Минди
Минди
В лесу Ричард делился со мной самыми сокровенными мыслями. Бревно, на котором мы сидели во время пикников, стало для него любимым местом для бесед.
— Я ведь был совсем плох. Да и сейчас еще не вполне…
— Ты сделал огромный шаг вперед, дорогой. Ты можешь собой гордиться.
— Я долго думал, что со мной все в порядке, а все так со мной носятся, потому что просто морочат мне голову. Теперь я понимаю, что это не так.
Он был очень грустен. Вокруг была такая красота, а ему все равно было тяжко.
Я взяла с собой его акварельные краски и пастель. Кругом все было зеленое, но таких разных оттенков, а солнечный свет, проникавший сквозь хвою, поблескивал на камнях.
Ричард отказывался рисовать, он даже фотографировать отказывался. Он мне признался:
— Я боюсь, что вернусь в годы учебы. Я ненавижу это время. И не желаю о нем вспоминать.
Я кивнула. Я отлично его понимала.
Порой на него наваливался шквал воспоминаний. Это его пугало. Он рассказывал, что в одно мгновение вспоминал целые годы своей жизни, причем в мельчайших подробностях.
Так что я не стала настаивать на том, чтобы он снова взялся за кисть.
Как-то днем, вернувшись с прогулки, мы увидели у дома незнакомую машину. Ричард разволновался. Отказывался выходить из леса, требовал, чтобы я пошла вперед и все узнала. Девочки вошли вместе со мной в дом. Там заманчиво пахло чем-то вкусным. Приехала повариха — она готовила нам еду на следующую неделю. Это ее машина стояла у дома. Ричард, узнав об этом, вздохнул с облегчением, но его явно раздражала сама мысль о непредвиденных случаях. Я наконец поняла, что врачи не случайно советовали выработать четкий распорядок дня. Все было отлично, пока мы жили по распорядку и Ричард знал, что за чем следует, но если бы мы сразу отправились домой, куда могли нагрянуть нежданные гости, ему было бы очень трудно.
На следующий день уединенной прогулки не получилось. Несколько раз мимо нас проезжали «лендроверы», и каждый раз Ричард надвигал кепку на глаза и поворачивался к ним спиной. На тропинках тоже было много прогуливающихся. День для Ричарда был испорчен, и он дулся до самого вечера. Полегчало только за ужином. На ужин была запеканка с сельдереем, который Ричард терпеть не мог. Я даже хотела было ему ее не предлагать, но, к моему удивлению, он съел свою порцию и даже попросил добавку.
Вечером он был тихий. По выражению его лица я поняла, что он борется с неизвестными мне демонами. Помочь я ему не могла. Могла только предложить поддержку. Мы долго разговаривали, и я впервые пожалела себя. Мне было не с кем поделиться своими печалями. А мне было безумно трудно.