Путешествие по Сахаре и возвращение в Кению

Путешествие по Сахаре и возвращение в Кению

В соответствии с постановлением английского правительства должностные лица, находящиеся на службе в Африке, должны были иметь отпуск через определенные промежутки времени. Это правило особенно строго соблюдалось в отношении людей, работавших в тропиках. Джордж не выполнял его, и срок накопленных им отпусков достиг двух лет. В 1953 году ему фактически было приказано ехать в отпуск.

Чтобы перемена климата сказалась на нем не так резко, я предложила отправиться в Англию не самолетом, а пересечь Сахару на машине. Мы выехали в марте, несмотря на то, что близилось время песчаных бурь, когда этот район на целых шесть месяцев становился недоступным. Дабы не оказаться в пути «на мели», мы воспользовались договоренностью с французским посольством в Найроби и сделали в банк вклад, дающий путешественникам право получать бензин в различных встречающихся на их пути фортах. Эта договоренность предусматривала в случае необходимости также обеспечение нас необходимой помощью. Мы выбрали путь через Центральную Сахару, привлекавший нас больше, чем путь в восточном или западном направлении. У нас был прицеп для перевозки лагерного оборудования, и Джордж взял с собой огнестрельное оружие в надежде поохотиться на антилоп канн в районе озера Чад, а также на гривистых баранов и других животных, которые могли попасться по пути.

Когда мы пересекали границы Уганды, из-за этого оружия возникли затруднения. За пользование им требовалась уплата пошлины. Но если бы мы заплатили пошлину, то остались бы сами почти без денег. После бесконечного и бесплодного спора я расплакалась.

Рассердившись, Джордж тихонько толкнул меня, тут сердце таможенника смягчилось. Он запломбировал ружья и, взяв с нас обещание не пользоваться ими, разрешил нам увезти их с собой. Когда в дальнейшем на пограничных постах возникали какие-нибудь затруднения, Джордж снова толкал меня, но теперь он шептал при этом: «Начинай скорее плакать». Мои слезы действительно творили чудеса.

Мы проехали несколько сот километров по лесу Итури, плотная зеленая стена которого, тянущаяся вдоль дороги, чуть не довела меня до клаустрофобии[32]. Одну ночь мы провели в гостях у д-ра Питмана и его жены — американцев, живших в уединенной гостинице для путешественников и обладавших сказочной коллекцией образцов старинной резьбы по дереву, собранных на западном побережье Африки. Они поселились там с целью изучения племени пигмеев.

Вместе с ними мы посетили деревню пигмеев, где нам удалось наблюдать, как эти маленькие люди выделывают для изготовления одежды лыко и затем, используя растительные краски, рисуют на нем интересные узоры. Мы также видели, как пигмеи охотятся. Мужчины стояли с отравленными стрелами наготове у сети, которая была растянута в лесу, а женщины при помощи колотушек загоняли в нее дичь. С раннего возраста мальчиков-пигмеев обучают меткой стрельбе; они становятся в круг, в середине которого находится юноша. У него в руках мяч, привязанный к шнуру. Он бросает его так, что мяч пролетает мимо мальчиков, а они в это время стреляют в него из лука. Пигмеи очень храбрый народ: мужчины отваживаются пройти прямо под туловищем слона, чтобы пронзить его сердце своими крошечными копьями. Однажды вечером мы услышали хор пигмеев; каждый участник пел только одну ноту в нужный момент, и таким образом создавалась мелодия. Я подумала, что даже гораздо более искушенные певцы вряд ли могли бы достичь такой превосходной согласованности без дирижера.

Миновав лес Итури, мы попали в царство кустарников, где увидели много своего рода пагод по колено высотой, причем некоторые из них насчитывали до семи ярусов. Это были постройки термитов, очевидно сооруженные ими так, чтобы их поверхность была максимальной и могла впитывать как можно больше влаги. Эти термитники твердые как камень, и их нередко используют для покрытия дорог.

