Глава седьмая. В Крыму

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая. В Крыму

Последние месяцы 1943 года были для К. Е. Ворошилова очень напряженными. Во-первых, во второй половине октября маршал в составе советской делегации участвовал в работе Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии. На ней обсуждался вопрос о том, как в более короткие сроки разгромить фашистскую Германию и ее сателлитов. В частности, речь шла об открытии нашими союзниками второго фронта. Но каких-либо твердых обещаний по этому поводу американцы и англичане нам тогда не дали, согласившись лишь записать в протокол, что решение о их высадке в Северную Францию весной 1944 года остается в силе. Но и то с оговоркой — «при наличии определенных возможностей».

Кроме других документов конференция приняла решение о создании Европейской консультативной комиссии (ЕКК) из представителей трех держав. И одной из первоочередных задач этой комиссии являлась разработка условий будущей капитуляции гитлеровской Германии и ее союзников.

В связи с этим К. Е. Ворошилову, ставшему во главе одной из подкомиссий ЕКК, поручалась подготовка целого ряда проектов будущих мирных договоров.

А вскоре, в период с 28 ноября по 1 декабря 1943 года, состоялась Тегеранская конференция, на которой впервые встретились за общим рабочим столом главы трех стран антигитлеровской коалиции. Она завершилась более успешно: подписанием некоторых согласованных документов, определяющих действия союзников в войне и в послевоенном мире. Среди них — «Военные решения Тегеранской конференции», по которым открытие второго фронта — операция «Оверлорд» — намечалось на май 1944 года.

И снова оговорка: войска Красной Армии примерно к этому времени должны будут предпринять широкое наступление, чтобы предотвратить переброску германских сил с восточного фронта на западный.

Решено было установить тесные контакты между штабами вооруженных сил всех трех союзных держав.

К. Е. Ворошилов также участвовал в работе Тегеранской конференции. И по возвращении в Москву снова много занимался выполнением оперативных правительственных заданий. Мы, работники его секретариата, буквально дневали и ночевали в Кремле, на своих рабочих местах.

Наконец в середине декабря Верховный Главнокомандующий поручил Клименту Ефремовичу выехать на фронт для оказания помощи Отдельной Приморской армии в организации боевых действий по расширению плацдарма, захваченного нашими войсками на Керченском полуострове, и в подготовке операции по освобождению Крыма.

В этой поездке К. Е. Ворошилова сопровождали начальник оперативного управления Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник С. М. Штеменко, заместитель начальника Юго-Западного направления оперативного управления Генштаба полковник С. А. Петровский и некоторые офицеры его секретариата. Мне же приказали пока оставаться в Москве, чтобы отсюда отправлять маршалу необходимые документы. Но одновременно с этим я должен быть в постоянной готовности также выехать на фронт.

Среди потока документов, поступавших тогда, в канун Нового, 1944 года, на имя К. Е. Ворошилова, были и те, что по своему содержанию так или иначе напоминали о недавней Тегеранской конференции, о договоренностях по операции «Оверлорд». Так, 30 декабря в секретариат поступила телеграмма от начальника генштаба американской армии Дж. Маршалла. В тот же день в срочном порядке я отправил ее в Крым. Вот что было в этом документе:

«Маршалу Советского Союза тов. К. Е. ВорошиловуДокладываю текст телеграммы начальника генерального штаба американской армии Маршалла, полученной на Ваше имя от главы американской миссии генерала Дина через отдел внешних сношений НКО: «Единодушие, которое было достигнуто Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами в Тегеране, является источником большой уверенности и доверия для меня, а также для других офицеров Соединенных Штатов, принимавших участие в конференции. Мы ясно отдаем себе отчет в том, что широта Ваших взглядов, основанная на большом опыте, является средством для заключения соглашения. Нет сомнений в том, что Новый год принесет большие победы, и я надеюсь, что он также доставит немалую долю личного счастья для Вас. Джордж Маршалл, генерал армии США, начальник генштаба» Капитан М. Петров».[14]

