ПАРТИЗАНСКАЯ ВЕСНА

ПАРТИЗАНСКАЯ ВЕСНА

Несколько дней я пробыл с аловцами в бункере в Высоки Бжеге, а потом вернулся в Либёнж. Либёнжская группа не теряла времени даром. «Валек» доложил мне о подрыве железнодорожного полотна в ночь на 15 апреля между Хелмом Вельки и Новы Берунем, что вызвало перерыв в движении на этой линии на несколько часов.

Я передал товарищам указание руководства окружного комитета ППР бросить на разрушение железнодорожных путей все силы, чтобы достойно отметить праздник рабочего класса — 1 Мая. Мы немедленно приступили к разработке плана первомайских диверсий на хжановской земле и в Домбровском бассейне.

Поручив либёнжским товарищам определить участки, где предстоит нанести удары, я вернулся в Высоки Бжег. Погожим утром я, углубившись в чащу вблизи от бункера, раздумывал, как бы успешнее сосредоточить отряды для удара в канун 1 Мая.

Было тепло и тихо. Занятый операциями, организационной работой, постоянной борьбой за сохранение собственной жизни, я чуть было не проглядел прекраснейшую пору года — весну. Сорвал стебелек первой весенней травы. Почувствовал ее вкус, и все мои прежние мысли куда-то улетучились. Я поудобней улегся. Солнце светило мне прямо в лицо. С самого раннего детства я любил весну больше других времен года. И до сих пор лес в весеннем наряде любимейшее место моих прогулок. Не одну партизанскую весну провел я в лесу, но особенно запомнилась мне весна 1944 года. Я огляделся вокруг. Жиденький лесок, скрывавший наш бункер в Высоки Бжеге, жил своей жизнью. Кусты уже зазеленели. Птицы суетились на деревьях, кое-где мелькали зайцы, сотни самых странных созданий шелестели в траве. Мир оживал.

За несколько лет жизни в лесу я заметил, что осенью на нас наваливалась какая-то незаметная тяжесть. Весна же всегда придавала нам бодрости и радости. Но, как говорит поэт, о весне можно говорить бесконечно. Передо мной стояли более прозаические, но срочные задания.

Результатом наших приготовлений был «Окружной план первомайского удара». Я запланировал создание пяти боевых групп, которые с 29 апреля по 1 мая должны будут произвести диверсии.

План этот был утвержден партийным руководством, и я разослал связных с приказами ко всем командирам. До выступления на железной дороге осталась пара дней. Я решил использовать их для боевой подготовки аловцев с Высоки Бжега.

Мы решили уничтожить сельскую управу в Нивке. Добравшись до Нивки, мы оставили «Мушку», вооруженного автоматом, на шоссе прикрыть нас со стороны костела. «Трок» и «Зимны» контролировали дорогу со стороны Ензора. С остальными аловцами мы вошли в управу. Охранял ее ночной сторож, всем хорошо знакомый добряк Заглембяк. Увидев нас, он так перепугался, что и слова не мог вымолвить. Разбив стекла, мы через окна забрались внутрь. Обыскав помещение, мы конфисковали пишущие машинки, ротатор и бумагу. В нескольких местах пол облили бензином, и пламя охватило шкафы, письменные столы и бумаги. Огонь быстро распространялся по всему зданию.

Все это заняло у нас не более 5 минут. Мы отошли на луга. Во время короткого привала заметили, что «Вицек» прихватил с собой портрет Гитлера. На вопрос, зачем он его тащит, «Вицек», загадочно улыбаясь, ответил:

— Увидите.

Утром в один из последних апрельских дней шахтеры и рабочие машиностроительной фабрики в Нивке, проходя мимо заводской столовой, высоко задирали головы. Зрелище было весьма утешительное: на телефонных проводах рядом со столбом висел портрет Гитлера. Язык у него был высунут, а на горле затянута петля из красного шнура. Под ним подпись: «Висит палач, повешенный пролетариатом». Немного ниже болталась какая-то коробочка, из которой торчали два конца провода, что должно было имитировать заряд взрывчатки.

Проделка удалась отлично. Немцы от страха перед привешенной «миной» не очень спешили снимать портрет своего фюрера, они только поставили жандарма, который должен был разгонять толпу любопытных.

Готовясь к операциям «за рельсы», мы произвели несколько «снабженческих» операций.

По готовились не только мы.

Никто из нас и не думал, что в ту самую минуту, когда настало время нанести удар и когда 28 апреля я принимал доклады командиров о полной боевой готовности, начальник гарнизона СС в Освенциме издал специальный приказ, который значительно затруднил осуществление нашего плана.

Этот документ хранится в Государственном музее в Освенциме:

Начальник гарнизона СС Освенцим

Освенцим,

29 апреля 1944 года

С е к р е т н о!

№ 150/54/с е к р.

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПРИКАЗ НАЧАЛЬНИКА ГАРНИЗОНА

Касается: Интенсивного террора и диверсионной деятельности польского нелегального коммунистического движения Сопротивления в период с 27.IV до 5.V. 1944 г.

