МАРІЯ-ТЕРЕЗА УГРЮМОВА

МАРІЯ-ТЕРЕЗА УГРЮМОВА

Изъ писемъ императрицы Екатерины II къ послу ея въ Варшав?, графу Стакельбергу, видно, что императрицу озабочивало н?которое время д?ло Угрюмовой. Такъ, 27-го іюня 1796 года, она писала къ Стакельбергу, что «коронный гетманъ графъ Браницкій, нам?ренъ будучи требовать, чтобы имя его было исключено изъ ненавистнаго д?ла изв?стной Угрюмовой, просилъ нашего въ пользу его старанія». Поэтому императрица поручала «исполненію и настоянію» графа Стакельберга, чтобы графъ Браницкій «въ прошеніи его получилъ надлежащее удовлетвореніе». Спустя слишкомъ годъ, 17-го іюля 1786 года, императрица сообщила графу Стакельбергу, что «римскій императоръ сд?лалъ русскому двору ув?реніе о стараніи своемъ, дабы со стороны князя Чарторижскаго всякой подвигъ и безпокойство по ненавистному д?лу Угрюмовой были отложены. Мы — продолжала въ письм? своемъ Екатерина — поручаемъ вамъ употребить равныя попеченія, дабы и прочіе, кои считали бы себя зам?шанными, остались въ поко?». 28-го августа того же года императрица, въ письм? своемъ къ графу Стакельбергу, упоминала снова о «ненавистномъ» д?л? Угрюмовой и о необходимости сношеній съ в?нскимъ министерствомъ для того, чтобы князь Чарторижскій не возбуждалъ опять этого процесса.

Въ чемъ же заключалось это «ненавистное» д?ло, въ которомъ главнымъ д?йствующимъ лицомъ является женщина съ чисто-русскимъ фамильнымъ прозваніемъ, почему оно озабочивало императрицу и вызывало сношенія нашего двора съ в?нскимъ? До сихъ поръ въ исторической нашей литератур? не встр?чается на счетъ этого удовлетворительныхъ объясненій. Въ четвертой тетради «Русскаго Архива» за 1874 годъ пом?щены переведенныя съ польскаго «Записки Хршонщевскаго»,[2]) обнимающія собою періодъ времени съ 1770 по 1820 годъ. Въ этихъ «Запискахъ» (стр. 927) авторъ ихъ передаетъ, что Игнатій Потоцкій д?йствовалъ противъ короля со времени пресловутаго д?ла его съ англичанкою, приговоренною къ пожизненному заключенію въ Данциг?. Въ прим?чаніи къ этимъ строкамъ «Записокъ» разсказывается вкратц? о «пресловутомъ» д?л?. Разсказъ этотъ основанъ, повидимому, на статью, пом?щенной во «Всеобщей Энциклопедіи» (Encyklopedia Powszeclma), безъ указанія на то, какъ приходилось императриц? Екатерин? II смотр?ть на это, по выраженію ея, «ненавистное» д?ло. Съ своей же стороны мы разскажемъ въ общихъ чертахъ о процесс? Угрюмовой, над?лавшемъ въ свое время не мало шуму не только въ Польш?, но и за границею, обративъ при этомъ вниманіе на то значеніе, какое оно могло им?ть въ глазахъ императрицы Екатерины. Зам?тимъ при этомъ, что если вгляд?ться внимательно въ политическую, довольно запутанную обстановку д?ла Угрюмовой, то представится еще разъ ум?ніе Екатерины относиться весьма искусно ко внутреннимъ д?ламъ Польши и оказывать на нихъ каждый разъ свое вліяніе сообразно взглядамъ и требованіямъ тогдашней нашей политики. Кром? того, д?ло Угрюмовой подтверждаетъ ту давнишнюю истину, что въ исторіи отъ малыхъ причинъ бываютъ иногда важныя посл?дствія. Такъ, въ настоящемъ случа? твердая политика Екатерины II, предр?шавшая дальн?йшую судьбу Польши, могла придти въ н?которое зам?шательство отъ прод?локъ авантюристки.