Содержание полученного документа К. Е. Ворошилов доложил потом И. В. Сталину. И уже после этого отправил Дж. Маршаллу согласованный с Верховным ответ:

«…Разделяю Ваше мнение о достигнутом единодушии на Тегеранской конференции между Соединенными Штатами, Великобританией и Советским Союзом. Это единодушие будет стимулом для дальнейшей совместной беспощадной борьбы союзных армий против общего врага до полного его разгрома. Уверен, что 1944 год принесет американской армии блестящие победы при осуществлении разработанного Вами плана операции в Европе, что, разумеется, явится и Вашим личным большим праздником. Маршал Советского СоюзаК. Ворошилов».[15]

Вслед за торжественным боем Кремлевских курантов, возвестивших о том, что наступило 1 января 1944 года, по Всесоюзному радио прозвучал новый Государственный гимн Советского Союза. Отчетливо помню, с какой неизбывной светлой радостью и гордостью вслушивался я в полные уверенности в наше правое дело чеканные слова:

…Мы армию нашу растили в сраженьях,

Захватчиков подлых с дороги сметем!

Мы в битвах решаем судьбу поколений,

Мы к славе Отчизну свою поведем!

Генерал-майор Л. А. Щербаков, находившийся тогда при маршале Ворошилове в станице Варениковской и в Крыму, потом рассказывал, что Климент Ефремович слушал гимн тоже с огромным вниманием. А затем, когда отгремели последние аккорды, прочувствованно сказал:

— Да, не зря потрудились! Удался, на славу удался гимн!

Дело в том, что к его созданию К. Е. Ворошилов тоже имел определенное отношение. В 1943 году по поручению ЦК партии он осуществлял руководство комиссией, которая должна была тщательно изучать материалы к новому гимну, поступающие от поэтов и композиторов.

* * *

Помнится, после объявленного конкурса в адрес комиссии, возглавляемой Климентом Ефремовичем, стали приходить десятки вариантов текста гимна и музыки к нему. После долгого отбора решено было остановиться на тексте, авторами которого являлись майор Сергей Владимирович Михалков и капитан Эль Регистан — корреспонденты газеты «Сталинский сокол». Оба этих офицера даже временно вошли в состав секретариата маршала. К. Е. Ворошилов часто и обстоятельно беседовал с ними, советовал доработать отдельные строки, сделать их выразительнее, мужественнее…

Текст нового гимна неоднократно рассматривался на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б), а затем был одобрен.

Музыкальные же варианты гимна долгое время не принимались. Почти все они проигрывались в помещении Большого театра. На прослушивании музыки часто присутствовали И. В. Сталин и, конечно, К. Е. Ворошилов.

Наконец была одобрена и музыка. Автором ее стал начальник и художественный руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии Александр Васильевич Александров.

Миновали считанные дни, и советский гимн зазвучал в землянках и блиндажах, на кораблях и в цехах заводов, зовя на подвиг и труд во имя грядущей победы.

А теперь рассмотрим хотя бы вкратце события того времени в Крыму. Как известно, предпринятая нашими войсками в конце 1943 года попытка овладеть Перекопским перешейком и развернуть дальнейшие боевые действия непосредственно в Крыму успеха не имела. Уж очень прочной оказалась здесь оборона противника. Оно и понятно, ведь он оборудовал ее на весьма выгодных для себя позициях. И сейчас против войск Отдельной Приморской армии на Керченском полуострове были подготовлены четыре оборонительные полосы общей глубиной до 70 километров, а против соединений 4-го Украинского фронта на Перекопском перешейке — три полосы на глубину до 35 километров.

Вполне понятно, что для сокрушения такой мощной обороны врага нужна была очень тщательная подготовка. Для Отдельной Приморской армии особенность и сложность этой подготовки заключалась в том, что ей требовалось не только удержать плацдарм на Керченском полуострове, но и одновременно переправить туда из Тамани свои главные силы, завезти достаточное количество боеприпасов, продовольствия. Вначале этот подвоз осуществлялся кораблями Азовской военной флотилии. Но затем была подключена транспортная авиация и даже возведенная саперами подвесная канатная дорога через пролив.

