ТОЛЬКО НА «ВЫ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТОЛЬКО НА «ВЫ»

Апрель… Апрель 1973 года.

Где-то далеко-далеко, за океаном, цветет черемуха. А в Арктике летят по голубому ветру рассвета не белые лепестки, а снежинки. Они падают на крыши погребенного в сугробах аэродромного поселка.

Сорок лет без малого встречаю я весну в Арктике. Здесь это самое горячее время.

В кают-компании тесно. Идет очередной «бой» на видавшем виды бильярде… Сменные экипажи тяжелых экспедиционных самолетов в ожидании машин гасят время. Обожженные пургами и морозами медно-красные лица людей, одетых в кожу, меха и капрон. В дальнем углу бесконечно занятый телефон. Оттуда беспрерывно слышится:

— Метео… Метео… Погоду Борнео…

— Метео, метео, высоту снежного покрова на Северном… Что? Кругом интенсивная подвижка льда? Пишите басни — сейчас не вылет.

— Метео… Метео! Скорость и направление ветра на «СП-22»?

Взрыв хохота глушит все звуки. Кто-то, сверкая блестящими кожаными штанами, лезет под бильярд. Проигравший.

— Осторожно! — кричат ему. — Не сломай стол! Это тебе не посадка на дрейфующие льды! Тут думать, соображать надо!

Соль юмора в том, что расчет на посадку требует от пилота предельного напряжения и концентрации воли. Груженая машина весит теперь более шестидесяти тонн, а не десять-двадцать, как прежде… А лед не стальной. Он даже хрупкий.

При всхрипе динамика наступает тишина.

— Экипаж ноль четыре сто девяносто пять, к врачу и на вылет…

Кто-то невидимый в клубах пара из открытой двери кричит:

— Экипаж ноль четыре сто семьдесят семь, спать! Второй ярус, комната шестнадцать.

Снова стук пластмассовых шаров… Запросы по телефону:

— Метео… Метео!

Идет работа высокоширотной воздушной экспедиции «Север-73».

Почти неслышные здесь, взлетали и уходили, прибывали и садились тяжелые турбовинтовые машины, чрево которых поглощали тракторы, вездеходы, разборные дома. На маленьком острове гигантам техники тесновато. Меж поселком и взлетной полосой поток бензозаправщиков и автомашин. Они загружают самолеты всем необходимым для дрейфующих научных станций.

Надо спешить. Надо до серии обязательных, как завтрак, весенних циклонов успеть забросить оборудование, снаряжение. Чтоб не простаивала техника, экипажи спарены: один в долгом полете, другой отдыхает. Вернее, спит непробудным сном.

Светит солнце, и в его блеске с шутками и смехом занимает места в вездеходе отдохнувший экипаж.

Через двенадцать часов эти ребята вернутся с серыми лицами, медленно передвигая ноги, в унтах, ставших пудовыми. Они молча рассядутся в вездеходе, и он покатит их к поселку.

Тот, кто не видел людей, вернувшихся из дальнего, многочасового полета, тот никогда не поймет неистребимой любви человека к своей профессии, к своему призванию. Рассказать об этом, по-моему, немыслимо, показать — невероятно, передать… Но как? Если только сравнить, увидав человека до и после. Но это надо видеть.

Однако, сколь ни необходимы ежедневные полеты, погода над океаном диктовала свои непререкаемые условия, и как ни совершенна техника, она становилась покорной пленницей суровых капризов Арктики. Против неистовых пург бессильно все: опыт, мужество, самая новейшая техника. И горе тому экипажу, который, понадеявшись на свое мастерство, мощные турбины и счетно-решающие устройства, попытался бы пойти наперекор законам высоких широт. Неспроста летчики всего мира говорят: «Наставление по полетам написано кровью». Кровью написан и кодекс правил полетов в Арктике. Коварна и безжалостна эта снежная красавица. Бесподобная в своей заманчивой прелести, она вероломна и жестоко расправляется с теми, кто поверит в ее кажущуюся доброту, в ее обманчивую покорность.