В Форт-Крампель нам предложили взять молодого полосатого мангуста, и у нас не хватило духу отказаться, ибо Крампель, как мы его потом окрестили, признал нас с первого взгляда, перепрыгнув с руки своего бывшего владельца на мою и ясно давая этим понять, что отныне мы — его приемные родители. Мы никогда не сожалели о таком решении малыша Крампеля и очень его полюбили. Из Форт-Крампель наш путь лежал в Форт-Аршамбо, который находится на равном расстоянии от Атлантического и Индийского океанов. Здесь любые товары стоят дороже, чем в других местах, потому что все — от ниток до мебели — доставляется на самолете за большие деньги. Мы надеялись, что здесь Джордж сможет поохотиться на антилоп канн и попросили в Департаменте охоты порекомендовать нам белого охотника-профессионала. На следующий день у нас появился человек с чайником в руках, который, видимо, был единственным предметом его походной экипировки.

Наш путь лежал через Французскую Экваториальную Африку[33], и рекомендательные письма, данные мне Луисом Лики, в которых он просил старейшин племен разрешить мне фотографировать, сослужили мне немалую службу. Мы смогли увидеть глиняные хижины бутылкообразной формы, стены которых были красиво разрисованы, и живших между Кумрой и Лаи африканцев из племени ким, у которых были живописные прически и великолепные украшения. Мне даже удалось сфотографировать близ Кембе нескольких девушек племени банда в костюмах, предназначенных для обрядов празднования.

Когда мы достигли Французского Камеруна[34], мы увидели глиняные хижины, принадлежавшие геэзам, построенные на вершине высоких холмов и хорошо скрытые от постороннего взора валунами. Этот народ, так же как и мофоусы, живущие между Мери и Мора, — прекрасные ткачи. Как и в Кении, здесь ткачеством занимаются только в районах, расположенных к северу от экватора, и преимущественно мужчины, пользующиеся примитивными ткацкими станками. Они ткут полосы материи шириной около пяти сантиметров, которые потом сшиваются в свободные одежды, спускающиеся до колен. Члены племени подоко, близ Моро — мастера гончарного производства. Их гончарные изделия по высоте доходят человеку до плеча и напоминают изделия племени хауса в Нигере. При содействии местных эмиров мне удалось сфотографировать женщин племен фулани, хауса и мадара и женщин племен болева и канури. У всех этих женщин были сложные, тщательно продуманные прически, которые мне очень хотелось запечатлеть. Все это вызывало особенный интерес, так как людей, одевающихся в традиционные одежды, становилось со временем все меньше и меньше.

Эмир Мохаммед из Хики был чрезвычайно любезен, он даже сам позировал мне, чтобы успокоить людей, которые с подозрением относились к фотоаппарату. К нашему огорчению, Крампель вдруг сильно заболел, и мы отправились в город Кано к ветеринару, но он не смог спасти маленького мангуста.

Кано знаменит своими красками индиго и древними городскими стенами. На рынке Кано есть глубокие круглые колодцы, в которых полощут окрашенные хлопчатобумажные ткани. Пока мы были там, я купила себе одежду, которую местные жители носят в условиях пустыни. Она была сделана из хлопчатобумажной ткани с отверстием посередине, в которое просовывалась голова, в то время как остальной материал свободно падал с плеч до самых ног. В то время мне казалось, что в этом наряде я выгляжу смешно, но в настоящее время оно вполне сошло бы за модное платье.

Во время дальнейшего нашего путешествия мы ехали по плоской равнине. Единственное, что на ней было, — это однообразный кустарник, который ветер заставлял выделывать необычайно причудливые движения, и нам казалось, что он исполняет какой-то дьявольский танец.

В Алжире близ Геззамира и в Геззаме мы видели много доисторических наскальных изображений антилоп и жирафов, которые могут служить доказательством существования здесь, в пустыне, когда-то богатой растительности.

Однажды, когда мы завтракали среди обширной песчаной равнины, лишенной каких-либо возвышенностей, откуда-то вдруг появился рябок[35] и направился к единственному прохладному месту — в тень нашей машины. Здесь он упал в изнеможении. Я положила его к себе на колени, обрызгала водой и, приоткрыв клюв, смочила ему горлышко, но он все еще казался совершенно безжизненным. Когда мы снова двинулись в путь, я продолжала держать рябка на коленях с расправленными крыльями, чтобы ему было прохладнее. Через некоторое время он открыл глаза, вздрогнул и взлетел, уносясь обратно в пустыню.

