Фашики

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фашики

Фашисты, нацисты, национал-социалисты, ультраправые националисты, язычники и православные хоругвеносцы – не вдаваясь в детали и исторические подробности и основываясь на советских фильмах о Второй Мировой, мы называли их «фашики». Так как-то смешнее. Фашики были нам врагами. Точнее, мы были им врагами. Нам, вообще говоря, на них было бы абсолютно наплевать, мы просто считали их идиотами, но они вмешивались в нашу жизнь. Со временем значение слова «фашики» расширилось и стало обозначать не только фашиков, но и вообще все негативное: «Вот, фашики, не пускают бесплатно в туалет на вокзале!». Лет в тринадцать я подружился с уличной тусовкой арбатских панков. Спустя пару недель знакомства мне пришлось отбиваться с моими новыми друзьями от внезапно напавшей на нас толпы гопанов в китайских бомберах. Это были загадочные «скенхэты», футбольные фанаты. Я с удивлением обнаружил, что есть люди, которые ничего обо мне не знают, но уже не любят меня, например, просто за то, что я панк. В сущности, я был еще ребенком, для меня это была неприятная новость. Выбирая друзей, я одновременно выбирал врагов.

С тех пор фашики достаточно регулярно напоминали мне о своем существовании, в основном немотивированным насилием. Уличные драки, столкновения - все это было очень недалеко от панк-рока, концертов, от моих друзей и знакомых, от всего, что меня окружало и было мне интересно. Я с каждым годом становился все старше, и все эти глупее мне казались их выходки, а на смену одним юным фашикам приходили следующие юные фашики, и их насилие оставалось все таким же бессмысленным. Так было в конце девяностых, когда, внешний вид панков воспринимался гопанами как гомосексуальная провокация. Так было и все нулевые, когда у фашиков сформировались «политические претензии», чтобы оправдывать свою никчемность и садистские замашки. Все это было очень трагично и жестоко, изредка смешно. Думаю, об этом еще кто-нибудь обязательно напишет книжку. Бессмысленное насилие бывает веселым и не очень.

Наш барабанщик Димон ходил на занятия боксом. Кроме него контингент занимающихся на сто процентов состоял из пацанов с района, простых и незатейливых, проводивших по шесть дней в неделю в качалке, а на седьмой ходивших на дискотеку «вырубать всяких чмошников с двух ударов». Впрочем, хоть они и занимались с утра до вечера, профессиональными спортсменами они не были, ничто человеческое им не было чуждо. После занятий пацаны иногда общались в неформальной обстановке, в смысле глушили пивко в раздевалке и резались в буру. Проигравшему пробивали в голову. Иногда к ним присоединялся и тренер. Как-то раз тренер проиграл, и подопечный его должен был прописать ему в голову. Через несколько занятий Димон, который на эти посиделки не ходил, обратил внимание, что один из парней пропал. Он поинтересовался, а куда, собственно, тот исчез? Тренер хмуро ответил: «Травмировался». Димон уточнил у пацанов. Оказалось, парень-таки пробил в голову тренеру. Тренер хмыкнул и пригладил на голове короткий ежик, а парень, вопя, свалился на пол, держась за сломанную об мозолистую голову тренера руку. Он получил какой-то жуткий перелом, от которого восстанавливался потом еще несколько лет, путешествуя из больницы в больницу. В этой истории присутствует абсолютно бессмысленное насилие, мы находили эту историю забавной.

Ему было восемнадцать лет, и на щеках его еще был такой детский румянец, который невозможно скрыть, даже если ты очень хочешь казаться старше. Розовощекие панки. Мама ждала его дома, перед выходом она спросила: «Когда придешь? Оставлять ужин?» Она волновалась за него, эти клубы – там же сплошной алкоголь и наркотики, полное моральное разложение! А он такой юный, задурят ему голову, но ведь не запрешь же его дома, не запретишь гулять после десяти. Он уже не маленький, ее сын, студент первого курса, сдал первую сессию на отлично. Он выбрал панк-рок, потому что панк-рок – это весело, панк-рок – это музыка, от которой трясешь башкой и скачешь в слэме, панк-рок – это люди, ныряющие со сцены в толпу, панк-рок – это клубы, алкоголь и полное моральное разложение, а если повезет, то и папироса с марихуаной. И если для тебя это слишком громко – значит ты слишком старый. И, кстати, он тоже немного умеет на гитаре и очень скоро он соберет свою группу, ну и уж тогда эта бестолковая девица наконец поймет... В общем, у него все было впереди. Они шли с друзьями от метро к клубу на концерт. Несколько человек в хирургических масках, с ножами в руках бросились на них со спины. Руки у них были в перчатках. Все побежали, а он даже не успел понять, что происходит. Удар в шею, удар в голову, удар под сердце. Он падает, а в него все летят, летят удары, в глазах недоумение. Нападающие разбегаются врассыпную. Кровь на асфальте. Он умер до приезда скорой.