Где Руал Амундсен — покоритель обоих полюсов, настоящий рыцарь ледяного царства? Где Сигизмунд Леваневский?

Мне не надо рыться в документах того времени. Я помню о тех днях так же хорошо, словно все происходило час назад.

Когда мы только узнали о подготовке Леваневского к полету, то удивились. Был август на дворе. Какие полеты могут быть глядя на ночь! На полярную ночь длиной в полгода! Наши с Мазуруком радиограммы остались втуне.

И вот двенадцатого августа сообщили из Москвы — Леваневский вылетел. Над островом Рудольфа пурга. Дежурим в самолете на куполе. Связываемся с полюсом. Кренкель радуется быстрому дрейфу, приглашает в гости.

Следующий день. Пурга продолжается. Леваневский летит очень медленно. Встречный ветер гасит скорость. Прошел мимо нас. Шума моторов мы не слышали. Волноваться было рано. Мотора чкаловской машины мы тоже не слышали. Потом пришло сообщение, что полюс Леваневским пройден в тринадцать часов сорок минут. Идут на высоте шесть тысяч метров. Сильный встречный ветер. В четырнадцать часов тридцать пять минут получена радиограмма:

«…идем на трех моторах, правый крайний …(далее неразборчиво)… Очень тяжело в сплошной облачности».

Мы очень встревожились.

Больше радиограмм с борта «СССР Н-209» не поступило.

Четырнадцатое августа. Нам запретили вылет на поиски. По-моему, состорожничали.

Двенадцатое сентября. На Рудольфа наконец-то добрались поисковые самолеты «Н-170», «Н-171», «Н-172».

Седьмого октября после нескольких бесплодных попыток «Н-170» удалось слетать на полюс.

Поиски в том районе оказались безрезультатны. Искать Леваневского продолжали и полярной ночью на машинах, оборудованных специальной аппаратурой, но не нашли.

Ни опыт, ни мужество, ни техника — ничто не помогло и многим другим исследователям. Они погибли. Коварно уступая одну за другой свои цитадели, Арктика словно выжидала их малейшие ошибки и расправлялась.

Всегда не покоренная до конца, как любая стихия, Арктика такая же, какой была во время Нансена и Седова. Мы бесконечно любим ее такой, какая она есть, ибо она требовала от нас мужества, упорства, выдержки, спокойствия и осторожности, разумной и смелой. Опыт наших многолетних исследовательских полетов в высоких широтах подтверждает слова Нансена, что умение ждать — высшая добродетель полярника, а умение рассчитывать свои силы и рваться вперед и добиваться только победы — основа права на риск.

Правда, капризы Арктики заставляли нас не раз нарушать те так называемые санитарные нормы полетов, выработанные в нормальных условиях работы на континентах. Но Арктика, как и всякая стихия, не норма. Скорее это фронт. И вряд ли можно сражаться по расписанию. Упустишь погоду — потеряешь день, значит, потеряешь год. Так бывало, когда пытались штурмовать высокие широты по нормам «мирного» времени.

Сорок лет назад пришел я в авиацию. За плечами едва не двадцать тысяч часов налета. Минуты счастья побед, дни горечи поражений. Все было: и гордость за свершения, и беззащитная боль утрат.

Горжусь тем, что моя биография во многом соприкасается с историей моей Родины. Мальчишка из глуши Владимирской губернии, я начал трудиться на обувной фабрике и мечтал о полетах. Но сначала пришлось сражаться с басмачами, когда я по путевке комсомола отправился в Казахстан. Там с изыскательской партией готовил площадку медеплавильного гиганта на Балхаше. Учился строить воздушные трассы. Их ведь тоже строят, как и дороги, привязывая к местности. И наконец стал авиационным навигатором. А в войну воевал, как все. Участник всех высокоширотных экспедиций.

Но даже когда темнело в глазах и положение представлялось действительно безвыходным, в сердце жило одно желание драться во что бы то ни стало, во что бы то ни стало победить.

И удавалось.