А организующее начало всей этой важной стороне подготовки к операции положило совместное совещание военных советов Отдельной Приморской армии и Черноморского флота с участием представителя Ставки Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова и начальника оперативного управления Генерального штаба Красной Армии генерал-полковника С. М. Штеменко. Оно состоялось в городе Темрюке 25 декабря 1943 года. На нем было принято решение: ответственность за перевозки войск и грузов через Керченский пролив возложить на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Л. А. Владимирского. Непосредственное же руководство всеми перевозками поручалось командующему Азовской военной флотилией контр-адмиралу С. Г. Горшкову.

И работа, как уже говорилось выше, закипела. Корабли флотилии, транспортная авиация совершали на плацдарм рейс за рейсом, вылет за вылетом. В полную силу функционировала канатная дорога. Столь оперативное накопление сил и средств на плацдарме вскоре позволило войскам Отдельной Приморской армии перейти к более активным действиям, начать теснить противника в глубь полуострова.

Затем на плацдарм переправился и К. Е. Ворошилов. С. М. Штеменко, вспоминая об этом, позднее писал:

«Мне пришлось быть с ним на керченском плацдарме. Плацдарм был небольшой и насквозь простреливался огнем артиллерии противника, а значительная его часть находилась под минометным и пулеметным огнем. Жили мы в землянках, точнее, ночевали в них, а днем работали в войсках и на КП командующего Приморской армией, который располагался поблизости от нас. Климент Ефремович пребывал тогда в приподнятом настроении. Его буквально тянуло в войска, находящиеся в обороне в непосредственном соприкосновении с противником. Выезды маршала в первую линию войск были часто весьма рискованными. Он сам и сопровождающие его генералы и офицеры подъезжали, например, на «виллисах» близко к переднему краю обороняющихся войск, что обычно никто не делал. Пять — десять минут спустя противник производил сильный минометный и артиллерийский налет по тому месту. Машины обычно успевали уже уйти, и все кончалось более или менее благополучно. Затем К. Е. Ворошилов и все сопровождавшие его шли по ходам сообщения, которые далеко не везде были в рост глубиной. Попав под обстрел, Климент Ефремович шутил и вел себя так, словно опасность существовала не для него. Меня интересовала психологическая сторона, такого поведения маршала, и я убедился, что это не был внешний прием, бьющий на эффект или в назидание другим. Убежден, что у Климента Ефремовича складывалось внутреннее состояние боевого возбуждения, он выслушивал доклады командиров, осматривал местность, беседовал с офицерами и солдатами, давал указания. Ничем другим, кроме такого состояния, нельзя объяснить и переправы Климента Ефремовича на катере через Керченский пролив на косу Чушка и обратно под артиллерийским огнем противника. Однажды после очередного посещения переднего края мы, возвратившись, нашли на месте землянки К. Е. Ворошилова только яму, заваленную землей и бревнами. Оказалось, что в наше отсутствие снаряд угодил в нее. Маршал и не подумал перейти в более надежное убежище… Он приказал построить себе здесь же новую землянку, что и было сделано. Мы не раз пытались отговорить Климента Ефремовича от некоторых чересчур рискованных предприятий. Он возмущался, советовал тем, кто боится, ехать в Варениковскую, где стояли тылы фронта и вагон представителя Ставки. Уж такой он, Климент Ефремович Ворошилов, и тут с ним ничего поделать нельзя».

* * *

К середине февраля планирование наступательной операции Отдельной Приморской армии было в основном завершено. К. Е. Ворошилов доложил И. В. Сталину, что расчеты по предстоящему «переселению» товарища Иваненко уже закончены. Боевая подготовка войск в соответствии с предстоящими задачами развернута и, невзирая на плохую погоду, настойчиво проводится, дает уже заметные результаты. До начала «переселения» остается еще полмесяца.