Люди из клуба вышли на улицу и тихо стояли с унылыми лицами, переговариваясь вполголоса. Мелькала мигалка скорой, менты о чем-то разговаривали с врачами. Он лежал неподвижный в неестественной позе... беззащитный, совсем еще ребенок. Наша машина, притормозив, медленно катилась мимо, водиле было интересно, что там случилось. Разговор остановился, мы смотрели в окно, зазвонил телефон. Организатор объяснял, что концерт прекращен из-за убийства. Мы вышли из машины, нам нечего там было делать, помочь мы никому и ничем не могли.

Разделение на чистых и нечистых. Они разделили мир на врагов и своих. Кем на самом деле были враги, чем они занимались – не имело значения. Подробности все усложняют. Они убили его за то, что он шел на концерт. Все, кто шел на этот концерт – враги. Его или следующего, или предыдущего – это не имело значения. Они готовились, собирались, обсуждали, кто, что и как будет делать, говорили, что время пришло. Как будто они собирались совершить подвиг, а не впятером убить человека, напав из-за спины. Они делали общее дело, они чувствовали, что теперь они не никому не нужная шпана, они – борцы. Борцы за что-то такое, очень важное.

Однажды они выросли и почувствовали, что у них есть мускулы, никто не объяснял им, что с ними делать. Они дрались на улице и узнавали, что они – сила. Избивали дворников и одиноких прохожих. Драка – победа. Еще драка – еще победа. Они думали: «когда уже кто-нибудь нас остановит?» Они даже стали нападать меньшим составом на большие, чтобы понять, где грань, но им везло – они все время выходили победителями. Они решили, что так и должно быть, грани нет. Они искали то, что их остановит снаружи, и не догадывались, что стопор должен был быть внутри. Никто их не остановил, они нападали внезапно, яростно и безжалостно. Они сделали татуировки – смешной заводной апельсин танцует со свастикой на ножках. По выходным они тренировались в заброшенной больнице. Никаких сомнений, только вперед.

Наше такси уже давно укатилось мимо, но мы молчали, как будто были еще там, еще и еще раз прокручивая в голове эту картину: они идут на концерт, шутят, смеются, вдруг все бегут, белые перчатки, лезвие ножа, кровь. Он даже не успевает понять. Еще раз и еще раз. Вот милиционер звонит его матери, и сообщает, что ее сына убили. Позже мы узнали, что он был единственным сыном, отца не было. Не знаю, кричала ли его мама, когда услышала, что ее сын больше не вернется, или беззвучно зарыдала, отвернувшись. Это тоже история о бессмысленной жестокости, смешного в ней не было ничего, хотя какие-то совсем уж жалкие шакалы захлебывались от ликований и глумливых шуток в Интернете. Может, они действительно думали, что именно это и есть победа белой расы. Может, они повзрослели и теперь им стыдно вспоминать, о том, что они тогда писали, хотя, скорее всего, они просто забыли. Мало ли кто чего написал, это же Интернет.

Однажды ночью Димон возвращался домой дворами. Двое хмурых ребят появились у него на пути, и он сразу почувствовал, что будет что-то нехорошее, но не знал что именно: выяснения кто с какого района, попытка отжать мобилу, а может просто парням не хватает на бухло, и они хотят стрельнуть у него пару десяток? Они поравнялись, резкая фраза: «Чо не качаешься?» – потом бам, и первый же удар сбил его с ног. Ему сломали два ребра и нос. Самое забавное, что Димон шел с тренировки, «просто не успел парням объяснить, они меня метелят, я лежу и думаю: «я же такой же как и вы, спортсмен, мы же одной крови, вы же ответ на свой вопрос не получили еще»». Ни мобила, ни деньги их не интересовали. Бессмысленное насилие, даже Димон находил эту историю смешной. Бокс Димон в итоге бросил. Полезно, конечно, но не помогло. Честных драк на улице не бывает. Если вам кто-то рассказывает о победах в уличных драках, скорее всего речь идет о том, как те, кого было больше и кто был сильнее, били тех, кого было меньше и кто был слабее.

Когда ты играешь в панк группе, бессмысленное насилие всегда в двух шагах. Иногда это очень и очень трагично.

ень и очень трагично.