Со временъ Петра Великаго и въ особенности со времени вступленія на польскій престолъ Станислава-Августа Понятовскаго, русскіе военные отряды почти безвыходно оставалисъ въ различныхъ м?стностяхъ Р?чи Посполитой. Въ одномъ изъ такихъ отрядовъ, неизв?стно, впрочемъ, въ какомъ именно полку, находился на служб? н?кто маіоръ Угрюмовъ [3]) Отъ фамиліи его и получило названіе то д?ло, о которомъ идетъ теперь р?чь, такъ какъ жена его явилась главною участницею въ этомъ загадочномъ д?л?. Настоящее происхожденіе маіорши Угрюмовой остается неизв?стно, потому, что относительно этого судьи не собрали никакихъ положительныхъ св?д?ній. По н?которымъ же обстоятельствамъ приходится заключить, что она была родомъ изъ Голландіи и прі?хала въ Варшаву еще въ первыхъ годахъ царствованія Станислава-Августа, гд? и жила въ совершенной безв?стности до своего процесса. Фамилія ея по отцу де-Нери. хотя она, какъ мы увидимъ, присвоивала себ? другую родовую фамилію. [4]) Первый ея мужъ назывался Леклеркъ. Изъ процесса Угрюмовой видно, между прочимъ, что она вела разгульную и кочевую жизнь. Она побывала и въ Венеціи, и въ Берлин?, и въ Гамбург?, и въ Варшав?, и въ Петербург?, и, по словамъ ея обвинителя, вс? эти города свид?тельствовали объ ея безнравственности: всюду оставляла она по себ? сл?ды глубокаго разврата, которому не было ни начала, ни конца. Въ обвинительной противъ нея р?чи упоминалось также, что одного изъ своихъ мужей — должно быть Леклерка — она подвела въ Брюж? подъ вис?лицу и что одинъ изъ ея любовниковъ былъ убитъ въ Гамбург?, при чемъ намекалось на участіе Угрюмовой въ этомъ убійств?. По словамъ же адвоката — старавшагося сообразно съ ходомъ судебнаго процесса, поднять нравственный кредитъ Угрюмовой, — она была робкая женщина, увлекавшаяся только удовольствіями молодости, такъ что даже самое придирчивое злословіе приписывало ей лишь такія ошибки и заблужденія, которыя можно извинить слабостію ея пола и участниками въ которыхъ были постоянно мужчины. Н?которыя же неблаговидныя прод?лки и хитрости Угрюмовой онъ объяснялъ затруднительностію матеріальнаго ея положенія, но не нравственною ея испорченностію. Какъ бы, впрочемъ, то ни было, но во всякомъ случа? Угрюмова оказывается искательницею приключеній, неразборчивою на средства, которыя она искала не только въ обыденной жизни, но и въ политической сфер?.

Обстоятельства же д?ла, называемаго императрицею Екатериною «ненавистнымъ», заключались въ сл?дующемъ:

Въ 1782 году къ одному изъ первыхъ польскихъ вельможъ, коронному стольнику, графу Августу Мошинскому, явилась въ Варшав? Угрюмова, жена офицера русской службы, и заявила графу, что она нарочно прі?хала въ Варшаву съ т?мъ, чтобы предостеречь короля отъ угрожающей ему опасности. При этомъ Угрюмова сказала, что у нея есть чрезвычайно важная тайна, которую она можетъ сообщить только самому королю, почему и настаивала на томъ, что ей необходимо вид?ться лично съ его величествомъ. Графъ Мошинскій уб?ждалъ Угрюмову, чтобы она предварительно передала ему эту тайну, и Угрюмова, только посл? упорныхъ и неоднократныхъ отказовъ, р?шилась на это. Тогда она сообщила Мошинскому, что противъ короля составляется заговоръ. Посл? этого король согласился вид?ть Угрюмову и встр?тился съ нею у Мошинскаго, но не могъ добиться отъ нея ничего опред?леннаго. Станиславъ-Августъ усомнился въ в?рности доноса, сд?ланнаго Угрюмовой, но т?мъ не мен?е приказалъ выдать ей 50 дукатовъ. Угрюмова отказалась отъ этой награды, заявивъ, что опа р?шительно ни въ чемъ не нуждается, но король настоялъ на принятіи назначенной ей суммы. Какъ на главныхъ заговорщиковъ, Угрюмова указала тогда на великаго гетмана графа Ксаверія Браницкаго, на отставнаго литовскаго подскарбія Тизенгауза и на изв?стнаго) въ свое вреся богача-пройдоху графа Понинскаго. Лида эти вообще, а изъ нихъ во особенности великій гетманъ, считались сторонниками Екатерины, и это обстоятельство, при тогдашнемъ настроеніи умовъ въ Польш? и при положеніи, занятомъ магнатскими партіями, а также всл?дствіе разсказа Угрюмовой о томъ, что о составлявшемся противъ короля заговор? она узнала въ Петербург?, должны были произвести не совсемъ пріятное впечатл?ніе на Екатерину.

По прошествіи н?котораго времени Угрюмова сообщила Мошинскому, что ей для открытія заговора необходимо ?хать въ Литву, въ м?стечко Ораны, а также въ Пулавы, почему и просила выдать ей на путевыя издержки 200 дукатовъ. Потому ли что Станиславъ-Августъ не слишкомъ в?рилъ доносу Угрюмовой или, что в?роятн?е, по неим?нію имъ въ то время денегъ, Угрюмовой было отказано въ выдач? просимой ею суммы. Тогда она отстала отъ короля и все д?ло само собою заглохло, такъ какъ со стороны Станислава-Августа ему не было дано никакого хода.

