Глава VIII

Глава VIII

Стахановское движение семимильными шагами шло по стране, охватив и промышленность и сельское хозяйство. Значение этого движения было неизмеримо велико, к об этом говорил тот факт, что в декабре 1935 года на Пленуме ЦК ВКП (б) было принято важное постановление:

«Стахановское движение есть результат всего нашего развития на путях к социализму, результат победы социализма в нашей стране. Стахановское движение означает организацию труда по-новому, рационализацию технологических процессов, правильное разделение труда в производстве, освобождение квалифицированных рабочих от второстепенной подготовительной работы, лучшую организацию рабочего места, обеспечение быстрого роста производительности труда, обеспечение значительного роста заработной платы рабочих и служащих.

Стахановское движение поднимает культурно-технический уровень рабочего класса, ломает старые технические нормы, перекрывает в ряде случаев производительность труда передовых капиталистических стран, обеспечивает быстрый рост производства предметов потребления и ш удешевление, обеспечивает превращение нашей страны» наиболее зажиточную страну и укрепляет таким образом позиции социализма во всемирном масштабе».

Стахановцы, и особенно сам Стаханов, всюду были желанными гостями, их тепло встречали, рассказывали им о своих трудностях, просили совета. Еще больше разноцветных конвертов появилось на письменном столе Алексея Григорьевича и еще меньше свободного времени оставалось у него для домашних дел. Дуся даже начала сердиться на мужа.

- Никогда с тобой толком не поговоришь - все занят. Для других всегда время найдешь, а для своих только и слышишь: «Давай поговорим попозже, видишь, человек пришел»». А я тебе кто, не человек?

- Человек, человек, да еще не простой, а самый дорогой. Без тебя, Дусенька, не было бы рекорда. Ведь не зря народ говорит: мужик - голова, а баба - шея, куда хочет, туда голову и крутит, - отшучивался Стаханов.

И отходчивая Евдокия Ивановна перестала хмуриться, уж она-то хорошо знала, как загружен ее муж.

Как-то Алексей Григорьевич среди груды писем увидел одно, от которого ему стало особенно тепло на душе. Пришло коллективное письмо, как они его назвали, «официальное приглашение» от земляков из Луговой.

Алексей давно мечтал побывать на родине, встретиться с односельчанами и, главное, повидаться с сестрой Ольгой. Путь из Донбасса в Елец недлинный, но Алексею Григорьевичу он показался бесконечным.

В Ельце ему устроили торжественную встречу, собрался митинг, и Стаханов опять рассказывал о рекордах, о том, как шахтеры стремятся удвоить добычу угля, о том, как изменились, расцвели рабочие поселки на старых шахтах и как отлично оплачивается ударный труд.

Из Ельца знаменитого забойщика с почетом проводили на комфортабельной дрезине до станции Измалково, где митинг возник стихийно.

С трудом Стаханов распрощался с гостеприимными измалковцами - очень не хотели они его отпускать, и отправился в родную деревню. Чем ближе был дом, тем больше волновался Алексей. Здесь ему было все знакомо: каждый пригорок, каждый поворот дороги. Вот там он десятилетним мальчишкой пас телят, здесь распахивал кулацкую землю, а вон и мельница, на которой батрачил несколько лет. Вспомнилась несбывшаяся мечта о коне, и Алексей Григорьевич улыбнулся. Подумалось, зачем ему конь, когда дома у него стоит прекрасный новый автомобиль.

Ехал Алексей долго. Совсем стемнело, когда из-за поворота показалось село. Лишь кое-где огонек горел в окошке, все замерло в спокойном сне. Село казалось таким же, как и было, когда Алексей ушел на шахту. Вот наконец родной дом. Стаханов подошел к окну и постучал так, как всегда стучал, возвращаясь домой после работы. Вспыхнул свет и из широко распахнувшейся двери выскочила Ольга в наспех накинутом на рубашку полушубке.

- Лешенька, родной! - Она повисла на шее у брата и целовала его, смеясь и плача.

У Алексея от волнения перехватило горло, он снова почувствовал себя босоногим пацаном.

- Ладно, Оля, перестань, - хрипловато сказал он, гладя сестру по волосам, - пойдем в дом, а то простудишься.

В сенях его встречал зять Иван Федорович, а вскоре проснулись дети. Алексей не успел толком поговорить с родными, как в дом стали заходить люди. Село словно разом проснулось. Радостная весть мгновенно облетела его. Собрались друзья, знакомые, и каждый хотел знать о жизни Алексея, шахтеров.

Только под утро гости разошлись, вспомнили, что Алексею надо отдохнуть. А ему не спалось. Он лежал с открытыми глазами, думал над вопросами, которые задавала ему односельчане. Если эти вопросы можно было объединить в один, самый главный, то прозвучал бы он так: «Как могло произойти, что недавний батрак стал знаменит на всю страну?» Ответ был коротким, но на удивление четким: «Коммунистическая партия, Советская власть и его труд». Тут же мелькнула мысль: «Почему он, Алексей, до сих пор беспартийный? Ведь он же давно считает себя коммунистом. А примут ли? Не рано ли? Надо учиться».

Алексей еще спал, когда за ним приехали из Ельца. Не успел отдохнуть, собраться с мыслями, поговорить с сестрой, и вот уже надо ехать выступать. «И здесь свободного времени нет, - подумал он, - а что если отказаться?»

- Люди собрались, ждут. Всем хочется со Стахановым встретиться, о рекорде и о шахтерской жизни узнать! - как бы прочитав его мысли, сказал приезжий. - Пошли побыстрее.

Они вышли на улицу, и резкий ветер со снегом, как хлыстом, больно стеганул по лицу. Пока добирались до станции, вьюга разыгралась вовсю. За окнами вагона как одержимые метались белые хлопья, ветер дул не переставая.

В Ельце на станции Алексея дожидалась машина, и через несколько минут он был на месте.