Во время одной из следующих остановок, когда мы сидели за завтраком, из-за скалы появился туарег[36]. У него была благородная внешность. Он сидел на прекрасном белом и, очевидно, чистокровном верблюде. Лицо ездока было закрыто характерной для жителей тех мест тканью цвета индиго, но его осанка была внушительна. Когда мы молча поприветствовали друг друга, он сошел с верблюда и угостил нас верблюжьим молоком в медной чаше, украшенной чеканкой. Мы же могли предложить ему взамен только консервы. Во время разговора язык мало помогал нам, хотя мы чувствовали, что между нами установился полный контакт. Через некоторое время туарег покинул нас канув в неизвестность.

Некоторое время спустя мы миновали шатры, принадлежавшие кочующим туарегам. Нас пригласили посетить некоторые из них, и я была поражена, увидев среди скудных предметов домашнего обихода деревянные сундуки, набитые серебром. Лица всех туарегов, за исключением детей, были закрыты. Их одежда цвета индиго резко контрастировала с красными, желтыми и зелеными холмами, ведущими к нагорью Ахаггар, которое было темно-красного цвета. Горный массив, подвергнувшийся процессам эрозии, по форме напоминал колонны, упирающиеся в небеса.

До сих пор сыпучие пески почти не доставляли нам неприятностей, если не считать некоторой потери времени, когда мы их объезжали. Но здесь эти объезды стали настолько частыми, что нам пришлось надеть гибкие, скрепленные металлической цепью валки на передние колеса, чтобы обеспечить сцепление. Вода тоже не была проблемой, если не считать того, что часто требовалась веревка вдвое длиннее, чем было указано в путеводителе, чтобы вытащить ее из колодца. До сих пор ничто в нашем путешествии не вызывало тревоги, но с началом жаркого сезона и песчаных бурь условия поездки ухудшились. Гнетущее впечатление производили тысячи мертвых перелетных птиц, покрывающих пустыню, у которых глаза и клювы были забиты песком. Только сейчас я осознала, как много перелетных птиц гибнет во время миграции. Был один момент, когда мы не на шутку испугались. Одна деталь нашего двигателя сломалась и требовала сварки. Джордж попытался произвести временный ремонт, по безуспешно, и мы застряли на ночь, а за это время движущийся песок покрыл наш лагерь слоем до десяти сантиметров. Пережив настигшую нас маленькую песчаную бурю, мы поняли, как мудро поступают власти, запрещая въезд в Сахару на протяжении тех шести месяцев, когда там властвуют такие бури.

Нас выручило то, что утром неожиданно появилось три лендровера; это были первые машины, встреченные нами за все время путешествия по пустыне.

Они принадлежали одному американцу, ведущему разведку нефти, и, к счастью, у их хозяев нашлась необходимая нам деталь.

По мере нашего продвижения на север местность становилась все более скалистой. Наконец мы достигли форта берберов в Эль-Голеа. Неподалеку было четыре города: Гардая, Эль-Атёф, Бени-Исгене и Бу-Нуара, — скрытых песчаными холмами. Казалось, что в этом месте время остановилось несколько столетий назад. Люди этих городов жили настолько замкнуто, что не посещали друг друга, и, конечно, никому из иностранцев не было доступа ни в один из них. Убедить берберов, что я приехала как друг, было очень трудно, но мне все же удалось это сделать, и они разрешали мне фотографировать их.

На следующем этапе нашего путешествия оазисы с поселениями стали попадаться все чаще, и вдруг перед нами как будто раздвинулся театральный занавес: мы увидели массу цветов и горы Атлас во всем их весеннем великолепии. Переход от голой пустыни к этим садам Эдема был таким внезапным, что из моих глаз неожиданно брызнули слезы. Мы продолжали наше путешествие по Алжиру и Марокко, пользуясь в целях экономии своими палатками. После совершенно безлюдной пустыни мавританская мистика и католическая помпезность в сочетании с европейской культурой производили ошеломляющее впечатление. Не было ничего удивительного в том, что мы влюбились в города Фес и Рабат, в Марракеш, даже в современную Касабланку, где мы распрощались с Африкой.

Затем мы пересекли Гибралтар и оказались в Испании, в городе Кадисе.

Несколькими днями позже мы спустились по деревянным приставным лестницам в глубокие пещеры. Там при мерцающем свете ацетиленовой лампы мы увидели наскальные изображения мамонтов, очень схожие с теми, что были обнаружены нами вблизи озера Рудольф.