Въ 1784 году, передъ отъ?здомъ короля на сеймъ въ Гродно, Угрюмова отправилась туда же. Тамъ явилась она къ королевскому камердинеру, старост? Пясоченскому, Рыксу. пользовавшемуся особенною любовью и полнымъ дов?ріемъ Станислава-Августа, и передала Рыксу, что генералъ земель Подольскихъ, князь Адамъ Чарторижскій участвуетъ въ заговор? противъ короля [5]). Рыксъ доложилъ объ этомъ королю, но король, помня, что онъ им?лъ уже однажды д?ло съ Угрюмовой, не обратилъ на новый ея доносъ никакого вниманія. Т?мъ не мен?е преданный королю Рыксъ посмотр?лъ на это иначе и свелъ Угрюмову съ генераломъ Комажевскимъ, однимъ изъ первыхъ любимцевъ Станислава-Августа. Угрюмова сообщила Комажевскому, что заговорщики сперва хот?ли отравить короля, а теперь хотятъ убить его гд? случится, на улиц?, въ костел? или на сейм?. Для удостов?ренія же въ справедливости своихъ показаній, Угрюмова сказала Комажевскому, что она любовница подскарбія Тизенгауза, у котораго и выв?дала случайно о составляющемся противъ короля заговор?.

Слухъ о злоумышленіи князя Адама Чарторижскаго противъ Станислава-Августа не могъ не встревожить императрицу Екатерину, но не по той причин?, по которой ей это было бы непріятно узнать объ участіи гетмана Браницкаго въ заговор? противъ короля. Екатерина постоянно вид?ла въ княз? Адам? Чарторижскомъ соперника опаснаго для Понятовскаго, посаженнаго ею на королевскій престолъ; да и вообще партію князя Адама Чарторижскаго императрица Екатерина считала вредною для интересовъ русской политики въ Польш?. Еще въ 1783 году, когда Екатерина узнала, что принцъ Людвигъ Виртембергскій располагаетъ жениться на дочери Чарторижскаго, княжн? Маріи, она выразила родственникамъ принца свое неудовольствіе относительно предстоящаго брака, но когда свадьба эта состоялась даже безъ в?дома императрицы, то подозр?ніе ея на счетъ замысловъ Чарторижскаго усилилось еще бол?е. Выговаривая Стакельбергу за то, что онъ не донесъ ей своевременно о состоявшемся супружеств? принца съ княжною, Екатерина предписывала ему, чтобы онъ, наблюдая за вс?ми поступками князя Чарторижскаго и его родственниковъ или «согласниковъ», старался отвратить всякое д?йствіе, которое могло бы только клониться къ проложенію дороги ему, или новобрачному, къ выбору на польскій престолъ, въ случа? ваканціи онаго, ибо то — добавляла Екатерина — отнюдь не согласуетъ съ видами моими».

Между т?мъ смерть Понятовскаго отъ даннаго ему яда, т. е. такая смерть, которая не обнаружила бы тайнаго убійцы, открывала бы ваканцію на польскомъ престол?, и тогда легко могло бы осуществиться то, что было несогласно съ видами императрицы. Поэтому в?сть о злоумышленіи князя Адама Чарторижскаго на жизнь короля и должна была бы быть принята Екатериною, какъ предв?стіе тайныхъ его происковъ во вредъ Станиславу-Августу. Надобно, впрочемъ, зам?тить, что съ перваго раза доносъ Угрюмовой на Чарторижскаго прошелъ по Польш? только глухою молвою, не вызвавъ никакихъ особыхъ тревогъ. Съ своей стороны Рыксъ и Комажевскій поручили полковнику Азулевичу тщательно охранять особу короля отъ всякаго покушенія на его жизнь, но гродненскій сеймъ миновалъ благополучно. Вскор?, однако, д?ло приняло иной оборотъ, который, въ свою очередь, тоже встревожилъ Екатерину.

КОРОЛЬ ПОЛЬСКІЙ СТАНИСЛАВЪ-АВГУСТЪ ПОНЯТОВСКІЙ. Съ современнаго гравированнаго портрета Пихлера.