Несмотря на холод, собралось много народу.

- Привет вам, дорогие товарищи, от шахтеров Донбасса! - так начал Стаханов свое выступление.

Дружные аплодисменты были ему ответом. Алексей Григорьевич обстоятельно рассказал о работе, о жизни шахтерской, отвечал на многочисленные вопросы. Домой он опять приехал ночью.

Утром Алексей Григорьевич отправился в сельсовет, где уже собрались жители соседних колхозов. Стаханову рассказали, что колхозники живут в достатке: теперь у каждого своя корова, мелкий скот, хлеба хватает. Работы много, скучать некогда. И вообще теперь в Луговой есть где культурно провести время. Построен Дом колхозника. Кинопередвижка приезжает. И библиотека есть, свежие газеты, журналы всегда прочитать можно. Все это было приятно слушать, и что очень понравилось Стаханову - люди о своей жизни и работе говорили спокойно, с достоинством, уверенные в завтрашнем дне.

Никто не собирался уходить из Луговой на заработки в шахты. А ведь испокон веков так было. Старики еще помнили прежнюю «дореволюционную» шахту «Центральная - Ирмино» и поселок с лачугами и непролазной грязью, где «культурными» центрами были церковь и дом управляющего. Дикое пьянство, поножовщина - вот и все «развлечения».

- Сейчас Ирмино не узнаешь. У нас все есть: магазины, ясли, родильный дом, школа, - рассказывал Стаханов. - А где раньше была рудничная свалка, теперь замечательный парк. С духовым оркестром и танцплощадкой. Центр стал очень красивым: площадь с двумя фонтанами, а кругом цветы. Вообще наш поселок зеленый, всюду деревья, цветы. Дороги все замостили, электричество провели, так что приезжайте - не пожалеете.

Колхозники слушали и одобрительно переглядывались, а председатель колхоза Зибаров, который сам в давние времена уходил на заработки в шахты и рубал уголек обушком, задумчиво сказал:

- Прямо как в сказке, даже не верится.

- Приезжай - поверишь, - рассмеялся Алексей, - а сейчас мне бы хотелось на фермы и конюшни сходить. По лошадям соскучился...

На конном дворе Стаханов удивленно остановился. Кругом дикая грязь и беспорядок. Телеги, на которых не ездили с осени, брошены как попало под открытым небом. Их даже не удосужились вычистить, смазать и закатить под навес. Всюду громоздились смерзшиеся кучи навоза. Алексей хотел что-то сказать своим спутникам, но передумал и молча направился в конюшни. В конце длинного прохода, похожего на коридор, светился керосиновый фонарь, в отдельных стойлах справа и слева похрумкивали сеном лошади. Некоторые перестали жевать и повернули головы к вошедшим.

Стаханов подошел к одному коню, к другому, похлопал по крупу, погладил по шее. Ладони покрылись пылью и конской шерстью. Тогда он внимательно, по-хозяйски осмотрел лошадей и быстро вышел. На дворе Алексей закурил и зло бросил председателю:

- Тебя бы, Зибаров, к Ивану Лукичу на полгода, к тому кулаку, у которого я батрачил. Он бы за такую конюшню тебя самого в навозе выкатал. Как же вам не совестно, мужики! Вот ты, Данилыч, конным двором заведуешь, неужто у тебя и в хате кругом навоз?

- Что ты, Григорьич! - усмехнулся старый конюх, сопровождавший гостя и свое начальство. - У нашего Данилыча баба чистюля. В сапогах в хату с улицы не то что Данилыча, но и самого председателя не пускает.

- А как же здесь вы такую грязь развели? Ты же лошадей понимаешь. От сырости и стригун, и мокретница, да и другие болезни заведутся.

- Пока наших лошадок бог миловал, Григорьич, а чистить их всех да обиходить - один я не управляюсь. Кормить кормлю, сена и овса у нас этот год вволю. Видел, какие они сытые?

Зибаров, покраснев, стоял молча, словно весь день пробыл на сорокаградусном морозе. Потом отвел заведующего конным двором в сторону, что-то шепнул ему и вернулся к Стаханову:

- Правильно, что меня носом в навоз ткнул. Виноват я, недоглядел. Давай завтра остальную скотину посмотрим.

Алексей согласно кивнул...

На следующий день чуть свет Алексей Григорьевич снова, уже один, отправился на фермы и не узнал их: навоз был вывезен, лошади и коровы вычищены...

Не только у себя в Луговой Стаханов был желанным гостем. О его приезде узнали в области и попросили выступить в Орле и Курске, рассказать о рекорде. Алексей Григорьевич с удовольствием встретился с земляками, рассказал им, как шахтеры выполняют заветы Ильича.

На шахту Алексей вернулся с четко сложившимся убеждением, что жить и трудиться он может только как коммунист, и 8 апреля написал следующее заявление:

«Прошу шахтный партийный комитет и всю нашу партийную организацию принять меня в партию.

Все рабочие нашей шахты знают, что, как только я сделал свой первый рекорд, я вступил в сочувствующие и свой рекорд отдал партии, которая меня воспитала.

С тех пор прошло уже полгода. Я немного вырос и хочу всю мою дальнейшую работу проводить под руководством Коммунистической партии. Вместе с партией я буду бороться за стахановские методы работы, буду громить саботажников, а когда понадобится, возьму винтовку в руки в по-ворошиловски буду бить всех врагов революции.

Обещаю быть дисциплинированным коммунистом.

Алексей Стаханов»,

Вскоре Стаханову дали ответственное задание: его назначили инструктором треста Кадиевуголь по внедрению стахановского метода спаренной работы забойщиков и крепильщиков в удлиненных уступах на шахте «Центральная - йрмино». Направили его на самый отстающий участок «Никанор - Запад».

В своем дневнике Стаханов так описывает первые шаги на новой, инструкторской работе:

«15 апреля. Проснулся раньше обычного, быстро позавтракал и отправился на шахту. Прогудело на шесть. Когда я вошел в нарядную, меня обступили товарищи.