В заключение маршал попросил у Верховного разрешения на несколько дней выехать в Москву, чтобы к началу «переселения» вновь вернуться в Крым.[16]

Такое разрешение было ему дано, и Климент Ефремович возвратился в столицу. Что касается «товарища Иваненко», то это псевдоним генерала А. И. Еременко, который еще 11 февраля 1944 года заменил генерала И. Е. Петрова на посту командующего Отдельной Приморской армией. А под «переселением» подразумевалась высадка основных сил армии на плацдарм Керченского полуострова.

Как видно из донесения К. Е. Ворошилова Верховному, начало операции по освобождению Крыма планировалось вначале на март. Но затем срок был изменен. Причиной тому оказались трудности, о которых тоже уже говорилось: весьма неблагоприятная погода в Крыму и штормовая — на Азовском море.

Вскоре К. Е. Ворошилову было приказано продолжить выполнение задания по организации Крымской операции. Он снова отправился на юг. На этот раз с маршалом поехал и я.

Местом стоянки поезда, как и при первом посещении К. Е. Ворошиловым действующей армии в Крыму, стала та же станица Варениковская. Отсюда и начались почти ежедневные выезды на фронт. Добирались так: до косы Чушка — автомашинами, а через Керченский пролив на плацдарм — катерами. Переправа совершалась не напрямик, а в обход минных заграждений. И нередко под артиллерийским обстрелом врага, в штормовую погоду.

Климент Ефремович за несколько дней вновь полностью вошел в обстановку на фронте, а затем получил указание Верховного встретиться с А. М. Василевским, который также являлся представителем Ставки. Эта встреча состоялась 29 марта в Кривом Роге.

Александр Михайлович так вспоминал позднее об этом событии: «Радушие и гостеприимство всегда были свойственны Клименту Ефремовичу. А большие победы советских войск над фашистскими захватчиками делали эту встречу особенно приятной. Ворошилов детально проинформировал меня также о ходе недавно закончившейся Тегеранской конференции».

Но главным на встрече все же было обсуждение предстоящей операции по освобождению Крыма. Было принято решение привлечь к этой работе командующего 4-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина, члена Военного совета генерал-майора Н. Е. Субботина, начальника штаба фронта генерал-лейтенанта С. С. Бирюзова и командующего 8-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Т. Т. Хрюкина.

На следующий день утром на станции Мелитополь К. Е. Ворошилов и А. М. Василевский подробно ознакомились с планом операции 4-го Украинского фронта, особенностями действий Отдельной Приморской армии. Обсудив вопросы взаимодействия, они представили И. В. Сталину доклад, в котором говорилось о необходимости принятия решительных мер по организации блокады Крыма, которая воспрепятствовала бы переброске вражеских войск и материальных ресурсов как в Крым, так и обратно. Они внесли предложение о немедленном усилении находящейся здесь авиагруппы Черноморского флота, которая в то время вместе с авиацией прикрытия составляла менее 100 самолетов и была слабо обеспечена транспортными средствами, горючим. Они считали необходимым довести эту группу до 250–300 самолетов за счет основного авиационного парка Черноморского флота.

Просили также перебросить до 10 подлодок в Николаев.

Одновременно представители Ставки доложили И. В. Сталину, что 4-й Украинский фронт полностью подготовлен к выполнению своей задачи. Однако выпал глубокий снег, который вывел аэродромы из строя. А частые метели и туманы исключают возможность нормальной работы артиллерии.

И все же, докладывали К. Е. Ворошилов и А. М. Василевский, 4-й Украинский фронт начнет операцию не позднее 5 апреля. На керченском направлении она намечается через два-три дня после начала боев на Перекопском.

Представители Ставки просили утвердить эти их предложения, на что тут же получили согласие Верховного.

По возвращении на плацдарм Климент Ефремович проинформировал Военный совет Отдельной Приморской армии, а также командующего 4-й воздушной армией генерал-полковника авиации К. А. Вершинина о планах 4-го Украинского фронта. Тут же были уточнены задачи взаимодействия войск и авиации. Решающие события приближались.

