ПАССАЖИРЫ «ЧЕТВЕРТОГО»

ПАССАЖИРЫ «ЧЕТВЕРТОГО»

По Каме шли последние пароходы. Кончалась навигация. Весь день моросил дождь. Вода в Каме была холодной, темной.

Вся палуба, или, как ее называли, «четвертый класс», была забита народом. Сидели на мешках, лежали.

Обессиленные военной разрухой и голодом люди с Волги перебирались на Урал в поисках хлеба и крова.

Среди пассажиров был и Паша Ощепков. Его тело прикрывало длинное не по росту пальто непонятного рыжеватого цвета. Вместо карманов были прорези. Зато за подкладкой можно было спрятать что угодно.

Да и все беспризорники, устроившиеся в «четвертом классе», выглядели не лучше. Грязные, оборванные, голодные. Куда они ехали? Никуда. Просто ехали.

Для Паши пароходы были излюбленным видом транспорта. На какое-то время палуба становилась постоянным местом обитания. И пассажиры «четвертого» относились к беспризорникам дружелюбно, разговаривали, иногда даже подкармливали, хотя у самих есть было нечего.

Спал Паша обычно между двойным полом на корме. Ну а если место оказывалось занято, приходилось ночевать у колесного ограждения, за бортом. И все-таки не сравнишь с крышей вагона. Пароход медленно шлепает колесами по воде, никуда не спешит, и не надо каждую ночь искать новый ночлег.

Дорога для Паши Ощепкова была привычным состоянием. Другой жизни он почти и не знал.

Когда-то, как ему казалось, очень давно, жили в деревне большой семьей, то ли в Удмуртии, то ли в Вятской губернии. Отец ушел на заработки, да так и не вернулся. Тогда их и настиг голод.

Когда началась в 1914 году империалистическая война, они с матерью уже были в дороге. Шли в основном пешком, хотя Паша был совсем маленьким. Денег на билет не имели. Мать бралась за любую работу — лишь бы накормить сына.

Но настал день, когда Паша остался один. Мать умерла. И начались его скитания.

Паше шел тринадцатый год. Он все время куда-нибудь ехал. Где только не бывал: Астрахань, Баку, Тифлис, Казань, Пермь, Нижний Новгород, Самара...

И вот снова Паша ехал в Пермь. Цели у него никакой не было. Надеялся: на Волге голод, может, на Урале посытнее?

Пароход медленно шел вверх по Каме.

Паша сидел у борта с мальчишками, Уже который раз они обсуждали событие, случившееся на одной из камских пристаней.

Они ждали пароход. Наконец увидели: идет! Пароход под названием «Красная Звезда» подошел к пристани. Но посадки не было. На палубе развернули непонятное белое полотно.

— Сейчас будут показывать «туманную картину», — сказали Паше. Так в то время иногда называли кино. Паша пробрался к самому полотну. Тут объявили, что будет выступать Крупская. Кто такая Крупская — Паша не знал. Вышла невысокая седая женщина. Паша оказался рядом с ней.

— Слово жене Владимира Ильича Ленина!

Жена Ленина! Паша так и сел. Фотограф щелкнул фотоаппаратом.

Через несколько лет, когда Паша окончит в Перми курсы по подготовке в вуз и поедет в Москву учиться, он снова встретится с Крупской. На сей раз он сам придет к ней и скажет:

— Я из Шалашинской школы-коммуны. Хочу учиться. — И смущенно напомнит: — Я стоял рядом, когда вы выступали на пароходе.

Крупская позвонит в Замоскворецкий райком комсомола и скажет:

— Окажите всяческую помощь Павлу Ощепкову.

Потом, спустя много-много лет, когда Павел Кондратьевич Ощепков будет уже профессором, в хронике двадцатых годов, показанной по телевидению, он увидит снимок: Надежда Константиновна Крупская выступает на пароходе «Красная Звезда», а рядом — мальчик, и он с удивлением воскликнет:

— Да это же я!

Но до того времени в ту осень было еще далеко. И кто знает, куда бы увели его дороги скитаний, если б молодая Советская Республика всю заботу о нем не приняла на себя.

Вечером пароход пристал к маленькой пристани Оханск. Паша был здесь уже не первый раз. Он уверенно вышмыгнул на пристань. Толпилось много пассажиров в ожидании посадки. Он шнырял между ними, и его «тайник» под подкладкой становился все тяжелее, длинные полы били по ногам.

И вдруг кто-то крикнул:

— Облава!

Паша понял: беспризорников ловят. Он хотел перескочить на борт парохода и быстро прыгнул под перила. Но чья-то крепкая рука уже держала его за ворот:

— Ты куда?

Перед Пашей стоял матрос в бескозырке. Он показался очень большим. Мальчик привычно захныкал:

— Пустите, дяденька!

Но дяденька не пускал.

— Я, дяденька, коммунист!

— Нам таких и надо, — сказал матрос.