В то время испанские пещеры не были открыты для посетителей, и только благодаря нашему рассказу об африканских наскальных рисунках для нас было сделано исключение.

Позднее мы посетили Альгамбру[37]. Там мы увидели покрытые снегом вершины гор Сьерра-Невада, сверкающие высоко над облаками, и это зрелище было для нас таким искушением, что мы не удержались от восхождения, хотя у нас и не было подходящей одежды для подобного рискованного предприятия.

Благодаря одному из друзей мы получили возможность остановиться на несколько дней в заповеднике Гредос. Проводник отправился с нами верхом в горы, где нам удалось близко наблюдать неуловимых горных козлов и восхищаться их способностью сохранять равновесие при спуске с отвесных скал. Затем мы отправились на север, чтобы посмотреть настенные изображения в пещере Альтамира. Меня поразила способность первобытного человека выражать свои мысли с помощью изображений животных-символов.

Пересекая Пиренеи, мы посетили Лурд[38]. Вид безнадежно больных пилигримов, повторно пришедших для того, чтобы помолиться перед пещерой, в которой вдоль стен грудами лежали отброшенные костыли, был впечатляющим.

В городе Арле во Франции, мы посмотрели корриду, значительно более гуманную, чем в Испании, так как в Провансе, для того чтобы добиться победы, нужно лишь суметь сорвать стрелку-кокарду с рогов быка, а животное остается невредимым.

Посетив города Авиньон и Каркасон, мы отправились в Монако, чтобы посмотреть аквариум с коралловыми рыбами. Это зрелище представлялось нам более интересным, чем игра в казино. Пересекая границу Италии, мы поднялись к мраморным карьерам Каррары. Для меня они представляли особый интерес, так как добываемый здесь мрамор — самый высококачественный из всех видов белого мрамора — использовали для своих произведений Микеланджело и другие скульпторы эпохи Кватроченто[39].

Мне хотелось показать Джорджу мои любимые Гальянские картины, но галереи были битком набиты туристами с гидами, громко говорившими на разных языках, и атмосфера, царившая здесь, не располагала к созерцанию шедевров. И все же несколько недель спустя Джордж вдруг заметил, что «Мадонна Медичи» во Флоренции была самой прекрасной вещью, какую он когда-либо видел. Моя надежда на то, что он оценит искусство Европы — главная цель нашего посещения Италии, — явно осуществилась.

Зрелище Доломитовых Альп, которые мы пересекли дважды, прежде чем попасть в Австрию, привело нас в восторг. В Тироле мы остановились у моих друзей, с которыми я до моего переселения в Кению много раз каталась на лыжах в свободное от занятий время. Мы провели там несколько счастливых дней, бродя по горам и собирая эдельвейсы и рододендроны, которые росли вдоль горных ручьев. Под руководством моего друга Джордж забрался на один из внушительных отвесных склонов Карвендельского хребта. Мы с восхищением наблюдали за серной с детенышами. В глубокой и хорошо защищенной горами долине мы заметили множество козлят, за которыми наблюдала старая серна, пока их матери паслись на более высоких склонах. Когда они вернулись и раздался их резкий свист, малыши вспрыгнули на каменистую осыпь и присоединились к матерям. Я знаю многих животных в Африке, у которых существуют такие же «детские сады», но до сих пор мне еще не приходилось наблюдать этого у европейских животных.

Посмотрев представление на Зальцбургском фестивале в Австрии, мы отправились в ФРГ, где хотели увидеть бывший дом Гитлера в Берхтесгадене. Но к настоящему времени все здания, принадлежавшие фашистской верхушке, были разрушены, за исключением дома Геббельса, превращенного в мотель. На находящемся рядом с ним озере Кёнигсзее было так много туристов, что потребовался бы целый день, чтобы попасть на одни из курсировавших по озеру пароходов. Однако когда мы на английском языке попросили предоставить нам частную лодку, то получили ее буквально через несколько минут.

Возвратившись в Австрию, мы поехали к ледникам горы Гросглокиер — самой высокой горы в Австрии, ее высота достигает 3797 метров.

К сожалению, позднее, когда мы прибыли в Шамони в надежде увидеть Монблан — самый высокий (4807 метров) из пиков в Альпах, погода испортилась и небо покрылось тучами. Через эту горную цепь предполагалось проложить туннель, который соединил бы Италию со Швейцарией.