Объ участіи князя Чарторижскаго въ заговор? противъ короля Угрюмова сообщала Рыксу и Комажевскому въ октябр? 1784 года, а зат?мъ, 11-го января сл?дующаго 1785 года, къ князю Адаму явился проживавшій въ Варшав? англійскій негоціантъ Тейлоръ и предупредилъ князя, что у него есть опасные враги, задумавшіе отравить его ядомъ, и для того, чтобъ Чарторижскій могъ уб?диться въ справедливости этого, Тейлоръ пригласилъ князя къ себ? вечеромъ, об?щая познакомить его съ одной особой, которая можетъ открыть ему вс? подробности этого злоумышленія. Князь Чарторижскій пов?рилъ разсказу Тейлора и, взявъ съ собою надворнаго литовскаго маршала Игнатія Потоцкаго, женатаго на его племянниц?, отправился къ Тейлору, у котораго и встр?тился съ Угрюмовой. Угрюмова разсказала Тейлору, что н?сколько дней тому назадъ староста Рыксъ и генералъ Комажевскій прі?хали къ ней и посл? разговора, показавшагося ей довольно страннымъ, спросили ее, готова ли она будетъ исполнить то, чего отъ нея потребуютъ? Когда же Угрюмова положительно отв?тила на это, то Комажевскій предложилъ ей, чтобы она дала проглотить Чарторижскому то, что находилось въ бумажк?, лежавшей у него, Комажевскаго, въ карман?, а Рыксъ предложилъ ей заманить Чарторижскаго въ любовныя с?ти и зат?мъ, когда князь, поддавшись ея искушеніямъ, останется у нея ночевать, заколоть его кинжаломъ. Угрюмова, какъ разсказывала она князю, согласилась на это предложеніе, но, боясь посл?дствій, да и не желая быть убійцею, р?шилась передать объ этомъ, сд?ланномъ ей, подговор? самому князю. Чарторижскій н?сколько усомнился въ достов?рности этого разсказа и предложилъ Угрюмовой отъ себя 200 дукатовъ, если она отречется отъ своего разсказа. При этомъ князь разсчитывалъ на то, что если все разсказанное Угрюмовою только собственная ея выдумка, то ей. ст?сненной въ ту пору въ денежныхъ д?лахъ, будетъ гораздо выгодн?е получить тотчасъ же довольно значительную сумму, нежели пускаться въ спекуляцію, усп?хъ которой для нея не вполн? обезпеченъ. Но Угрюмова подтвердила свой разсказъ, и тогда князь окончательно уб?дился въ справедливости ея сообщенія. Онъ потребовалъ отъ нея письменнаго заявленія, относительно всего разсказаннаго ею, и Угрюмова при немъ и Тейлор? написала собственноручно требуемое Чарторожскимъ заявленіе, добавивъ къ этому на письм? же, что Комажевскій, подговаривая ее отравить Чарторижскаго, сказалъ, между прочимъ, чтобъ она въ этомъ случа? смотр?ла на него, Комажевскаго, какъ на самаго короля. Подъ этимъ заявленіемъ Угрюмова подписалась: «Марія-Тереза, маіорша д’Огрюмова, рожденная баронесса фонъ-Лаутенбургъ» [6]).

Получивъ въ руки упомянутое заявленіе, Чарторижскій предложилъ маіорш?, чтобъ она пригласила къ себ? запиской Рыкса, а между т?мъ братъ Игнатія Потоцкаго. Станиславъ, и Тейлоръ должны были зас?сть въ сос?дней комнат? въ засад? и подслушать разговоръ, который будетъ происходить между Угрюмовой и Рыксомъ. Планъ этотъ былъ исполненъ, и когда Рыксъ пришелъ къ Угрюмовой, то она въ заведенномъ ею съ нимъ разговор? спросила его: «желаетъ-ли онъ, чтобъ она отравила Чарторижскаго?» на этотъ вопросъ Рыксъ радостно отв?тилъ: «браво, браво!» Тогда Потоцкій и Тейлоръ вышли съ пистолетами изъ-за засады, схватили Рыкса и самовольно, безъ участія властей, арестовавъ и его и Угрюмову, отправили эту посл?днюю въ домъ маршальши княгини Любомирской, которая обходилась съ нею чрезвычайно ласково и даже подарила ей 500 дукатовъ. По сообщеніи же Потоцкаго о злоумышленіи Комажевскаго, генералъ былъ арестованъ великимъ маршаломъ Мнишкомъ въ театр?, гд? онъ сид?лъ тогда въ королевской лож?. Такимъ образомъ д?ло это съ самаго начала получило громкую огласку, и в?сть о случившемся разнеслась быстро по всей Польш?. Между т?мъ Чарторижскій, основываясь на письменномъ заявленіи Угрюмовой, а также на свид?тельскихъ показаніяхъ Станислава Потоцкаго и Вильгельма Тейлора, началъ уголовный процессъ противъ Рыкса и Комажевскаго, обвиняя ихъ въ нам?реніи отравить его. Поступая такимъ образомъ противъ первыхъ любимцевъ Станислава-Августа и самыхъ приближенныхъ къ нему лицъ, Чарторижскій, безъ всякаго сомн?нія, им?лъ прежде всего въ виду над?лать не мало хлопотъ и непріятностей самому королю, зам?шанному, заявленіемъ Комажевскаго, до н?которой степени въ это уголовное д?ло.

