Гнев вайшнава

Гнев вайшнава

На первый взгляд, нет и не может быть эмоций более далеких друг от друга, чем гнев и смирение.

Но гнев духовного учителя – это проявление его смирения перед Богом, его непреодолимого желания помочь другим служить Кришне наилучшим образом.

Аштаратха:

Я проснулся в 3:30 пополудни. Мне не терпелось посмотреть, готовы ли одежды для Божеств. Быстро приняв душ, я вошел в храмовую комнату и стал протискиваться к алтарю. Это было непросто, потому что комната была битком набита гостями и преданными. Многие даже не могли войти внутрь и так и стояли на тротуаре. Я с трудом добрался до женского ашрама и с облегчением убедился, что одежды готовы. Но очень скоро я с ужасом понял, что больше ничего для церемонии установления Божеств не подготовлено. Не то чтобы я знал, что именно должно быть готово, но я слышал, что Божества нужно омывать йогуртом и молоком, а после этого проводить огненную церемонию. Однако никаких признаков приготовлений ко всему этому я не заметил. Я поспрашивал нескольких преданных, но никто не обратил на меня внимания: все были слишком заняты, разговаривая с гостями и объясняя что-то телевизионщикам. Тогда я решил позвонить секретарю Шрилы Прабхупады, Нанда-кумару. Поначалу Нанда-кумар стал отнекиваться и говорить, что он к этому никакого отношения не имеет, но когда я сказал ему, что ровным счетом ничего не готово для установления Божеств, он не поверил своим ушам. Он стал быстро отдавать распоряжения: Божества должны быть обернуты в белую ткань и нужны большие контейнеры для Их омовения. Мы раздобыли белую простыню у соседей, разорвав ее на три части, и притащили стальные чаны из ближайшей гостиницы. Так что-то мы подготовили, но далеко не всё.

Реватинандана:

Когда мы со Шрилой Прабхупадой подъехали к храму, преданные встречали нас экстатическим киртаном, многосотенная толпа зевак собралась посмотреть, что происходит. Прабхупада улыбался энтузиазму своих учеников, но настроение его резко поменялось, когда он вошел в храмовую комнату. Войдя, он остановился как вкопанный. «Что это все значит? Где фрукты? Где цветы? В этих грязных чанах вы собираетесь омывать Божества?» В его голосе звучал такой гнев, что все собравшиеся затихли и помертвели. «Это не церемония установления Божеств – это фарс. Я не могу пригласить Господа Вселенной в это место». Он повернулся и стал на глазах у всех отчитывать Нанда-кумара, Шьямасундару и Ачьютананду – одного за другим. Он сказал: «Делайте что хотите, но я не буду проводить никакого обряда. Вы ничего не подготовили. Здесь везде должны быть фрукты и цветы. Я ухожу». Он хотел было уже уйти, но на полпути остановился и, помедлив, вернулся на вьясасану. Немного смягчившись, он сказал: «Ладно, так и быть, я проведу церемонию, однако, на мой взгляд, все подготовлено из рук вон плохо».

Все это записывалось на пленку. Преданные пригласили несколько телеканалов, и журналисты, падкие до скандалов, с большим удовольствием снимали на пленку, все, что происходит. Шрила Прабхупада, не прерываясь, кричал на учеников примерно десять минут. Это было действительно страшно. Меня всего колотило, и мысленно я радовался, что, на свое счастье, никак не причастен к подготовке обряда.

Ведавьяса:

Один новый бхакта жил в храме всего пару недель. Всякий раз, когда он сердился или приходил в возбуждение, преданные советовали ему: «Повторяй Харе Кришна». Поэтому, когда он увидел, как Прабхупада гневается, он решил дать ему хороший совет: «Почему бы Вам не сесть и не заняться повторением Харе Кришна? Это помогает». Я застыл от его наглости, но Шрила Прабхупада, не говоря в ответ ни слова, взял свои четки и стал повторять на них джапу. Это продолжалось до тех пор, пока преданные не собрали все необходимое для церемонии.

Никунджавасини:

Одно обстоятельство очень сильно поразило меня. Похоже было, что Шрила Прабхупада не обращает никакого внимания ни на телевизионные камеры, ни на многочисленых гостей. Он абсолютно не пытался создать какое-то ложное впечатление у журналистов, как-то скрыть наши ошибки. Реакция других людей его абсолютно не интересовала – для него самым важным было, чтобы преданные всё делали правильно в служении Кришне.