В первых числах апреля артиллерия противника неожиданно усилила обстрел позиций наших войск и канатной дороги через пролив. На фронте каждый день вспыхивала ожесточенная артиллерийская дуэль. В результате многократных огневых налетов гитлеровцам удалось разрушить канатную дорогу. Однако это не повлияло на боевую готовность армии, поскольку основные ее силы и материально-технические средства уже были переброшены на плацдарм. Кроме того, грузы продолжали регулярно доставляться с материка средствами флота и транспортной авиации.

Но возникли трудности с обеспечением личного состава продовольствием, ибо это все шло до сих пор по канатной дороге. И тыловикам пришлось проявить особую изобретательность. Так, по инициативе начальника тыла армии генерал-майора Леонида Матвеевича Кара-Мурзы был сформирован так называемый «ишачий» полк, который стал доставлять грузы войскам в гористую местность. А на побережье создали рыболовецкую бригаду, обеспечивающую личный состав свежей рыбой. Это было большим подспорьем в пищевом балансе армии.

Последние дни перед началом операции Климент Ефремович со своими помощниками постоянно находился на плацдарме. Работали в войсках, проверяли боевую готовность соединений.

Утром 8 апреля 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Г. Ф. Захарова и 51-я армия генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Советским войскам противостояла довольно сильная 17-я немецкая армия. Но к тому времени вся вражеская группировка в Крыму была уже блокирована не только с востока и севера, но и с запада, поскольку войска 3-го Украинского фронта вошли в Одессу. И это безусловно сказывалось на моральном духе гитлеровских солдат и офицеров.

Вскоре настал черед и Отдельной Приморской армии. Рано утром 11 апреля пошли вперед и ее соединения.

Задача перед Отдельной Приморской армией стояла сложная. Во-первых, ее полки и дивизии должны были разгромить керченскую группировку войск противника, не дав им возможности задержаться на промежуточных рубежах, в том числе и на Ак-Монайских позициях. В дальнейшем, наступая на Симферополь, Севастополь, одновременно частью сил очистить от врага Южный берег Крыма.

Армия наступала тремя корпусами: 16-м стрелковым — по Южному берегу Крыма; 3-м горнострелковым — по центру полуострова и 11-м гвардейским стрелковым — вдоль Азовского побережья. 20-й стрелковый корпус оставался в резерве армии и находился в Тамани.

Сразу же после начала наступления К. Е. Ворошилов дал в своей землянке указание полковнику Л. М. Китаеву направиться в 16-й стрелковый корпус.

— А вы, товарищ Петров, — обратился он ко мне, — будете в одиннадцатом гвардейском. Как и Китаев, регулярно докладывайте мне о продвижении частей корпуса. Выходите по условленной связи прямо на меня или на Щербакова. Он остается со мной.

Немедленно направились в указанные корпуса, ибо наступление войск армии развивалось настолько стремительно, что уже к 6 часам 11 апреля они освободили от гитлеровцев город Керчь, а к исходу дня вышли на рубеж Мескечи, Ленинск, Коджанка.

Итак, Отдельная Приморская быстро развивала успех. Вскоре части 11-го гвардейского корпуса подошли к Ленинску и Старому Крыму, о чем я тут же доложил К. Е. Ворошилову.

Хочу особо отметить, что наступательный порыв наших войск был для врага буквально ошеломляющим.

Героизм бойцов и командиров принял массовый характер. Расскажу лишь о нескольких ставших известными мне подвигах воинов 11-го гвардейского стрелкового корпуса, совершенных в первый же день наступления.

Командир отделения 2-й стрелковой роты 15-го гвардейского стрелкового полка 2-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии сержант Михаил Солонин в бою за селение Колапаново лично уничтожил в рукопашной схватке 12 фашистов. А затем в ходе преследования деморализованного противника взял в плен еще 25 гитлеровских солдат. Красноармеец 18-й гвардейской отдельной разведывательной роты той же дивизии Александр Боярко истребил 14 вражеских солдат и офицеров. А в дополнение захватил еще и автомашину с боеприпасами, в кузове которой находился и сейф со штабными документами.