Если по т?мъ обстоятельствамъ, которыя мы привели выше, заговоръ графа Браницкаго и князя Чарторижскаго противъ Понятовскаго долженъ былъ произвести на Екатерину непріятное впечатл?ніе, то т?мъ бол?е долженъ былъ встревожить ее тотъ оборотъ, какой принимало настоящее д?ло посл? новаго заявленія Угрюмовой. Теперь король Станиславъ-Августъ, покровительствуемый императрицею, являлся въ глазахъ поляковъ и даже всей Европы гнуснымъ посягателемъ на жизнь своего двоюроднаго брата, подозр?ваемаго въ тайныхъ ковахъ. Чарторижскій съ своей стороны написалъ королю р?зкое, укорительное письмо, у?халъ изъ Варшавы и, даже вовсе оставивъ Польшу, отправился въ В?ну и тамъ вступилъ въ службу римско-н?мецкаго императора. Этимъ отъ?здомъ и объясняются сношенія русскаго двора съ в?нскимъ относительно «подвиговъ» Чарторижскаго по «ненавистному» д?лу Угрюмовой. Екатерина разсчитывала на то, что императоръ, оказавшій особенное благоволеніе князю Чарторижскому, можетъ сильн?е другихъ повліять на него и отговорить его отъ возбужденія вновь процесса Угрюмовой, въ которомъ король являлся лицомъ, прикосновеннымъ къ д?лу. Между т?мъ враги Станислава-Августа не замедлили тотчасъ же направить противъ него это д?ло. Они объясняли, что такъ какъ прежде ходили слухи о томъ, будто Чарторижскій составляетъ заговоръ противъ короля, то теперь король съ своей стороны, чтобъ отд?латься отъ Чарторижскаго, задумалъ поднести ему отраву при сод?йствіи Угрюмовой. Въ одной изъ многочисленныхъ брошюръ, явившихся вскор? посл? начатія д?ла Угрюмовой, король прямо былъ обвипяемъ въ нам?реніи отравить Чарторижскаго, при чемъ упомипа-лось, что онъ еще и прежде пользовался подобными злод?йскими услугами Угрюмовой, и что ею было уже изведено посредствомъ отравы шестнадцать разныхъ лицъ, которыя и высчитывались въ брошюр? поимянно. Такимъ образомъ д?ло Угрюмовой приняло политическій характеръ и Екатерина могла предусматривать, что въ Р?чи Посполитой завязывается сильная борьба между партіею короля, согласовавшагося съ видами императрицы, и партіею князя Адама Чарторижскаго, отличившагося совершенно инымъ направленіемъ. Екатерина не могла не предвид?ть, что страшное обвиненіе, поднятое Чарторижскимъ, не только противъ людей, приближенныхъ къ Станиславу-Августу, но и противъ него самого, неминуемо взволнуетъ всю Польшу, политическая жизнь которой, хотя и слишкомъ бурная, была, однако, чужда до т?хъ поръ тайнаго изведенія личностей, опасныхъ правительству. Императрица не могла не подумать о томъ, что Чарторижскій явится теперь въ глазахъ магнатовъ и шляхты жертвою, обреченною на смерть, за образъ своихъ д?йствій, клонившихся къ тому, чтобы разстроить замыслы русской политики въ Польш? и поддержать независимость Р?чи Посполитой отъ вліянія на нее со стороны Россіи. Зная настроеніе умовъ въ Польш?, Екатерина могла предполагать, что Станиславъ-Августъ, всл?дствіе процесса Угрюмовой, можетъ пошатнуться на своемъ и такъ уже не слишкомъ прочномъ престол? и что тогда если и не исчезнутъ, то всетаки замедлятъ созр?ть результаты долгол?тней русской политики въ Польш?. Д?йствительно, когда разнеслась в?сть о посягательств? короля на жизнь князя Чарторижскаго, вся Польша пришла въ бурное движеніе, и движеніе это, конечно, не было направлено въ пользу Россіи.

Если вообще подобнаго рода поступокъ долженъ былъ набросить т?нь на королевское достоинство, то онъ въ отношеніи къ Чарторижскому принималъ особое значеніе. Князь Адамъ Чарторижскій, и по рожденію, и по богатству, и по близкой кровной связи съ королемъ, занималъ въ Польш? едва-ли не самое видное м?сто. Родня его, еще съ самаго его д?тства, предназначала князя Адама въ короли польскіе, и въ прежнее время, по внушенію ея, молодой Чарторижскій ?здилъ довольно часто въ Петербургъ, чтобъ снискать тамъ себ? расположеніе императрицы Елисаветы Петровны, политика которой не представляла для Польши никакой серьезной опасности. Петръ III оказывалъ князю Чарторижскому особенную благосклонность и, не долюбливая, по изв?стнымъ ему обстоятельствамъ, Понятовскаго, желалъ вид?ть королемъ польскимъ Чарторижскаго, и даже об?щалъ ему свое сод?йствіе для достиженія польскаго престола въ случа? смерти короля Августа III. Понявъ къ чему клонится политика императрицы Екатерины въ отношеніи Польши, князь Чарторижскій прекратилъ впосл?дствіи всякую связь съ петербургскимъ дворомъ и, явившись представителемъ старой Польши и противникомъ русскаго вліянія на д?ла Р?чи Посполитой, пользовался поэтому среди польскихъ патріотовъ огромнымъ вліяніемъ. Все это не могло располагать Екатерину въ пользу Чарторижскаго, котораго процессъ Угрюмовой выдвигалъ теперь на слишкомъ видное м?сто, какъ жертву королевскаго коварства, и который для своей поддержки былъ въ состояніи выставить сильную и многочисленную партію, враждебно настроенную противъ Россіи.