Нелегальный Центральный Комитет Польской Коммунистической рабочей партии ППР призвал своих активистов к усилению деятельности в мае в период с 27.IV—5.V.1944 г. причем 1 мая праздник должен пройти под лозунгом выступлений рабочего класса за свободу и демократическую Польшу, а 3 мая — как 153-й национальный праздник.

Из достоверных источников известна, что террор и диверсионные акты в более интенсивной форме должны быть направлены против немецких учреждений и расположений немецкой армии…

С настоящего момента и по 5.VI.1944 г. включительно в гарнизоне Освенцима отменяются любые отпуска, а также отпуска на территории гарнизона и города включительно.

Отдельные части должны позаботиться о достаточном числе постов.

Особенно тщательно следует осуществлять контроль за рабочими из числа гражданских лиц польской национальности. Роты охраны Освенцима I и Освенцима II должны обеспечить безопасность лагеря и караульных помещений. Остальные роты должны пребывать в состоянии усиленной боевой готовности. Последнее относится особенно к периоду после наступления темноты. Казармы должны особо охраняться внешними часовыми и унтер-офицерским составом…

Каждый эсэсовец обязан в период до 5 мая 1944 г. исполнять свои обязанности с особенной бдительностью.

Офицер службы

Хауптштурмфюрер и адъютант

Вместо

подписано Хартенштейн

штурмбаннфюрер СС.

На немецкие железнодорожные пути мы двинулись в ночь с 29 на 30 апреля. О том, как проходили отдельные операции, я узнал через несколько дней из донесений командиров и бесед с партизанами.

Ментковский отряд, как только наступили сумерки, переправился на другой берег Вислы. Все залегли в кустах близ железной дороги, отправив вперед одного разведчика. Он вернулся через несколько минут возбужденный: «Немцы! Полно немцев!» Помимо баншутцев, он разглядел еще и солдат вермахта. Несмотря на эту тревожную весть, «Личко» решил действовать. Когда они были уже у самого полотна в сторону Пжецишува, проезжала дрезина. Было ясно: немцы приняли специальные меры предосторожности. «Личко» переждал, пока мимо пройдет патруль из пяти человек, и тут же выполз на рельсы. Едва успели открутить первую гайку, как со стороны Пжецишува послышался характерный шум мотора. Дрезина возвращалась, ощупывая мощными рефлекторами пространство по обе стороны насыпи. Партизаны едва успели спрятаться в спасительных зарослях. Когда дрезина проехала, они снова вышли на рельсы, но на этот раз их обстреляли. Партизаны вступили в перестрелку. Немцы осветили местность ракетами, дрезина возвращалась на полном ходу, изредка обстреливая заросли из пулеметов. Только тогда «Личко» отказался от своих намерений и вывел отряд из-под огня без потерь.

С подобными же трудностями столкнулся и отряд под командованием «Куны». И тут завязалась схватка с охраной путей. Она закончилась трагически для одного из аловцев, самого юного члена группы, «Казимежа» (Юзефа Глодека).

Все мы глубоко переживали смерть самого молодого аловца и решили отомстить за него.

Через несколько дней аловцы из Копцовиц передали нам весть о зверском надругательстве гитлеровцев над телом «Казимежа». Палачи привязали труп к автомашине и поволокли его таким образом в Имелин. Там они согнали всех жителей для опознания трупа убитого, но безрезультатно — в местечке его никто не знал, так как «Казимеж» был родом из Бычины.

Он навсегда остался в нашей памяти — улыбающийся, веселый, всегда полный самых невероятных идей, которые он тут же приводил в исполнение. Ему было 14 лет, когда в октябре 1939 года он убежал из дома с намерением пробиться в Польскую армию. Так он дошел до Сана, и только кто-то из возвращавшихся беженцев привел его обратно в Бычину. Обожал книги. Увлекался географией и астрономией. На чердаке отцовского дома он даже построил астрономическую обсерваторию — вынул из крыши несколько черепиц и установил там подзорную трубу собственной работы, наблюдая ночами звездное небо.

Через двадцать лет его героическая смерть была увековечена памятником, установленным на том месте, где он отдал жизнь за Польшу. За памятником ухаживает молодежь, особенно харцерские отряды из Имелина и Хжанова.

В то время, когда партизаны под командованием «Куны» вели неравный бой с гитлеровцами, второй партизанский отряд из Либёнжа, пополненный «легальными» аловцами, под командованием «Валека» двинулся на перегон Освенцим — Хелмек.

Однако на полотно им не удалось даже выйти, поскольку каждые несколько минут проходил патруль.