Аштаратха:

В гневе Шрила Прабхупада был страшен. Он повернулся к лидерам и громовым голосом спросил: «Кто устроил это безобразие? Кто здесь пуджари?» Акшая набрался смелости и выдавил из себя дрожащим голосом: «Я сказал Кишори…» «Женщина? – взорвался Шрила Прабхупада. – Вы хотите всё свалить на женщину?» В воздухе повисла звенящая тишина. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не знал, куда деваться от стыда. Единственное, о чем я мог в это время думать: «Слава Богу, по крайней мере одежды для Божеств готовы». Тем временем кто-то послал Кишори за фруктами на кухню, но время шло, а она все не появлялась. Чтобы заполнить паузу, Шьямасундара неуклюже спросил: «Шрила Прабхупада, принести фруктов?» В ответ в него полетела молния: «Раньше надо было думать!!!» Наконец появилась Кишори. В руках она несла огромный поднос с фруктовым салатом. Теперь стало понятно, почему ее так долго не было. На дрожащую Кишори набросилось сразу несколько человек. В конце концов, фрукты принесли, алтарь украсили, церемония началась.

Никунджавасини:

Мой средний брат, Анга дас, к этому времени был уже очень серьезным преданным. Он пригласил меня и моих родителей в храм, на церемонию установления Божеств, предупредив нас: «Это чистый преданный, и даже если вы ничего не поймете, сам звук его голоса очистит ваше сердце». На меня эти слова произвели очень сильное впечатление. Я стала предвкушать встречу со святым человеком, один звук голоса которого способен очистить сердце. Мне очень не терпелось поскорее оказаться на празднике. Когда мы пришли в храм, там уже стояли телевизионные камеры, и в храмовой комнате негде было яблоку упасть. Так как ничего не было организовано, Шрила Прабхупада разгневался. Он кричал, а преданные бегали, пытаясь выполнить его указания. Весь храм напоминал разворошенный муравейник. Я уже очень уважительно относилась к Шриле Прабхупаде, но я никак не ожидала, что увижу такое. Мой старший брат до этого принял гуру из Индии, поэтому у меня сложился определенный стереотип того, каким должен быть гуру. Я представляла себе толстого, доброго человека, с чьего лица не сходит улыбка. Но вместо этого я увидела метавшего громы и молнии Шрилу Прабхупаду. Как это ни странно, но гнев его произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем приклеенная улыбка на лице гуру старшего брата. «Это что-то гораздо более серьезное. Тут нужно подчиняться», – подумалось мне. Мне очень понравилось, как реагировали преданные – они тоже были преисполнены серьезности и изо всех сил пытались исправить свои ошибки. Разумеется, я не понимала, что происходит: какие-то деревянные фигуры в белой ткани, фруктовый салат, потом огонь, Прабхупада, который на всех кричит, суетящиеся преданные и камеры телевизионщиков, которые всё это снимают. Но одно ясное ощущение осталось у меня от всего этого: «Сознание Кришны – это очень серьезно».

Реватинандана:

Мы спели киртан, и Прабхупада сказал: «Так, Реватинандана Махарадж, проводи огненное жертвоприношение». Это, вообще-то, должен был делать Прадьюмна, однако, я полагаю, что, поскольку это также была церемония посвящения Ачьютананды в санньяси, Прабхупада велел проводить жертвоприношение мне. Я сел, и каждый раз, когда я ошибался, Прабхупада одергивал меня, говоря: «Нет, не так. Вот так это надо делать». И чем больше он поправлял меня, тем больше я нервничал и мрачнел.

Теперь я попал в один котел с Нанда-кумаром и компанией. Этот вечер все запомнили надолго. Я никогда не видел, чтобы Прабхупада так гневался. Под конец я пропустил намо намаха. Прабхупада сказал: «Ты не произнес намо. Ну, не беда, я сам завершу эти мантры». К моему облегчению, он сам пропел все оставшиеся мантры. Я стал подкладывать дрова в огонь правой рукой. В левой руке у меня была ложка, и я одновременно подливал в пламя топленое масло. Вдруг я вспомнил, что должен делать это той же правой рукой. Увидев, как я перекладываю ложку из руки в руку, Прабхупада изобразил на лице такую гримасу, что я готов был провалиться сквозь землю.

