лилиан Саутер, и Джон с Адой решили найти утешение в очередном путешествии за границу. 19 ноября в итальянском городе Мерано к ним присоединились молодые супруги Саутеры. Сохранились дневниковые записи Рудольфа об этой поездке, в которых он описывает, как бесконечно предупредителен к Аде был Джон; так, например, на ночном поезде, направлявшемся на юг, в Сицилию, «Дж.Г. поместил нас всех очень удобно. Не устаешь удивляться, наблюдая, какую заботу он проявлял в дороге об А. – все было сделано как нужно, каждое ее желание и прихоть выполнялись». Или в Сиракузах: «Дж. Г. намерен перебраться поближе к солнышку – через Египет в Африку или на юг Африки, если здесь погода не исправится. Он постоянно думает об А. и о том, чтобы ей было хорошо».

Интересно узнать, какое впечатление забота Голсуорси производила на постороннего наблюдателя; в своем «Портрете Барри» Цинтия Асквит пишет: «Голсуорси, который нравился мне все больше и больше, был похож на идеального школьного учителя из пьесы, а его манеры были, как всегда, безукоризненны. То, как он вскакивает за завтраком, когда его жена входит в комнату, и бросается к буфету, чтобы поухаживать за ней, производило на других мужей магическое воздействие. Чувствуя, что они должны следовать его примеру, они (весьма неубедительно) делали вид, что ведут себя так всегда. Результатом их непривычного рвения было громыханье тарелками и разлитый кофе...» Во время путешествий Джон часто читал своим компаньонам вслух. В Тунисе это были его любимые «Записки Пиквикского клуба», в 1926 году в Аризоне – «Остров сокровищ». Позднее, во время той же поездки, читая «Гордость и предубеждение», он прокомментировал: «Как это все длинно и глупо! Разве люди когда-нибудь так говорили...» И Джейн Остин так и осталась для него белым пятном. Он был заметно привязан к своим любимым писателям, среди которых почетное место занимал Стивенсон. Бросив читать Джейн Остин, он обратился к «Катрионе» и пришел к следующему заключению: «Когда начинаешь сравнивать Стивенсона и Гарди, то приходишь к выводу, что здесь вообще нечего сравнивать. У Стивенсона все сама жизнь, у Гарди все сама смерть...» Среди современных молодых писателей Голсуорси больше всех нравился Генри Уильямсон[126], и он много сделал, чтобы помочь ему в начале его пути; он считал «Вечную нимфу» Маргарет Кеннеди[127] «лучшим романом, написанным женщиной за последнее время», а к роману своего давнего протеже Ральфа Моттрэма «Испанская ферма» написал предисловие. Он также читал вслух то, над чем работал в данный момент; во время путешествия по Италии и Северной Африке это была «Серебряная ложка».

Голсуорси отсутствовали в Англии почти полгода и вернулись на родину в начале мая 1925 года. Но и в этом году Голсуорси не суждено было снискать расположение критики; его новая пьеса «Спектакль» продержалась в Сент-Мартинз-тиэтр короткий срок в июле. «Пресса, нагоняи которой неизбежны, постаралась изо всех сил «разделать» пьесу», – писал он Андре Шеврийону. А на следующий год роман «Серебряная ложка», став бестселлером и в Англии и в Америке, был также неблагоприятно оценен критикой.

Безусловно расстроенный этими неудачами, Голсуорси объявил, что его следующая пьеса «Побег» будет последней пьесой в его жизни. «Побег» был написан в Америке в феврале 1926 года: «Я неожиданно увлекся драмой и за две недели написал пьесу (извините меня – я раньше никогда такого не делал). Это странная пьеса – просто эпизоды...» – писал он Грэнвиллу-Баркеру. Но его пьеса «из эпизодов» о молодом человеке, который случайно убил полицейского, несправедливо обвинившего проститутку в том, что она приставала к мужчинам, имела большой успех. Поставленная Лионом М. Лайоном, она целый год шла на сцене Амбассадордз-тиэтр.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.