Попытали счастья в другом месте, на несколько сот метров ближе к Висле, но и здесь положение было не лучше. «Валек», опытный солдат и участник многих забастовок, приказал двигаться еще дальше и остановил аловцев только на опушке леса. Далее уже тянулись спускавшиеся к Висле луга и пастбища. Наблюдая за проходящими патрулями, они установили, что те появляются через каждые 10—15 минут. За такое время еще никогда и никакой группе не удавалось развинтить рельсы, но у «Валека» не оставалось иного выхода, и он решил попробовать. Одни отвинчивали гайки, другие выворачивали винты, которыми рельсы крепятся к шпалам. Вместо обычных двенадцати вывернули винты только из восьми шпал. Пришлось здорово поднатужиться, чтобы отогнуть рельс. С нечеловеческим усилием сделали они это и едва успели перевести дух, как часовой со стороны моста дал тревожный сигнал. Они сошли с насыпи и в нескольких десятках метров от нас припали к земле. Патруль возвращался и через несколько минут мог обнаружить развинченные рельсы. Одновременно послышался шум приближающегося поезда. Партизаны пережили несколько напряженных минут — кто первым подойдет к развернутому стыку — патруль или поезд? Поезд оказался более быстрым.

В найденных после войны гитлеровских документах есть рапорт оккупационных властей об этой диверсии.:

«В ночь с 29 на 30.IV. 1944 г. на железнодорожной линии Хелмек — Освенцим на 353 км неизвестными преступниками были развинчены железнодорожные рельсы. В результате этого скорый поезд № Д-318, который около 22 ч. 30 мин. выходит из Тжебини, проходя с большой скоростью по этой линии, сошел с рельсов. Паровоз и 4 вагона оказались поврежденными и свалились на путь, идущий в обратном направлении. Три человека, в числе которых — кочегар паровоза, легко ранены, объем причиненного ущерба пока не установлен. Трасса закрыта, и пока еще движение не восстановлено. Работы по расчистке линии продолжаются»[24].

Наша группа должна была атаковать отрезок главной магистрали Вроцлав — Львов — Киев, который охраняли с особой тщательностью. Каждые две-три минуты проходили патрули баншутцев и солдат, а через определенные промежутки времени проезжал порожний паровоз с вооруженной командой. Перед некоторыми товарными составами к паровозу был прицеплен защитный вагон-платформа. Это были уже не обычные средства предосторожности.

Просидев целую ночь, мы признали себя побежденными. Перед рассветом пришлось возвращаться в бункер.

Неудача не давала мне покоя. Как я могу принимать донесения, сам не выполнив задания? Но — с другой стороны — могу ли я рисковать жизнью людей, которые добровольно пришли ко мне сражаться с оккупантами? На следующую ночь мы вышли на тот же перегон. Положение не изменилось ни на йоту. Я получил уже первые донесения о неудачах наших групп и потерях. Это еще более усилило стремление к успеху. С надеждой в сердце мы пришли на тот же перегон. «Вицек» расставил часовых, которые должны были больше рассчитывать на слух, чем на зрение. Моросил мелкий майский дождик — стоял легкий туман. Стащив сапоги, три солдата поползли на насыпь. Они как раз было принялись за работу, когда до них донесся предупредительный сигнал часового. Солдаты бесшумно отступили. Прошло несколько минут, и они снова вернулись на линию. И снова сигнал. Из зарослей мы наблюдаем, как проходит контрольный паровоз. Он проехал беспрепятственно, бригада ничего не заметила. Минуты ожидания и — по сигналу часовых — тройка возобновляет свою работу.

До подхода поезда оставалось не более двадцати минут. За пять, десять минут до него пройдет контрольный паровоз. Поэтому мы, дожидаясь его прохода, не отворачиваем рельс. Терпеливо дожидаемся сигнала часового. Идет! И через мгновение видим свет фонарей паровоза. Он медленно движется в сторону Ензора. С волнением следим за ним. Пройдет или нет? И все вздыхаем с облегчением — паровоз спокойно проходит по ловушке и скрывается за поворотом. На освещенных рельсах стражников не было. Когда мы заслышали подходящий СФ-Цуг, то бросились на насыпь. Шесть пар рук уцепились за рельс. Он еле-еле поддался объединенным усилиям. Когда к нам стал подходить патруль, мы были готовы защищать приготовленную с таким трудом и с такими волнениями западню. Но поезд все ближе и ближе. Мерный стук колес становится все слышнее. Теперь уже никакой патруль был не в состоянии уничтожить нашу работу. Не успели мы еще как следует устроиться на новой позиции, как над покрытыми туманом верхушками сосен взмыл столб искр, а до наших ушей донесся знакомый и долгожданный грохот. Это немцы.

Госпитали в Мысловице и Катовице приняли несколько десятков раненых офицеров и солдат. Числа убитых установить не удалось.

Бельские аловцы тоже добились успеха. 29 апреля группа под командованием «Малы» — Леона Лясека уничтожила в Забжеге немецкий воинский эшелон, направляющийся на восточный фронт. Под откос пошли паровоз и десять вагонов. По немецким данным движение было прервано на 24 часа. Не прошло и двух недель, как 12 мая группа «Квасного» — Юзефа Габдаса пустила под откос под Вильковице товарный состав.

Итак, не помогли кружащие по насыпям патрули, не выдержали испытания патрульные паровозы, не испугались мы громких тревог и выстрелов; нагруженные военными материалами и «сверхчеловеками», транспорты с грохотом сваливались с насыпей под град проклятий по адресу невидимых польских партизан.