Съ юридической точки зр?нія судебный процессъ Угрюмовой чрезвычайно зам?чателенъ[7] для того времени: онъ былъ веденъ гласно, при участіи обвинительной власти, защитниковъ Рыкса, Комажевскаго и Угрюмовой, какъ обвиняемыхъ, и адвоката со стороны князя Чарторижскаго, какъ главнаго обвинителя. Р?чи участвовавшихъ въ судебномъ зас?даніи лицъ отличаются превосходною обработкою слога и утонченностію доводовъ и со стороны обвинителей, и со стороны защитниковъ, но мы не будемъ останавливаться на подробностяхъ этого процесса. Скажемъ только, что защитники Рыкса и Комажевскаго доказывали, что никакого злаго умысла на жизнь Чарторижскаго не было; они ссылались и на то, что Станиславъ Потоцкій и Тейлоръ придали подслушаннымъ ими словамъ Рыкса и Угрюмовой такой смыслъ, какого они вовсе не им?ли, и, наконецъ, защитники обвиняемыхъ вовсе отвергли, на основаніяхъ тогдашняго польскаго законодательства, показанія Игнатія и Станислава Потоцкихъ, какъ такихъ лицъ, которыя, по многимъ причинамъ, не могли быть признаны имов?рными свид?телями, и обвиняли князя Чарторижскаго въ клевет? не только на Рыкса и Комажевскаго, но и на самаго короля. Защитникъ Угрюмовой доказывалъ, что со стороны ея никакой интриги не было и что она показывала сущую правду; Угрюмова же не только подтверждала т? обстоятельства, о которыхъ мы уже говорили, но заявляла еще, что Рыксъ уже и прежде звалъ ее въ Гродно за т?мъ, чтобы оказать королю чрезвычайно важную услугу и об?шалъ ей 1,000 дукатовъ единовременно, 500 дукатовъ ежегодной пожизненной пенсіи, а также и пом?стье, если только она съум?етъ войти въ сношенія съ однимъ лицомъ, переписывавшимся съ княземъ Чарторижскимъ. Но такъ какъ, по словамъ Угрюмовой, ей не удалось исполнить это, то Рыксъ оставилъ ее въ Гродно и посл? того явился къ ней въ Варшав? съ т?мъ ужаснымъ предложеніемъ, о которомъ она не замедлила сообщить князю Чарторижскому.

Что касается маіора Угрюмова, то онъ явился на судъ только въ качеств? свид?теля. Маіоръ показалъ, что посл? возвращенія его жены изъ Гродно, Рыксъ и Комажевскій были у нея два раза, и что когда они пришли къ ней въ посл?дній разъ, то онъ, Угрюмовъ, встр?тился съ ними и отрекомендовался имъ какъ мужъ хозяйки дома. «Посл? того — продолжалъ Угрюмовъ — жена моя поговорила н?сколько минутъ съ этими господами и показала имъ какое-то письмо, копію съ котораго снялъ Комажевсуій. Зат?мъ они разговаривали между собою, но я — продолжалъ Угрюмовъ — не вид?лъ, чтобы Комажевскій показывалъ ей что нибудь написанное или чтобы онъ далъ жен? моей какой нибудь пакетикъ. Во время ихъ разговора я вышелъ изъ комнаты, чтобы приказать слуг? принести письменныя принадлежности. Когда же разговоръ кончился, то Комажевскій сказалъ мн?, что нигд? н?тъ такихъ строгихъ законовъ, какъ въ Польш?; но, добавилъ онъ, жена ваша не знаетъ ихъ, а между т?мъ въ такихъ д?лахъ надобно д?йствовать крайне осторожно, потому что безъ ясныхъ доказательствъ никакія словесныя показанія не могутъ им?ть у насъ силы. Зат?мъ онъ упомянулъ о корол? Сигизмунд?, какъ о строгомъ государ?. Когда же они ушли, я спросилъ жену, о чемъ она говорила съ ними. На мой вопросъ она отв?чала: «вы не понимаете по-французски, а мн? скучно было бы растолковывать вамъ все это».

Посл? такого показанія, маіоръ Угрюмовъ былъ освобожденъ отъ дальн?йшихъ допросовъ, но такъ какъ данныя имъ на суд? показанія, о передач? его жен? Комажевскимъ яда, противор?чили ея собственнымъ показаніямъ, то обстоятельство это и послужило главнымъ основаніемъ къ обвиненію ея въ клевет? на Комажевскаго.