Разведчик той же роты гвардии сержант Павел Шумеев в районе села Булганак расстрелял из автомата 11 гитлеровцев. И тут на него выскочила легковая автомашина, которую он уничтожил гранатами.

Командир 1-го стрелкового взвода 6-й стрелковой роты 1375-го стрелкового полка 414-й стрелковой дивизии лейтенант Шио Сисаури одним из первых ворвался в село Булганак. Увлекаемые им бойцы в уличных схватках истребили 30 гитлеровцев.

Подобный список можно было бы продолжить. Скажу лишь, что героев были тысячи. И их подвиги не остались безвестными. О них писалось в боевых листках, в газетах, передавалось по радио, их имена называли в беседах политработники. А Родина удостоила своих сынов высоких правительственных наград.

В течение буквально нескольких дней Отдельная Приморская армия очистила южное побережье Крыма от фашистских захватчиков. К полуночи 12 апреля, например, была освобождена Феодосия, к 8.00 13 апреля — Старый Крым, к 11.00 — Карасубазар (до подхода регулярных частей его удерживали партизаны). Здесь-то корпуса Отдельной Приморской армии и соединились с войсками 4-го Украинского фронта.

В этот день с утра я находился в частях корпуса, которые только что вошли в Карасубазар. А оттуда поехал в Феодосию. По дороге наш «виллис» то и дело обгонял большие колонны пленных, в основном румын.

Отдельные участки дороги почти непроходимы, так плотно они забиты поврежденной вражеской техникой. Мосты разрушены или сожжены. Раньше, в ходе боев, это как-то не замечалось. А сейчас мы, чертыхаясь, то и дело ищем объезды или броды. Невеселое занятие!

Остановились у очередного разрушенного моста. Пожилой солдат показал нам объезд и, кивнув на котелок с перловой кашей, предложил:

— Не желаете ли, товарищ командир, испробовать? На дождевой водичке варено.

И тут только я вспомнил, что с утра во рту и маковой росинки не было. Пригласил водителя, и мы с ним заодно и позавтракали и пообедали.

В Феодосии нас встретил генерал-майор Л. А. Щербаков. Ввел меня в небольшой домик, в котором остановился Климент Ефремович.

— Как доехали, товарищ Петров? — обратился ко мне с вопросом К. Е. Ворошилов. — Что видели?

— На дорогах мосты почти все уничтожены, товарищ маршал, — начал я доклад. — Много разбитой и брошенной техники, которая запрудила проезжую часть. Объездов почти нет, а это тормозит продвижение тылов, доставку боеприпасов и продовольствия, наступающим частям. Неплохо бы усилить дорожные подразделения, которые в настоящем составе не справляются с поставленной задачей.

— Дельное предложение, — кивнул Климент Ефремович. И тут же поручил генерал-майору Л. А. Щербакову связаться с командованием Отдельной Приморской армии и передать, чтобы пути подвоза как можно быстрее были приведены в должное состояние. Особенно в ущельях и на горных перевалах, а также вдоль всего южного побережья Крыма.

Я тут же включился в работу. Нужно было подготовить очередное донесение Верховному. В этом донесении, в частности, говорилось: Отдельная Приморская армия, преследуя противника и срывая попытки его арьергардов задержаться на промежуточных рубежах, на 14 апреля продвинулась вперед на 80 километров и к исходу дня вышла на рубеж Розенталь, Нейман, Ени-Сала. Левофланговые части армии на основной магистрали Феодосия — Алушта вынуждены преодолевать сильное сопротивление врага и заграждения на перевалах.

Далее в донесении указывалось, что западнее Судака и в районе Ускута нашей воздушной разведкой установлено большое скопление автотранспорта о живой силой, а также артиллерии и другой боевой техники противника. Для ликвидации этих колонн командующим армией генералом А. И. Еременко отдан приказ войскам к исходу 14 апреля передовыми частями корпусов стремительно выйти на рубеж Альма-Кермен, Бешуй, гора Черная, Гурзуф и отрезать тем самым пути отхода для врага. Главными же силами одновременно оседлать шоссе Симферополь — Алушта.