- Ты уже инструктор, Алексей? Приходи в мой уступ, - пригласил меня забойщик Поляков.

- Я недавно перешел на отбойный молоток, а норму не вырубаю, - предупредил Брилев.

- Если меня подучишь, скоро перейму твой метод, - обещал Куринный.

Забойщики участка «Никанор - Запад» ждали, чтобы я полез с ними в лаву. Оделся, взял лампу и пошел к стволу.

В лаве десятника нет, и забойщики не получили наряд, не знают, где кому рубать. Начали искать десятника, но найти не смогли. Драгоценное время уходит зря. Пришлось мне самому рассадить людей по уступам.

Началась работа. Брилеву я помог делать перекрышку, а Полякову - поправить верхний куток.

Я перелезал из уступа в уступ. Присматривался, как рубит каждый из пяти забойщиков. Бросилось в глаза, что почти все неправильно приступили к работе. Вместо того чтобы сначала делать подбой, они нарезали кутки и целиком гнали уступ вниз. На это затрачивалось много лишнего труда.

Долго задержался возле забойщика Парахина. Он пыхтел и со всей тяжестью нажимал на молоток, загоняя зубок под самую пружину. Парахин, наверное, думал, что он так больше угля вырубит. Увидел меня и сказал:

- Не получается что-то.

- А ну-ка, вдвоем попробуем, - предложил я».

Стаханов взял молоток и поправил исковерканный уступ. Потом показал товарищу, как надо держать молоток. Оказалось, что это совсем просто. Если резать пласт снизу вверх, то вся тяжесть молотка, а он весил восемь килограммов, и его вибрация сотрясали забойщика, выматывали силы. Везде, где позволял забой, надо было рубать с верхнего края, то есть держать молоток вниз, и тогда забойщик только направляет удары молотка и старается, чтобы ни один из них не шел вхолостую.

Парахин запоминал каждое движение Стаханова. Уже к концу смены он, правильно держа молоток, выполнил две нормы.

Алексей Григорьевич объяснил рабочим, как подготавливать инструмент, как надо наносить удары по угольному пласту и в какой его части.

Его указания и советы очень помогли забойщикам и крепильщикам: стало работать намного легче, уголь пошел лучше.

Участок в целом выдал в этот день 156 тонн угля. Когда кончилась смена, забойщики поднялись на-гора, а Стаханов остался в шахте - решил проверить состояние воздушного хозяйства. На каждом соединении он обнаружил большую утечку воздуха. Пригляделся к работе откатки - тоже неполадки: пути были безобразно запущены. Хотя коногоны и старались вывезти весь вырубленный уголь, это им не удавалось.

Стаханов собрал забойщиков участка «Никанор - Запад» на инструктаж. Подробно разобрал с ними работу каждого, еще раз показал, как нужно обращаться с отбойным молотком. Вопросов было много, и Алексей Григорьевич обстоятельно на них отвечал. Решили такие совещания проводить на каждом участке в отдельности: ведь каждый угольный пласт имеет свои особенности.

В обязанности инструктора в первую очередь входила организация работы забойщиков. Но Алексей Григорьевич считал, что он не имеет права проходить мимо любых недостатков. И едва появившись на участке «Никанор - Запад», он стал по-хозяйски присматриваться к организации работы. В первую очередь обратил внимание на откатку. Оказалось, что много вагонеток в неисправности, не хватает порожняка. Выяснилось, что коногоны, костерщики и лесогоны зарплату получают независимо от результатов своей работы. Десятники делят заработок поровну между членами бригады, тем самым поощряя лодырей.

Стаханов пришел к начальнику участка и рассказал о своих наблюдениях. Они вместе наметили план ремонта воздушных магистралей и откаточных путей, очистки штреков от хлама, грязи и мусора. Коногонов и ремонтников решено было перевести на сдельную оплату труда.

Он потребовал от главного механика участка закрепить за каждым забойщиком отбойный молоток. Тот в ответ пожал плечами: нет молотков, поэтому и приходится передавать механизмы из рук в руки. Тогда Алексей Григорьевич сам направился в механическую мастерскую и обнаружил груду неисправных отбойных молотков. В конце концов ему удалось добиться того, чтобы молотки отремонтировали и закрепили за шахтерами.

Разрешив организационные вопросы, Алексей Григорьевич снова отправился в забой. Первым делом посмотрел, как идет дело у забойщика Парахина, увидел, что у него работа пошла значительно лучше.

Плохо было в нижнем уступе. Один из забойщиков сильно исковеркал уступ и, как выражаются шахтеры, «заморозил» клеваж пласта. Стаханов взял отбойный молоток, привел уступ в порядок.

После смены разобрал с каждым забойщиком его работу, указал на ошибки и посоветовал, с чего начинать следующую смену.

Стаханова интересовала не только работа под землей. Возвращаясь домой, он заглянул в женсовет, где домохозяйки решали вопрос организации индивидуальных огородов. Алексей Григорьевич пообещал им договориться на хозяйственном дворе, чтобы им дали лошадей для обработки земли.

После обеда он зашел на курсы техминимума - надо было организовать изучение отбойного молотка с забойщиками участка «Никанор - Запад».

Рабочий день 15 апреля закончился для Стаханова радостным событием. Вечером состоялось партийное собрание, на котором было вынесено решение: «Ходатайствовать перед горпарткомом КП(б)У и ЦК ВКП(б) о принятии Алексея Стаханова в ряды Коммунистической партии».

Еще с большей энергией принялся Алексей Григорьевич за свою новую работу. Он вспоминал:

«Во второй смене спустился в шахту. Опять проверял воздушные магистрали. Они в безобразном состоянии. Трубы плохо соединены и пропускают воздух. Утечка воздуха до того большая, что хватило бы, пожалуй, для десятка отбойных молотков.

Туго перестраивает свою работу механический цех...