Мы стирали «белые пятна», открывали и «закрывали» острова, поднимали флаги своей державы на полюсах, проникали в самые сокровенные уголки Ледовитого океана. Однако никогда не забывали, что Арктика — стихия, с ней надо вести себя только на «вы».

Конечно, спустя сорок лет летать и работать в Арктике стало легче, но не безопасней. Любая современная техника не позволяет идти напролом, как мечтал строитель первого ледокола адмирал Макаров. Идти напролом непосильно пока и атомоходам. И есть ли смысл идти напролом, когда, пользуясь законами самой Арктики, как и любыми физическими законами, можно осваивать ее просторы в согласии с ее капризами, используя их в своих целях.

Многое изменилось на северных берегах страны. Выросли города и заводы-гиганты, рудники, шахты, поселки. Протянулись дороги. Сотни тысяч людей живут в Заполярье. Узнать дальние края своей Родины хотят и туристы.

Об одной такой встрече мне и хочется поведать. Может быть, этот рассказ наиболее наглядно покажет степень непокоренности Арктики, которая не умеет прощать ни единого промаха, ни единственной ошибки, панибратства и легкомыслия.

После одного из полетов, длившегося куда более положенных двенадцати часов, в поисках свободной койки, на которую следовало опустить голову, в коридоре, заставленном раскладушками, меня остановил старый полярный летчик Сырокваша, работающий ныне руководителем полетов.

— Валентин Иванч, к нам прибыла группа спортсменов-туристов. Ученые из Куйбышева, собираются пеше на полюс.

— На полюс? — Я пристально и недоверчиво всматривался в серые, полные лукавства глаза Сырокваши.

Кто-кто, а он был непревзойденным мастером розыгрыша. Это Сырокваша несколько лет назад, имея на борту груз сена для одной из островных зимовок, пустил слух: мол, сено предназначено для подкормки мамонта, обнаруженного в горах острова Геральда. Слух был пущен тонко, под строжайшим секретом, и на «крючок» попался один из крупнейших биологов. Впрочем, и я бы не удивился находке, увидев ее воочию: тайна животного мира Арктики и по сей день «велика есть».

Я взял Сыроквашу за плечо и спросил:

— Коля, а почему они не взяли в упряжку твоего мамонта?

— Не веришь? Да вот они, знакомьтесь.

— Мамонты?

— Спортсмены. Давно тебя ищут.

К нам подошли два крепких парня. Спортивные костюмы плотно облегали их ладные фигуры.

— Значит, на полюс? — пожимая им руки, сказал я. — Смело. Одобряю. Но сначала расскажите о подготовке, снаряжении, методике похода.

— Все расскажем, покажем.

Парни мне сразу очень понравились. Я очень внимательно выслушал их. Тренировались они действительно не жалея сил, ходили вокруг Северной Земли. Я задал им с сотню вопросов. Отвечали они толково. Чувствовалось, что они готовились обстоятельно и серьезно.

Вместе с тем мне было ясно — о льдах, о дрейфующих льдах Арктики они знали мало для людей, решившихся на такое смелое предприятие.

Отлично, что пятеро тренированных спортсменов загорелись большой и благородной идеей — пешком, как в былые времена, достичь полюса. Весь груз: снаряжение, топливо, продукты питания, палатки, спальные мешки, радиостанция — все необходимое было погружено на двое нарт, которые им предстояло тянуть самим.

Мы принялись считать. Оказалось, что они при расчете двести килограммов на нарты не обеспечат себя питанием и горючим в оба конца.

От их базы до полюса было тысяча сто километров. При самых благоприятных условиях по дрейфующему льду, загроможденному грядами торосов, пересеченных разводьями, они не смогут пройти более десяти километров за сутки. Выходило — сто десять дней до полюса, сто десять обратно. Парни правильно делали, что не соглашались, чтобы пищу, топливо или другое снаряжение им могли бы доставить самолетом. Идти так идти! По-настоящему, без послаблений и уступок. И получалось — если минимальный суточный расход продуктов и топлива составит пять килограммов на пятерых, то лишь в один конец они должны взять с собой пятьсот пятьдесят килограммов груза. На их нартах можно было везти всего четыреста.