15-го марта 1785 года состоялся приговоръ трибунала, судившаго Угрюмову, Рыкса и Комажевскаго. Въ приговор? этомъ излагалось, что сообщеніе, сд?ланное Угрюмовою Чарторижскому 14-го января, противор?читъ ея показаніямъ, что оно не подтверждается ни сл?дствіемъ, ни допросомъ, и что, наконецъ, оно ложно въ самыхъ главныхъ основаніяхъ, что порошокъ, будто бы данный ей Комажевскимъ, не ядъ; да при томъ и самый порошокъ не былъ ей вовсе переданъ ни Комажевскимъ, ни Рыксомъ, и что разговоръ этого посл?дняго съ Угрюмовой, подслушанный Потоцкимъ и Тейлоромъ, не им?лъ совс?мъ того смысла, какой они сами ему придали. По этимъ соображеніямъ, трибуналъ освободилъ Рыкса и Комажевскаго отъ всякаго обвиненія въ покушеніи на отравленіе Чарторижскаго, но т?мъ не мен?е приговорилъ Рыкса къ полугодичному заключенію, собственно за сношенія его съ обвиненной. Сд?ланныя же Угрюмовою на счетъ Рыкса и Комажевскаго заявленія онъ призналъ ложью и клеветою, и запретилъ упоминать объ этомъ подъ страхомъ наказанія. Князь Адамъ Чарторижскій былъ приговоренъ къ 60-ти польскимъ маркамъ пени въ пользу Рыкса и Комажевскаго. Что же касается Маріи Угрюмовой, присвоившей себ? разныя имена и обвиненной въ мошенничеств?, краж?, а также и въ злостномъ вымысл? о составлявшемся будто противъ короля заговор? и о злоумышленіи на жизнь князя Чарторижскаго, то трибуналъ присудилъ ее къ выставк? у позорнаго столба въ Старомъ-город?, къ наложенію ей на л?вую лопатку, чрезъ палача, раскаленнымъ жел?зомъ клейма съ изображеніемъ вис?лицы и къ содержанію въ в?чномъ, безъисходномъ заточеніи.

Тейлоръ былъ приговоренъ къ заключенію въ тюрьм? на шесть м?сяцевъ за вооруженное нападеніе на старосту пясочинскаго Рыкса.

Приговоръ, постановленный надъ Угрюмовой, былъ приведенъ въ исполненіе 21-го апр?ля 1785 г. При этомъ, въ виду ея, были сожжены написанное ею для Чарторижскаго сознаніе и брошюры, изданныя въ защиту ея и въ обвиненіе Рыкса, Комажевскаго, а также и самого короля.

Спустя н?сколько дней по исполненіи приговора, Угрюмова была отвезена въ Данцигъ для пожизненнаго заключенія въ тамошней кр?пости. Неизв?стно получила-ли она впосл?дствіи помилованіе или же ей удалось какимъ нибудь способомъ уб?жать изъ данцигской кр?пости. Изв?стно только, что, по минованіи н?сколькихъ л?тъ посл? исполненія приговора, она появилась въ им?ніи князя Адама Чарторижскаго, Пелкиняхъ, и была еще жива въ 1830 году.

Казалось бы, что посл? судебнаго оправданія Рыкса и Комажевскаго, а вм?ст? съ т?мъ и посл? наказанія Угрюмовой, какъ клеветницы, и взысканія пени съ Чарторижскаго должно было окончиться все поднятое ею д?ло. Мы вид?ли, однако, что императрица Екатерина озабочивалась имъ и посл? этого. Хотя оправдательный приговоръ трибунала въ пользу Рыкса и Комажевскаго уничтожалъ обвиненіе, взведенное на короля, но т?мъ не мен?е въ общественномъ мн?ніи подозр?ніе, павшее однажды на Станислава-Августа, не искоренилось окончательно и противная ему партія распускала слухи, что Угрюмова была права въ томъ отношеніи, что король, при сод?йствіи ея, на самомъ д?л? хот?лъ избавиться отъ князя Адама посредствомъ отравы. Говорили, что многіе члены трибунала не были согласны на постановленіе обвинительнаго приговора противъ Угрюмовой и оправдательнаго въ пользу Рыкса и Комажевскаго, и что только вліяніе королевской партіи побудило ихъ къ этому. Не мало говору возбуждало и то еще обстоятельство; что посл? заарестованія Угрюмовой, вс? ея бумаги попали въ руки князя Іосифа Понятовскаго, роднаго брата короля. Это давало поводъ говорить, что въ захваченныхъ княземъ Понятовскомъ бумагахъ были такія, при помощи которыхъ легко было бы распутать весь узелъ и добраться до самаго короля, но что князь Понятовскій уничтожилъ ихъ. Вообще д?ло Угрюмовой оставило посл? себя чрезвычайно усиленное раздраженіе въ партіи, противной королю, а вм?ст? съ т?мъ и Россіи. Съ своей стороны императрица Екатерина понимала, что хотя пожаръ и погасъ, но что оставшіяся отъ него подъ пепломъ искры еще тл?ли, и что сеймовая буря легко могла раздуть ихъ снова и над?лать не мало б?ды Станиславу-Августу, покорствовавшему предъ русской государыней. Въ виду всего этого, Екатерина поручала графу Стакельбергу замять окончательно д?ло Угрюмовой, и старалась при посредств? в?нскаго двора утишить князя Чарторижскаго, который, оставаясь недоволенъ р?шеніемъ трибунала, нам?ревался поднять вопросъ о процесс? Угрюмовой на предстоявшемъ тогда сейм?, и мы уже вид?ли, что Чарторижскій могъ быть опаснымъ противникомъ короля, а вм?ст? съ т?мъ и екатерининской политики въ Польш?.