Нашел еще ошибки. Бригады подбираются непродуманно, и состав их меняется чуть ли не каждый день. Если забойщик квалифицированный, то крепильщики, как правило, малоопытные. Или же наоборот. Командиры нашей шахты никак не хотят понять такую простую истину, что можно сидеть в длинном уступе, работать спаренно, но если при этом забойщики или крепильщики незнакомы с правильными приемами отбойки и крепления, то результат спаренной работы будет сведен на нет.

Постоянный состав бригад на спаренной работе должен играть главную роль. Люди привыкают друг к другу и срабатываются. Пока недостатки не будут окончательно устранены, новые методы не дадут должного эффекта».

По совету Стаханова в подрывных бригадах ввели удлиненные буры, что ускорило прохождение штреков. Наконец после долгих разговоров пути отремонтировали. Теперь большинство коногонов стали работать на двух лошадях.

Стаханов обратился к совету жен инженерно-технических работников с просьбой привести нарядную в подобающий вид.

- Стен под пылью не видно, а пол такой грязный, что к нему ноги липнут. Смотреть страшно. Разве так можно? - убедительно говорил Алексей Григорьевич. - Помогите, женщины, на вас все надежды.

Женсовет решил взять шефство не только над нарядной, но и над другими помещениями участка.

18 апреля участок «Никанор - Запад» впервые за весь месяц дал 235 тонн - 100 процентов суточной программы.

Стаханов продолжал учить забойщиков. Он тщательно осматривал все уступы, проверял отбойные молотки. Алексей постоянно носил с собой масло для смазки. Теперь забойщики без масла в шахту не спускались, они убедились на практике, что несмазанным молотком рубать куда труднее.

Наблюдая за работой десятника Лучина, Стаханов отметил, что тот не умеет руководить людьми: бегает суетится, кричит, и все без толку.

Алексей Григорьевич знал, что десятник двадцать лет работает на шахте и делать ему замечания надо очень тактично, а то он обидится. Задав Лучину несколько вопросов, Стаханов понял, что тот не знает самых простых правил забойщицкого дела. Тогда Алексей Григорьевич сам начал работать и попросил десятника понаблюдать за ним.

Через некоторое время Лучин сказал доверительно:

- Знаешь, Алексей, я думал, что мое дело как десятника писать рапорта, замерять работу и покрикивать на отстающих, чтобы быстрее поворачивались. Я всегда старался набрать побольше забойщиков, считал, что этим дам больше добычи. Теперь понимаю, что если людей правильно расставить и если их обучить, то угля можно больше взять и с меньшим количеством забойщиков.

В лаве постепенно установился порядок.

- Дадим еще больше угля, - решили никаноровцы. Алексей Стаханов был уверен, что теперь они действительно перевыполнят план.

20 апреля окончилась первая пятидневка работы Стаханова инструктором.

Вспоминая об этом периоде работы, он писал: «25 апреля. Удвоенной добычи не даем, и опять пошли разговоры, что подъемник шахты не сможет выдать на поверхность удвоенную добычу. Черт возьми, ведь 24 декабря мы же дали удвоенную добычу, и ствол поднял. Но некоторые начали говорить, что 24 декабря, когда были стахановские сутки, клеть возила только уголь, а породу с подготовительных работ в этот день оставили на шахте. Если, мол, вывозить и уголь и породу, - а без этого не обойтись, - то подъем не справится. Потом говорят, что ствол требует некоторого ремонта. Клеть раньше шла со скоростью 12 метров в секунду. Это нормальная скорость для подъема машины. Теперь машинистам запретили работать со скоростью больше чем 9 1/2 метра в секунду,

Настоял, чтобы провели хронометраж. Вот что он показал. Продолжительность движения клетки с грузом за один подъем составляет 55 секунд. Нагрузка и разгрузка клети, маневры и подача сигналов занимают 25 секунд. Таким образом, один цикл продолжается 80 секунд. Следовательно, за час можно произвести 45 подъемов. Стало быть, часовая производительность подъема составляет 130 тонн. Теперь надо исключить время, затрачиваемое на осмотр ствола, клетей и каната (примерно три часа в сутки), на выдачу около 500 вагонов породы (более двух часов), на спуск и подъем людей и спуск леса, да к тому же учесть неравномерную подачу угля к стволу. На чистую выдачу угля останется примерно 15 часов. За это время, исходя из часовой мощности подъемной машины, наш ствол сможет пропустить больше двух тысяч тонн угля в сутки. Да это же на 10 процентов больше удвоенной добычи! Кроме того, имеются резервы. Во-первых, можно уголь выдавать через вспомогательный подъем, во-вторых, если ствол отремонтировать, то скорость подъема машины можно увеличивать с 9 до 12 метров в секунду. Вижу, что дело не в подъеме, а в наших командирах, которые не хотят хорошо организовать свою работу и скрывают это.

Правительство назначило меня членом совета при народном комиссаре тяжелой промышленности. Сообщу товарищу Орджоникидзе о том, что наши руководители плохо организуют дело.

27 апреля. Люди хотят хорошо работать. С каждым днем все шире развертывается соревнование.

А неполадки всех заедают!!!»

Неполадки были разные. Некоторые очень серьезные, например, на шахте подводила откатка: не успевали вывозить вырубленный уголь. Причина неполадок называлась одна - электровозы за смену не могут вывезти больше полутора сотен вагонов груза. Стаханов решил сам проверить, так ли это. С машинистом электровоза Панченко они спустились в шахту, детально проверили и смазали электровоз, подцепили восемнадцать вагонеток, и работа началась.

Не доезжая десяти метров до того места, где штрек делает крутой поворот (а таких поворотов до разминовки четыре), машинист притормаживает машину, вплотную сводит вагонетки и медленно выводит поезд на ровное место. Потом машина опять идет с нарастающей скоростью.