Авиация по-прежнему довольно удачно наносит бомбовые и штурмовые удары по отходящему противнику, тесно взаимодействуя с наземными войсками. В течение ночи и дня 14 апреля она будет громить с воздуха скопления противника на дороге вдоль побережья Черного моря, не давая ему возможности эвакуироваться водой.

В конце донесения говорилось о захвате большого количества пленных и разного рода трофеев.

Документ был тут же подписан К. Е. Ворошиловым. Копию его отправили и маршалу А. М. Василевскому.

* * *

Тем временем события на фронте разворачивались все стремительнее. 14 апреля наши войска заняли Бахчисарай, к середине следующего дня — Алушту, а к исходу — Гурзуф и Ялту. Вскоре были освобождены Алупка, Симеиз, Байдары.

15 апреля в Сарабузе Болгарском, куда с прошлой ночи начал. перебазирование штаб 4-го Украинского фронта, Климент Ефремович Ворошилов вместе с Александром Михайловичем Василевским, командующим фронтом Федором Ивановичем Толбухиным и другими военачальниками детально обговорили вопросы совместных действий войск на ближайшие дни. К. Е. Ворошилов и А. М. Василевский высказали предложение о целесообразности подчинения Отдельной Приморской армии 4-му Украинскому фронту, о чем было немедленно доложено Верховному. Это предложение И. В. Сталин утвердил. Так Приморская армия перестала быть отдельной.

Здесь же, в Сарабузе Болгарском, я впервые встретился с ближайшими помощниками маршала Василевского — Александром Артемовичем Кияницким, Алексеем Ивановичем Гриненко, Константином Ивановичем Храмцовским и Петром Георгиевичем Копыловым. Мы подружились. И пронесли эту дружбу через годы, работая бок о бок в центральном аппарате Министерства обороны и в послевоенное время.

А затем была поездка в Приморскую армию. Климент Ефремович по пути накоротке остановился в Гурзуфе.

— Кто из вас отдыхал здесь до войны? — спросил маршал, когда мы вошли в парк санатория Наркомата обороны. — Что здесь изменилось?

— В сентябре тридцать восьмого мне приходилось побывать здесь, товарищ маршал, — ответил я. — Ну а что изменилось… Все здания сохранились, но вот в парке нет многих памятников. Не видно и скульптуры у фонтана «Ночь».

— Тут был противотуберкулезный санаторий?

— Совершенно верно.

— И вы болели?

— К счастью, в санатории диагноз не подтвердился. А затемнение на легком, как объяснил врач, — результат голодного двадцать первого года. Все потом зарубцевалось.

— Ну вот и продолжайте здравствовать, товарищ Петров! — пожелал К. Е. Ворошилов. — Пусть никакие опасные диагнозы у вас и впредь не подтверждаются. Потому как и теперь и после войны дел у нас будет очень много. А для этого нужно крепкое здоровье.

Отдохнув, тронулись дальше. Нужно было засветло попасть в войска Приморской армии.

…Побывали в частях 11-го гвардейского стрелкового и 3-го горнострелкового корпусов. В тот же день Военный совет Приморской армии по согласованию с Климентом Ефремовичем представил Верховному Главнокомандующему итоговое боевое донесение за период с 11 по 16 апреля. В нем указывалось, что соединения армии во взаимодействии с войсками 4-го Украинского фронта полностью очистили Керченский полуостров и южную часть Крыма. II продолжают продвижение вперед, выдерживая небывалый темп — по 50–80 километров в сутки! Всего же за шесть дней наступления армия преодолела с исходного рубежа до Байдарских ворот расстояние 400 километров.

Но предстоят еще тяжелые бои за Севастополь, который фашисты, согласно данным разведки, будут оборонять упорно.

Байдары наши войска освободили к полудню 17 апреля. А во второй половине дня я вместе с полковником Л. М. Китаевым получил от К. Е. Ворошилова задание проверить продвижение передовых частей Приморской армии за Байдарскими воротами в направлении на Балаклаву, а также состояние подвоза в них боеприпасов.