Этот простой расчет ошеломил их!

Но от идеи они не отказались. Они попросили подбросить их на пятьсот километров к полюсу и оставить там.

Упрямство — благое дело. Я предложил компромиссное решение. Мы для начала высадим их всего в пятидесяти километрах от базы на дрейфующие льды. Оттуда, под контролем пролетающих самолетов и вертолетов, они вернутся. Таким образом, они хотя бы немного проверят себя и узнают, что представляют собой дрейфующие льды Ледовитого океана, а не припай, по которому они ходили вокруг Северной Земли; как надо ходить по дрейфующим льдам; как тащить за собой тяжело груженные нарты.

Парни согласились с этими доводами. К тому же у них уже не хватало времени. Начинался апрель. А поход по дрейфующему льду возможен только при отрицательных температурах. Конец июля и август — разгар арктического лета. Снег тает. Океанские льды покрываются глубокими, до двух метров, и обширными, точнее, непрерывными озерами пресной воды и снежной «кашей». Пеший поход по такой «дороге» невозможен.

Кроме того, самолеты и вертолеты, работающие в высоких широтах, уходят в мае на юг, и путешественники останутся одни, если не подстраховать их специально.

Я им высказал все достаточно убедительно. Парни согласились.

— Кстати, я смотрел ваши нарты. Они жесткой конструкции и не выдержат долгого пути по льдам. Эскимосы не зря связывают нарты сыромятными ремнями. У них нарты как бы на шарнирах.

Нарты все-таки с общего согласия оставили прежние. Для доказательства вековой правоты северных народов.

Мои полеты шли сами собой, а в промежутках мы собирались и детально обсуждали все условия предстоящего похода. Все было разработано до мелочи, кажется, все было учтено.

Тренировки шли ежедневно. Это было суровое испытание — двадцать километров по припайным, неподвижным льдам с грузом пятьдесят килограммов в каждом рюкзаке. В походе ставились палатки, готовилась еда.

Было любо смотреть на их энтузиазм и верилось, что пятидесятикилометровый поход по дрейфующим льдам парни осилят. Скептиков даже среди летного состава становилось все меньше и меньше. Все охотно помогали парням и консультировали их.

И вот шестого апреля пятерку высадили на лед на широте восемьдесят семь градусов.

Седьмого апреля мы видели их. Они прошли семь километров. Их оранжевая палатка стояла на краю широкого разводья. Сделали круг над ними. Из палатки никто не вышел. Видимо, спали и были очень утомлены.

И так ежедневно летчики следили за своими подопечными. Они волновались за них и, веря в ребят, желали всяческого добра.

К цели они пришли на девятые сутки. Они были изнурены, обожжены солнцем, но жизнерадостные и здоровые. Их встретили как самых дорогих гостей.

Работа сложилась так, что я не увиделся с ними после их возвращения. Но товарищи мне передали — они согласились, что не готовы еще к длительному походу. Девятидневный путь по дрейфующим льдам убедил их в непригодности снаряжения.

— К походу на полюс надо готовиться серьезно, — сказали они. — И теперь знаем, как это надо делать.

Их признание — большая победа для них самих.

Верю, что в последующие годы такие ребята до полюса дойдут.

Нужны ли такие походы — пешком к полюсу в наш век электроники? Многие говорят — нет, не надо, это смешно и абсолютно бесполезно!

Я не согласен с таким мнением. Поход к полюсу именно в наш век спутников и электроники нужен. Человек-должен развиваться гармонично. Электроника не заменит ему мышц, здоровья. Только человек, духовно и физически развитый, способен работать творчески. Мы должны воспитывать здоровое, умное и смелое поколение. Чересчур смелые, даже рискованные вылазки нашей молодежи — это эталон, к которому будут стремиться многие, хотя бы даже в мечтах.

Арктика ждет отважных и выдержанных людей. Только они смогут покорить коварный и жестокий характер Арктики.