Когда вели четвертую партию, Алексей Григорьевич услышал, что колеса машины ударяются о стыки поднявшихся рельсов, и электровоз пошел медленнее. Остановили машину, осмотрели путь и обнаружили, что на рельсах ослабли болты, скрепляющие планки, и выскочило несколько костылей. Не дожидаясь обходчика, решили сами устранить неисправность.

Костыли, ключ и молоток были в машине. За несколько минут путь был приведен в порядок.

В результате Стаханов и Панченко установили, что при правильной работе на один кольцевой оборот уходит всего 22 минуты. Значит, электровоз, работая без перегруза, может вывезти за смену 300-320 вагонов угля, а не полтораста, как утверждали раньше.

Восемь месяцев прошло с того знаменательного дня, когда Алексей Стаханов вырубил четырнадцать норм угля за смену, а изменился он удивительно. Он с честью выдержал нелегкое испытание славой и стал еще требовательнее относиться к своим поступкам, внимательнее к людям. И особенно остро почувствовал, что ему не хватает образования. Вскоре после Всесоюзного совещания стахановцев по всему Донбассу, в том числе и в Кадиевке, были созданы вечерние школы для взрослых. Только в Кадиевке в вечерних школах стало учиться около двухсот стахановцев. Алексей Григорьевич учился с присущим ему упорством. С каждым днем в квартире Стаханова росло число книг. Он понимал, что, являясь членом совета при Наркомате тяжелой промышленности по стахановскому движению, будучи инструктором на своей шахте, не может оставаться малограмотным и от него требуются не только технические знания, но и общая культура.

«Хорошо бы поступить в Промакадемию - размышлял Стаханов, - но раз не посылают, значит, я еще до нее не дорос. Значит, надо самому заниматься», - решил он и с новой энергией взялся за учебу.

27 января 1936 года Стаханову вручили высшую награду Родины - орден Ленина. С высокой правительственной наградой его поздравил Серго Орджоникидзе.

- Как работает сейчас шахта? - спросил он забойщика.

- Неплохо. Боремся за удвоенную добычу, как обещали на Всесоюзном совещании стахановцев.

- Надо еще лучше работать. Донбасс должен в этом году выйти в передовые. Ордена, которые получили шахтеры, вас к этому обязывают.

- Будем стараться, - пообещал Стаханов, и его поддержали Дюканов, Концедалов и другие шахтеры, присутствующие при этой беседе.

Орденоносцы фотографировались вместе с Орджоникидзе.

В этот раз шахтеры приехали в Москву с женами, и Орджоникидзе пригласил их к себе домой в гости. Стаханов чувствовал себя в столице уже старожилом. Он показал Дусе Красную площадь, центр, а на обратном пути в гостиницу заглянули в магазин. Евдокия Ивановна сразу нашла отдел, где продавали платки и шали, и стала прикидывать их к себе. Молодой, красивой, черноглазой женщине один платок шел больше другого, и она растерялась.

- Какой мне взять, Леша? - жалобно спросила она мужа. - Глаза разбегаются.

- Все хорошие, бери, какой на тебя смотрит.

- Может, этот, голубенький? Или лучше тот, с цветами? Девушки, а вы как думаете? - обратилась Дуся к продавщицам.

Алексей Григорьевич понял, что пора ему вмешаться. - Бери черный с цветами и кистями, - твердо сказал он.

Евдокия Ивановна послушно накинула платок на плечи, и он особо подчеркнул ее цыганскую красоту.

Первого мая Алексей Стаханов на Красной площади во время парада встретился с иностранными рабочими, приглашенными Советским правительством на международный праздник.

Французский горняк из угольного бассейна Брие Эмиль Плесси и два его приятеля Дюссар и Льере рассказали Стаханову, что буржуазные газеты пишут, будто он добился высокой производительности за счет физической силы.

Алексей рассмеялся.

- Врут они, ваши газеты!

Неугомонный Плесси продолжал разговор со Стахановым:

- А сколько вы лично добываете угля за рабочий день? - поинтересовался он.

- Мой последний рекорд - 280 тонн, но уже есть шахтеры, которые дают более 600 тонн угля за смену.

- Но ведь каждая лишняя тонна выработки увеличивает число безработных, - воскликнул Плесси. - Вот я одно время давал 80 тонн в смену при норме 18. Заработал на несколько франков больше, но чуть не потерял друзей. Мои товарищи были возмущены: «Ты что, Эмиль, хочешь за наш счет обогатить хозяина?» - сказали мне, и я перестал стараться.

- Это у вас так, - сказал Стаханов, - а у нас высокая производительность улучшает положение рабочего и укрепляет мощь страны. Приезжайте к нам в Донбасс, посмотрите, как мы живем и работаем.

Французы приняли приглашение.

Через несколько дней после встречи на Красной площади французы приехали в Горловку на шахту № 1 «Кочегарка», на которой раньше работал Никита Изотов.

Трое гостей с пневматическими молотками спустились в шахту и приступили к подрубке угля в забое, а четвертый - тоже горняк - контролировал погрузку угля, выработанного его товарищами, на вагонетки. Раньше они не работали на крутопадающих пластах, но все же, применяя стахановский метод, один из них сделал за пять часов две нормы, второй - две с половиной нормы и третий - четыре нормы. По окончании смены они заявили:

- Работали мы нормально, без особого напряжения. На основании нашего опыта мы пришли к заключению, что стахановские методы работы не заставляют горняка надрываться. Норма далеко не рассчитана на максимальное использование сил рабочего, наоборот, эти нормы очень незначительны. Судя по полученным и проверенным нами расчетным листкам, мы должны были получить в зависимости от выполненной нами работы - 38 рублей, 44 рубля и 92 рубля. Познакомившись с ценами на питание, квартиру, платье, мы убедились, что советский шахтер при нормальной работе зарабатывает вполне достаточно для зажиточной жизни. Стахановцы в Советском Союзе пользуются всеобщим уважением и получают, помимо заработной платы, различные премии. Звание стахановца может заслужить всякий рабочий.