Наконец мы отправились в Вену, где моя семья и друзья горели желанием встретиться с Джорджем. К 1953 году Вена постепенно возродилась после войны, но для меня дух прежней, довоенной Вены ушел навсегда. Я чувствовала себя здесь туристом, посещавшим бывший дом.

Мы продолжили свой путь в Швейцарию через Энгадин, а затем во Францию, где после стольких долгих лет отсутствия мы «отдали должное» Парижу. К тому времени мы были настолько переполнены впечатлениями, что я была искренне рада наконец прибыть в Англию.

Друзья пригласили нас с Джорджем к себе в Норфолк, где у них был прекрасный загородный дом, и показали нам все прелести загородной жизни в восточной Англии того времени. Потом мы поехали в другие районы Англии и Шотландии навестить друзей и родственников Джорджа. В Шотландии мы могли восхищаться очарованием ее поздней осени, когда серебристые озера окаймлены красноватыми папоротниками. Нам даже удалось провести семь дней на острове Скай, а затем мы поехали в Саутерленд, где я смогла насладиться его нетронутыми пейзажами.

Когда мне случалось в беседе упоминать о зарисовках африканцев из кенийских племен в традиционных костюмах, это всегда вызывало неизменный интерес, и потому я приняла предложение кенийского журнала провести турне по стране с лекциями на английском языке, сопровождаемыми демонстрацией слайдов, снятых с моих зарисовок.

До этого мне никогда не приходилось читать лекции, и такое предложение меня вначале несколько испугало, но поскольку от меня требовалось только объяснение того, что было изображено на слайдах, то лекции имели большой успех. Однажды мне пришлось выступать перед женской аудиторией в триста человек, где все слушательницы были старше меня. Так как мужчин не было, то вскоре женщины отбросили стеснение и стали задавать вопросы, возможно интересные для каждой из них. Лекция прошла с большим успехом. Воодушевленная этим, я стала искать издателя, готового опубликовать книгу о народах Кении, которую я собиралась писать. Она была предназначена главным образом для читателей, интересующихся африканской этнологией, и для ее издания требовался компетентный в этой области издатель. Я предполагала снабдить книгу большим количеством иллюстраций, и мне посоветовали поехать для этой цели в Швецию.

Я отправилась туда в середине января 1954 года. Никогда раньше я не была так далеко на севере. Световые эффекты в это время года в Швеции были сказочно прекрасны и, контрастируя со свежевыпавшим снегом, подчеркивали все особенности великолепной архитектуры Стокгольма.

Упомянутый мною ранее Оке Хольм встретил меня в аэропорту, устроил мне встречи с интересными людьми и взял на себя организацию моих лекций. У меня состоялось несколько бесед с профессором Линдбломом, крупным антропологом, с книгами которого я была знакома и даже знала его теорию о том, что в Африке повсюду, где встречаются аутригеры[40], должны быть также маски и ходули. Мои изображения племени дурума, живущего к югу от Момбасы на кенийском побережье, подтвердили эту догадку.

К сожалению, я не нашла издателя для своей книги и потому сосредоточила все внимание на чтении лекций о племенах Африки.

Затем я отправилась в город Упсала, где Оке договорился о прочтении мною еще нескольких лекций. Одну из них я читала в том самом зале, где Линней излагал свои соображения о ботанике. Меня глубоко взволновала представившаяся мне возможность выступать с той самой кафедры, с которой этот ученый говорил о систематике растений и животных, не утратившей своей ценности до наших дней.

Упсала была покрыта глубоким снегом, и все жители передвигались на лыжах. Окружающая город местность была равнинной, и потому ближайшие высокие курганы, которые на самом деле были могилами времен викингов, пользовались большой популярностью у лыжников.

Из Швеции в приподнятом настроении я возвратилась в Англию, где меня тепло приняли в Кью-Гарденс, Британском музее и в Музее естественной истории, видимо памятуя о присланных мной сюда из Кении коллекциях насекомых, растений и этнографических материалах. Представители дирекции музеев проконсультировали меня о том, какая тема наиболее заслуживает дальнейших исследований и будет, несомненно, представлять особый интерес.

В результате я направилась в Кению со множеством новых идей. Джордж вернулся туда раньше меня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.