Затем Прабхупада дал Ачьютананде санньясу. На Ачьютананду было жалко смотреть: мало того что он делал такой серьезный шаг, так его еще и ругали на чем свет стоит. Он стоял, весь дрожа, сжимая в руке данду, а зубы у него ходили ходуном. По завершении церемонии Прабхупада сказал: «Всё готово» – и, указав на меня, велел начинать киртан. Я запел киртан. Прабхупада посмотрел на Ачьютананду и впервые за весь день чуть-чуть улыбнулся, и знаком попросил Ачьютананду танцевать. Прабхупаде понравилась его серьезность, однако он хотел, чтобы Ачьютананда немного расслабился в киртане. После киртана он встал и прошел к выходу, однако машина еще не подъехала, и ему пришлось несколько минут ждать под дождем. Обратно в храмовую залу было не протолкнуться, потому что в дверях собралась огромная толпа учеников. Наконец машина подъехала, он сел в нее и спросил у Нанда-кумара: «Ты взял для меня прасад?» Нанда-кумар стал мямлить что-то невразумительное в ответ: «Аааа, ммм, Прабхупада, я думал, что Вы покушаете свой обычный прасад, он не такой жирный». Прабхупада сказал: «Нет, это установление Божеств. Я буду есть только маха-прасад от Божеств. Пойди и принеси мне тарелку». Нанда-кумар быстро принес целый поднос маха-прасада и повез Прабхупаду домой. Как он рассказал мне позже, по дороге прасад упал с заднего сиденья прямо на пол, и у Нанда-кумара потемнело в глазах от ужаса.

Они приехали, Прабхупада поднялся наверх, и Нанда-кумар подумал, что Прабхупада побрезгует этим вываленным в грязи маха-прасадом. Однако Прабхупада первым делом спросил: «Где мой прасад? Принеси мне прасад». Нанда-кумар ответил: «Прабхупада, он ведь свалился на пол». Прабхупада сказал: «Ну и что? Все равно принеси». Нанда-кумар собрал его с пола, положил на поднос и принес Прабхупаде. Прабхупада все съел до крошки. Там наверняка была грязь и всякая всячина, однако Прабхупада съел всё, потому что это был прасад.

Реватинандана:

После церемонии, на которой Ачьютананда получил санньясу, я подумал, что хорошо бы сходить к Прабхупаде и от имени всех преданных попросить у него прощения. Я спросил у Нанда-кумара, у себя ли еще Прабхупада, и, получив утвердительный ответ, постучался к нему: «Можно войти?» Получив позволение, я вошел и, поклонившись, сел у его стоп. Я сказал: «Шрила Прабхупада, от имени всех преданных я хочу принести Вам наши извинения. Мы всё сделали из рук вон плохо, и нам очень не по себе, что мы расстроили Вас». Прабхупада чуть улыбнулся и ответил: «Забудьте об этом, даже и не вспоминайте». Он был аболютно спокойным, и это поразило меня еще сильнее, чем его крик утром.

По опыту я знал, что Прабхупаду нельзя было называть в его присутствии чистым преданным. Однажды в Индии я сказал что-то подобное, и Прабхупада очень сурово ответил: «Я не чистый преданный. Я негодяй». Поэтому на сей раз я решил задать вопрос более хитро: «Прабхупада, можно ли спросить Вас о сознании чистого преданного?» Он ответил: «Да, спрашивай». Я сказал: «Иногда кажется, что чистый преданный сильно сердится или, наоборот, радуется безмерно. Но какое в действительности это оказывает на него влияние?» Прабхупада ответил: «Сознание чистого преданного очень глубоко. Оно подобно океану. На поверхности может быть много волн, но, если ты опустишься на глубину, ты увидишь, что оно абсолютно спокойно». Он продолжал: «Сердце чистого преданного настолько глубокое, что никакие события не могут серьезно потревожить его. На поверхности может появиться рябь, но в глубине оно остается очень спокойным и невозмутимым». Я спросил: «И в момент смерти тоже?» Он ответил: «Да».

* * *

Шрила Прабхупада, ты спокойно принял хороший совет от начинающего бхакты, ты не противился тому, что тебя заставляют стоять под дождем, ты съел холодный, испачканный в грязи прасад, но ты возмутился, когда сильные молодые мужчины, твои лидеры, хотели свалить свою вину на женщину. И конечно же, ты возмутился, когда увидел небрежность учеников по отношению к Господу Вселенной.

Твой гнев был проявлением смирения перед Богом. Обычный гнев, порожденный вожделением и злобой, калечит и разрушает. Но твой гнев был порожден любовью и потому исцелял всех, кто соприкасался с ним.