Опыт нашей работы в шахте Советского Союза не может быть применен во Франции, так как невозможно провести какую бы то ни было параллель между СССР, где не хватает рабочих рук и где непрерывно растет в них потребность, и нашей страной, охваченной кризисом. Мы убедились, что в СССР благодаря существующему там экономическому строительству и в будущем невозможны какие бы то ни было депрессии. Стахановское движение возможно только при социалистической системе. Взывая к сознанию рабочего и его инициативе, без всякого внешнего давления стахановское движение ни в коей степени не имеет ничего общего с рационализацией в том виде, в каком она применяется на шахтах Франции.

Вернувшись домой, французы напечатали в газете «Горняк» угольного бассейна Брие свои впечатления о поездке в горловскую шахту:

«В 11 часов утром мы стояли у подъемного ствола шахты № 1. Первый сюрприз: на откатке вместо двух человек, которые выполняют эту работу на шахтах Брие, здесь работают шесть человек. Хороший аргумент против людей, которые пытаются убедить нас во Франции, что в СССР применение стахановских методов требует большого напряжения.

Спускаемся в шахту. По головному штреку подходим к участку № 10. Угол падения пласта 70 градусов. Съезжаем на спине в забой. Ощущение - точно попал в дымовую трубу. Здесь мы будем завтра работать.

Издали доносится глухой стук отбойного молотка. В забое четыре человека. Они явно недовольны нашим появлением.

Нас представляют советским товарищам. Настроение их сразу меняется. Они поднимают лампочки - вижу черные, потные, улыбающиеся лица.

- Мы вам помешали? - спрашиваю я.

- Ничего, - отвечает мне один из них, - вам можно, вы гости, мы думали, свои лезут.

- Разве вынужденный простой вам не оплачивают?

- Оплачивают, - отвечает забойщик по фамилии Ермачек, которого нам рекомендуют как одного из лучших стахановцев шахты.

- Чего же вы беспокоитесь?

Ермачек. Как чего? Простоишь - угля меньше будет, а нам уголь нужен.

Это «нам» звучит у Ермачека, как если бы произнес у нас владелец шахты.

Спрашиваю нарочно:

- Разве тебе угля не хватает?

Ермачек (нетерпеливо машет рукой). Я про страну, а вы про меня.

Плесси поинтересовался:

- Как у вас оплачивается работа, если вы перевыполните норму?

Ермачек. Сделаешь две нормы, а денег получишь примерно в три раза больше.

Плесси. А у нас сделаешь две нормы, и одного из твоих товарищей выбросят на улицу.

Ермачек. У вас - одно, у нас - другое!

Прекрасно сказано. Но трудно рабочему капиталистической страны на ходу менять въевшиеся в его сознание понятия о работе и рабочем.

Мы узнали из разговора, что Ермачек - бывший активный участник гражданской войны.

- Стоило делать революцию? - спросили мы его. Ермачек, А вот, посудите сами. До революции я жил в полуразвалившейся хибарке в поселке «Шанхай». Работал так, что глаза на лоб лезли. Жил впроголодь и за человека не считался. Сейчас я. живу в новом доме на улице Изотова. У меня две прекрасные комнаты, а в семье у нас всего двое. Сплю на никелированной кровати, в столовой красивая мебель, занавески, картины. Имеются у меня патефон, пластинки. За апрель месяц, я заработал 1765 рублей. От всех мне честь и уважение. А если подумать, то что я особенного делаю? Только и того, что работаю честно, добросовестно, причем за работу, как видите, очень хорошо получаю. Теперь скажите: стоило ли нам бороться за Советскую власть?

Мы согласились, что стоило».

* * *

Вернувшись в Кадиевку, Алексей Григорьевич, кроме инструкторской работы и борьбы с неполадками на отстающих участках, очень много времени отдавал учебе. Как говорится, ему растравил душу Никита Изотов своими бесконечными рассказами о Промышленной академии. Алексею всегда хотелось учиться, а сейчас особенно. Он много читал. Поразил его Максим Горький. Он встречался с ним в Москве, разговаривал, а читая его произведения, каждый раз изумлялся, как сумел этот замечательный писатель до тонкостей передать жизнь простых людей. Полюбились Алексею Григорьевичу герои Джека Лондона, умные, смелые, настоящие люди. Не то что те американки, с которыми довелось познакомиться в прошлом году зимой. Он хорошо помнил, как в выходной день к нему домой без приглашения явились две женщины. Одна оказалась сотрудницей американской газеты, а вторая ее секретаршей, хорошо знавшей русский язык. Она объяснила, что за океаном интересуются стахановским движением и вот они приехали познакомиться с ним самим и посмотреть, как живут такие интересные люди в России.

Журналистка задавала много вопросов, главным образом пыталась выяснить, нет ли обмана в том, что стахановцы добывают много угля. Потом настойчиво спрашивала о здоровье, не подорвал ли его Стаханов после рекорда. Выясняла его отношение к искусству, к музыке, к театру. Интересовалась, сколько зарабатывает Алексей Григорьевич и на что тратит заработанные деньги. Все ответы они тщательно записывали. Когда беседа закончилась, Стаханов пригласил гостей обедать. После обеда гости осмотрели квартиру и попросили покатать их на санях. Алексей позвонил на шахту и оттуда прислали Две нары лошадей. Женщины поехали кататься, их сопровождала Евдокия Ивановна. Корреспондентки были всем очень довольны и благодарили за оказанный теплый прием. Когда они уехали, Дуся твердо сказала мужу:

- Ты, Алексей, таких гостей больше не принимай.

- А в чем дело?

- Да вот пристали они ко мне с пакостными вопросами: много ли шахтеров недовольны Советской властью, изнурительно ли работает муж, не подорвал ли здоровье?

- А ты им что на это сказала?