Независимо отъ этого, императрица, стараясь заглушить д?ло Угрюмовой, им?ла въ виду и другую еще ц?ль. Возбужденіе этого д?ла вновь затронуло бы ближайшимъ образомъ и графа Браницкаго, такъ какъ и онъ былъ въ числ? т?хъ лицъ, на которыхъ доносила Угрюмова, какъ на злоумышленниковъ противъ королевской особы. Между т?мъ Браницкій, женатый на родной племянниц? князя Потекина-Таврическаго, былъ однимъ изъ главныхъ сторонникомъ Россіи въ Польш?, и партія его на столько поддерживала интересы Россіи въ Польш?, что называлась гетманской или потемкинской партіею. Вообще Ксаверій Браницкій пользовался особымъ расположеніемъ Екатерины, по старанію которой онъ, въ 1774 году, получилъ во влад?ніе богатое и обширное пом?стье — Б?лую Церковь. Между т?мъ возобновленіе процесса Угрюмовой и соприкосновеніе къ нему гетмана Браницкаго легко могло вызвать ожесточенную борьбу между гетманомъ и королемъ, или, говоря иначе, разд?лить русскую партію на два враждебные лагеря; а между т?мъ Екатерин? не хот?лось рязъединять такимъ образомъ своихъ силъ въ Польш?. Могло случиться и то, что при общемъ нерасположеніи къ Браницкому поляковъ и господствовавшей къ нему, въ особенности за подавленіе барской конфедераціи, общей ненависти въ анти-русской партіи, онъ по д?лу Угрюмовой легко могъ быть обвиненъ, а потому и долженъ былъ бы лишиться своего высокаго оффиціальнаго положенія въ Польш?. По всей в?роятности, онъ даже самъ предвид?лъ возможность такого неблагопріятнаго для него исхода, и подъ вліяніемъ этого просилъ сод?йствія императрицы для того, чтобы имя его было исключено изъ процесса Угрюмовой. Екатерина, какъ и сл?довало ожидать, постаралась оградить своего приверженца отъ угрожавшихъ ему непріятностей, и пользуясь процессомъ Угрюмовой, зоботилась о томъ, чтобъ сблизить гетмана съ королемъ. Поручая графу Стакельбергу хлопотать, чтобы желаніе Браницкаго было исполнено, Екатерина «принимала за благо вс? ув?ренія, кои онъ о своей в?рности и усердіи къ его величеству и ко всему, что благо прямое республики польской составляетъ, и удостоивала его во всякомъ случа? своего благоволенія и покровительства». Въ другомъ письм? къ графу Стакельбергу, Екатерина выражала надежду, что и самъ графъ Браницкій не подниметъ д?ла Угрюмовой, и что онъ, «в?дая къ себ? особенное ея благоволеніе, не только не учинитъ подвига вопреки ея желанію, но еще, по усердію его къ ней, будетъ способствовать къ успокоенію духовъ тамошнихъ и къ утвержденію всего, что можетъ обратиться въ зам?шательство». Наконецъ, въ третьемъ письм? Екатерина, выразивъ графу Стакельбергу свое желаніе, дабы изв?стное ненавистное д?ло Угрюмовой не было поводомъ къ безпокойствамъ и смятеніямъ, упоминаетъ о томъ, что ей представленъ отъ великаго гетмана короннаго графа Браницкаго проектъ артикула конституціи «для отвращенія и мал?йшаго сомн?нія въ в?рности его королю и отечеству, составленный въ ум?ренныхъ и благопристойныхъ выраженіяхъ». «Мы поручаемъ вамъ — писала Екатерина Стакельбергу — чтобы д?ло сіе, какъ съ одной стороны сходственно съ желаніемъ короннаго гетмана, такъ и съ другой со всевозможнымъ предохраненіемъ тишины на сейм?, распоряжено было, о чемъ вы съ нимъ откровенно изъяснитесь и положите на м?р?».

Письмо это было писано 28-го августа 1786 года, и вскор? зат?мъ желаніе императрицы исполнилось, такъ какъ бывшій въ томъ же году сеймъ постановилъ о преданіи д?ла Угрюмовой в?чному забвенію.