К Байдарским воротам Степан Гаврилович Фомин вел нашу машину с неимоверным трудом. Всюду были завалы. Больше того, на крутых подъемах эмка, как правило, не тянула. И тогда, оставив в ней только водителя, мы с Леонидом Михайловичем принимались ее подталкивать.

Нагнали колонну артиллерии на конной тяге. Обошли ее, с трудом миновали очередной перевал. Зная, что где-то неподалеку должны быть передовые части 16-го стрелкового корпуса, двинулись напрямик, объезжая траншеи. И вдруг услышали крик: «Куда же вы, там наших нет!»

Предупреждение было не напрасным. Мы действительно попали на самый правый фланг 16-го стрелкового корпуса, а точнее, на стык между ним и 3-м горнострелковым. И на том участке, где нас вовремя остановили, наших частей и в самом деле не было. Они ушли вперед, завязав бой непосредственно за Балаклаву.

Был уже поздний вечер, когда мы окончательно разобрались в обстановке. Однако прежде чем вернуться на командный пункт армии и доложить оттуда К. Е. Ворошилову, решили заняться еще одним неотложным делом: ускорить продвижение транспортов с боеприпасами к сражающимся войскам.

Спускаясь с Байдарского перевала, наткнулись на обоз. Он стоял на месте. Возницы спали. В повозках — ящики со снарядами.

— Кто тут старший? — выйдя из машины, крикнул полковник Китаев. Подбежал капитан, козырнул ему.

— Почему обоз стоит? — спросил капитана Леонид Михайлович.

— Только что остановились, товарищ полковник. Измотались до изнеможения.

— Но на передовой снарядов не хватает, а вы здесь… Будите людей, вперед!

Капитан побежал вдоль обоза, крича на ходу:

— Подъем! А ну быстрее поворачивайтесь! Головные возницы, трогай! Не задерживайся!

Глубокой ночью вернулись в район Ялты, на КП Приморской армии. Оттуда и доложили обо всем увиденном Клименту Ефремовичу.

* * *

Еще двое суток К. Е. Ворошилов находился в войсках Приморской армии. Лично поработал в 11-м гвардейском, 3-м горнострелковом и 16-м стрелковом корпусах. Подтягивал их на уровень вырвавшихся вперед частей и соединений 51-й армии. И лишь когда они вплотную подошли к внешнему оборонительному рубежу противника у Севастополя, покинул армию, уехав в Сарабуз Болгарский.

Но не надолго. Утром 19 апреля К. Е. Ворошилов вновь совершил поездку в сражающиеся войска. Кстати, это была его последняя поездка на фронт. Ехали мы в Приморскую армию не по южному берегу, как всегда, а напрямик, через Бахчисарай.

В расположении частей 16-го стрелкового корпуса наши машины попали под довольно сильный налет вражеских штурмовиков. К счастью, никто из нас не пострадал.

Повторюсь: это были прощальные встречи Климента Ефремовича с бойцами и командирами Приморской армии на крымской земле. Ибо в связи с завершением возложенных на него заданий Ставки и, как потом выяснилось, с переходом на новую, военно-дипломатическую работу маршал отзывался в Москву.

А битва за Крым продолжалась и после нашего отъезда в столицу. Она закончилась 12 мая полным освобождением полуострова от немецко-фашистских захватчиков. 17-я немецкая армия была полностью разгромлена.

Героический подвиг воинов Красной Армии, освободивших крымскую землю от ненавистных оккупантов, был по достоинству оценен Коммунистической партией и Советским правительством. Столица нашей Родины пять раз салютовала доблестным бойцам и командирам 4-го Украинского фронта, Приморской армии, Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Многие части и соединения, принимавшие участие в битве за Крым, были удостоены почетных наименований Перекопских, Сивашских, Керченских, Феодосийских, Симферопольских, Севастопольских. 126 воинов всех родов войск получили здесь высокое звание Героя Советского Союза.

Освобождение Крыма и Правобережной Украины от фашистских захватчиков имело большое военное, политическое и стратегическое значение. Враг потерял плацдармы, которые прикрывали его балканский стратегический фланг.