- Я?! - Дуся сердито нахмурила брови. - Я им ответила, что Советская власть нам новую жизнь дала и мы ее еще лучше сделаем. Власть ведь наша, народная, о людях заботится. А про тебя я ей так сказала: муж мой всегда здоровым был, а сейчас еще здоровее стал.

- Умница ты у меня, Дусенька, молодец! Не растерялась, все как надо им объяснила, - похвалил жену Алексей.

Американки не успокоились и снова приехали, но теперь уже на шахту. Корреспондентке захотелось спуститься на участок Стаханова и посмотреть, как он работает. Алексей Григорьевич согласился. И вот американская журналистка расположилась в уступе, а Стаханов начал работать. Уже через пятнадцать минут норма забойщика (за смену) была им выполнена. Алексей хотел спросить у корреспондентки, все ли ей понятно, но женщина успела уйти. Наверное, с непривычки ей было трудно выдержать гул отбойного молотка и грохот падающего большими кусками угля.

Уезжая из Кадиевки, журналистка обещала прислать очерк о Стаханове, да так и не прислала, наверное, постеснялась, ведь правду-то она вряд ли написала.

Часто вспоминал Стаханов, какой шум подняли газеты за границей после его рекорда. Буржуазная пресса не стеснялась выплескивать на страницы своих газет любую клевету. Одни писали, что Стаханов чекист - агент НКВД. Другие, что он, подобно древним богатырям, неимоверный силач. Третьи сообщали, что он после рекорда едва ходит. Особенно много было ссылок в газетах на то, что стахановский метод губительно действует на рабочих, изнуряет, изматывает силы.

Однако были и вполне добросовестные публикации. В чехословацком журнале «Найе вельтбюне» в декабре 1935 года была напечатана статья:

«Если в Соединенных Штатах, - писал Ганс Конрад в этом журнале, - в первую очередь исследовали движения, которые отдельные рабочие способны производить при максимальной ловкости, то основной целью при советской рационализации является организация работы таким образом, чтобы имеющиеся машины не делали остановок. Результат тот, что Стаханов добывает больше угля, чем американский горняк, что фабрика «Скороход» перегоняет нормы «Бати» (Была такая фирма в Чехословакии. - Н. М.) и что завод имени Молотова побивает достижения Форда. Вместе с тем производство стали за один месяц возрастает на 17 процентов и добыча угля на 10 процентов. Это звучит радостно и для людей, которые не являются социалистами, но желают сохранения мира. Самое важное в советской рационализации, однако, то, что она приводит к расширению потребления. Стаханов может добывать уголь и Виноградова ткать мануфактуру в неограниченном количестве. Громадные потребности Советского Союза могут все поглотить. Наши ткачихи в таком случае были бы скоро выброшены с работы. Советская же ткачиха Виноградова, напротив, увеличивает количество производимых ею товаров потребления... В конечном результате это приводит к снижению цен, а вместе с тем к повышению реальной заработной платы».

3 мая Стаханов с товарищами были приглашены Орджоникидзе в наркомат.

- Скажи, Алексей Григорьевич, почему Донбасс отстает? Ведь обещали давать две нормы, - первым делом спросил нарком.

Стаханов ответил не сразу, собрался с мыслями:

- Действительно, на Всесоюзном совещании стахановцев мы обещали добиться удвоения добычи угля на нашей шахте. Для того чтобы выполнить обещание, мы должны увеличить ежесуточную добычу еще на 150 тонн. Уже сейчас мы даем на 80 процентов больше, чем шесть месяцев назад. Ио мы на этом не успокоились. Это, конечно, хорошо, но у нас есть еще недостатки. Например, долгое время отстающим участком нашей шахты была откатка. Тщательно проверив работу людей, мы установили, что руководитель одного из важнейших звеньев шахты - откатки - был, по существу, злостным саботажником. Мы его разоблачили и выгнали прочь из шахты. Но работе мешает не только саботаж. Надо было организованно распространять передовые методы работы среди шахтеров. Нам удалось это сделать, и теперь на нашей шахте выросли десятки новых стахановцев, мастеров высокой производительности.

Я внимательно слежу за работой всего угольного Донбасса и постараюсь, товарищ Орджоникидзе, объяснить, почему в Донбассе снизилась добыча, - продолжал Стаханов. - Это происходит потому, что инженерно-технический состав и отдельные руководители шахт и участков высокую производительность труда, связанную с рекордами, рассматривают как частный случай и не перестраивают работу так, чтобы высокая производительность охватила все службы. Кроме того, хотя на многих шахтах нормы выработки уже пересмотрели, а их выполнения не добиваются.

Нарком был удовлетворен объяснением и спросил, в чем конкретно нуждается шахта «Центральная - Ирмино». Стаханов перечислил все, что необходимо сделать, чтобы работа шла нормально.

Орджоникидзе что-то записал в своем блокноте и сказал, что шахта все получит.

После Стаханова выступали многие. Нарком внимательно слушал, делал пометки в блокноте, задавал вопросы. В заключение он призвал собравшихся добиваться добычи угля вдвое против прошлого года.

8 июня 1936 года Алексея Григорьевича Стаханова приняли в члены Коммунистической партии большевиков. Приняли без кандидатского стажа по указанию ЦК ВКП(б). Было решено, что Алексей Стаханов весь свой кандидатский стаж прошел в ночь на 31 августа. Это радостное событие Стаханов отметил в своем дневнике:

«8 июня. Сегодня у меня счастливый день! Центральный Комитет партии принял меня в члены ВКП (б). Прямо без кандидатского стажа. Я вижу в этом знак доверия ко мне со стороны партии, со стороны тов. Сталина. Я очень благодарен и обещаю отдать все свои силы партии».

Как членов совета Наркомата тяжелой промышленности Алексея Стаханова и Мирона Дюканова вызвали в Москву на заседание. Здесь Стаханов встретился с Никитой Изотовым. Они увлеклись разговорами о Донбассе и не заметили, как к ним подошел Орджоникидзе. Поздоровавшись с шахтерами, он спросил:

- Как живешь, Алексей Григорьевич?

- Хорошо! По-изотовски, - ответил Стаханов наркому.

- А ты как живешь, Никита Алексеевич?

- Хорошо! По-стахановски, - ответил Изотов.

В шутливых ответах была заложена истина. Алексей Стаханов, став инструктором, по-изотовски обучал шахтеров, Никита Изотов по-стахановски штурмовал науки в Промакадемии.

На заседание был приглашен фрезеровщик Московского станкостроительного завода Иван Иванович Гудов.

Судьба у Ивана Гудов а сложилась непросто. Родился он в бедной крестьянской семье. Ушел из голодной деревни в город, на заработки. Много скитался по городам России, мечтал устроиться на работу на большой механический завод. Оказавшись, в Подмосковье, снял угол в деревенской избе и отправился в Москву. Он чисто случайно оказался у ворот станкостроительного завода имени Орджоникидзе. Здесь требовались люди, и Иван Гудов стал подсобным рабочим. Молодого парня очень заинтересовали станки, и он поступил на технические курсы, работавшие в конце первой пятилетки на всех заводах и предприятиях. Через полгода его поставили к фрезерному станку, купленному на валюту в Германии.

Иван Иванович в совершенстве изучил станок конструкции «Фриц Вернер» и стал перевыполнять нормы. Он быстро понял, что станок работает не на полную мощность и что его скорость может быть увеличена. Гудов, не спросив разрешения у мастера, увеличил скорость и за короткое время сделал значительно больше деталей. Мастер, узнав о самовольном поступке фрезеровщика, учинил ему разнос, угрожая всякими карами. На весь цех он кричал, сколько золота заплатили за станок, который решил «загубить» Гудов. Но Иван Иванович продолжал экспериментировать и, чтобы ему не мешали, перешел на работу в ночную смену и всякий раз выполнял по две-три нормы. Мастер цеха снова обратил внимание на «самоуправство» Гудова и отстранил его от работы, потребовав уволить с завода.

История Гудова стала широко известна всему заводу и даже дошла до Серго Орджоникидзе.

Но вскоре завод получил срочный заказ, который выполнить в установленный срок было невозможно. Мастер попросил Гудова вернуться на завод и срочно отфрезеровать детали, без которых план выпуска станков был под угрозой.

- Товарищ Гудов, - говорил он, - для станков нужны запорные крышки, выручай. Поработай хоть три смены, не то завод остановится.

Наконец-то представился рабочему случай открыто применить свои находки и усовершенствования. Он сделал 177 крышек при норме 43 за смену. Отдел технического контроля принял детали с оценкой «отлично». Но Гудов был недоволен. Он хотел продемонстрировать все свое мастерство и показать, на какую высокую производительность способен немецкий фрезерный станок в руках русского умельца.

В конце концов он добился от администрации разрешения.

В тот день, 13 сентября, к началу утренней смены в цехе собрались заводские и районные руководители, инженеры из наркомата и главка, журналисты, кинооператоры. Гудов стал к станку, ни на кого не обращая внимания, и начал работать размеренно, спокойно, и со стороны казалось, неторопливо. Он заранее подготовил рабочее место так, что детали находились под рукой, необходимый инструмент тоже. Скорость резания он увеличил почти в два раза. К окончанию смены Гудов отфрезеровал 707 деталей при норме за смену 49 штук, выполнив сменный план на 1400 процентов.

Фрезеровщика бросились поздравлять товарищи. Попросили выступить Ивана Ивановича. Он рассказал, что к рекорду готовился давно. Советовался с инженерами, вместе с ними рассчитал возможность станка и пришел к выводу, что фирма, поставляющая в Советский Союз свои станки, умышленно занизила возможную скорость обработки деталей. Рекорд показал, что Гудов был прав.

Но обстоятельства сложились так, что успех рекорда обернулся к стахановцу негативной стороной: гора деталей, изготовленных Гудовым, надолго осталась лежать в цехе нетронутой. Оказалось, что Иван Иванович за одну смену изготовил столько запорных крышек, сколько может понадобиться заводу в течение восьми месяцев. Злые языки окрестили сложенные в цехе детали «горкой Гудова».

Все это отлично знал Серго Орджоникидзе и на заседании совета попросил Гудова выступить одним из первых и рассказать о положении дел на заводе.

Гудов рассказал о работе, напомнил историю со «своей» горкой и стал говорить о том, что стахановское движение на машиностроительных заводах должно планироваться с учетом производственной необходимости.

- Надо делать быстро то, что сейчас требуется заводу, - говорил он, - а не из расчета на будущее. Я предложил администрации отобрать нужные детали и дать их мне на обработку. Начальство подумало и нашло такие детали. Четыре штуки. Хотя пришлось станок несколько раз перестраивать и терять на этом время, все равно 650 процентов нормы удалось выполнить.

- И это еще не все, - продолжал Гудов, - если использовать одно небольшое приспособление, то можно дать деталей еще больше.

- Вот это уже государственный подход к делу, - заметил Орджоникидзе. - А как станок?

- Инженеры говорят, потянет, - заверил фрезеровщик.

- Так ты же тогда обеспечишь производство не на восемь месяцев, а на восемь лет, - рассмеялся нарком.

- В этом и дело. Нужно отбирать такие детали, обработка которых ускоренным способом была бы оправданна, - ответил Гудов. - Но рабочий этого знать не может, на то и существует заводоуправление.

Нарком поднялся с председательского места и обратился уже ко всем собравшимся.

- Вы слышали, директора и главные инженеры? Намотайте себе это на ус...

На заседании совета рассматривался широкий круг вопросов развития тяжелой промышленности, и Стаханов впоследствии не раз говорил, что для него это было большой школой государственной работы.

В своем выступлении Серго Орджоникидзе рассказал о колоссальных успехах тяжелой промышленности.