Глава 27. Пустыня

Глава 27. Пустыня

– Вставай, мы едем, – раздался голос в темноте.

Я спала. Было поздно. Дверь в мою комнату распахнулась, кто-то посветил мне в лицо фонариком. Я узнала Хассама и Скидса, стоящего у него за спиной.

– Мы едем, – повторил Хассам, освещая мои вещи – книги, туалетные принадлежности и одежду, – которые я хранила в ногах своей постели. – Одевайся и едем.

Я села. В доме было шумно от звука шагов. Похоже, нас перевозят на новое место – как всегда, внезапно и среди ночи.

– Мы переезжаем? – спросила я Хассама, избегая встречаться взглядом со Скидсом. – Собирать вещи?

– Нет, нет, – нетерпеливо отвечал Хассам. – Одевайся быстрее.

Что же это значит?

– О, вы нас отпускаете?

– Да, да, быстро, – сказал Хассам и поднял руку ладонью вверх, будто желал воскресить меня из мертвых.

В голове у меня взорвался фейерверк, разлетелись трескучие огненные искры радости, недоверия. Я надела мужские джинсы под красное платье, которое не снимала ни днем ни ночью, платок на голову и выскочила в темный коридор вслед за Скидсом и Хассамом, придерживая джинсы рукой, чтобы они не свалились с меня на пол.

Дверь комнаты Найджела почему-то была закрыта. Я спросила Хассама:

– Вы точно нас отпускаете на свободу. Да?

Он ничего не ответил.

Во дворе ждала «судзуки» Ахмеда, работал двигатель. Хассам жестом велел мне садиться на заднее сиденье. Во двор вышел Абдулла, закутывая лицо платком. Он сменил юбку на брюки, как обычно делали мальчики, когда уезжали куда-нибудь из дому. Следом шел Ахмед. Я никогда не видела, чтобы он закрывал лицо, но на этот раз он тоже был в платке, запечатанный с головы до ног. Я сидела в машине одна, чувствуя, как капля за каплей оптимизм покидает меня. Потом с обеих сторон ко мне подсели Абдулла и Скидс, а Ахмед сел за руль. Он повернул ключ зажигания, и мы выехали за ворота.

В горле у меня забулькала паника.

– Что происходит? Где Найджел? – слышала я чужой, высокий и хриплый голос, обгонявший мои мысли. – Он поедет с нами? Куда мы едем?

Никто не отвечал. Никто не говорил, где Найджел.

Мы ехали – я и трое моих тюремщиков – по ночной деревенской улице, в лабиринте высоких стен. Рациональная часть моего сознания подсказывала мне, что нужно запоминать дорогу на тот случай, если выпадет шанс сбежать, – сейчас, позже, вообще когда-нибудь, – но все выглядело совершенно одинаково. Один безликий переулок сменялся другим, в свете фар тянулись бесконечные бетонные стены. Мелькнул какой-то кустарник и сразу исчез.

Пару минут спустя Ахмед остановил машину возле темных ворот, где стоял ожидавший его человек. Это был Дональд Трамп, казначей. Я с облегчением увидела, что лицо у него открыто и при нем нет оружия. Дональд открыл заднюю дверь и молча сел рядом с Абдуллой. Теперь на заднем сиденье нас стало четверо.

Машина рванула вперед. Я повернулась к Дональду, все еще лелея слабую надежду, что меня отпустят, и спросила:

– Что происходит, Мохаммед? Что случилось? Куда мы едем?

Но Дональд даже не повернул голову, будто не слышал, лишь глаза нервно заметались по приборной доске.

– Куда они меня везут, Мохаммед? Где Найджел? Пожалуйста, ответьте мне. Вы не забыли, что я вам сестра?

Вдруг мои ребра сжались от страха. Они хотят продать меня! Они уже несколько раз угрожали сделать это, чтобы возместить расходы на мое содержание. Выкупа они до сих пор не получили и теперь собираются передать меня в руки Аль-Шабаб. Вот почему в машине нет Найджела! Семья Найджела собрала деньги, а моя – нет. Его они пощадят, а меня либо продадут, либо убьют.

Потом я инстинктивно сделала совершенно неисламский жест – я протянула руку над коленями Абдуллы и схватила Дональда за локоть, – надеясь привлечь его внимание. Разве не с ним мы обсуждали, как делают самое лучшее итальянское масло? Разве не он принес мне колу и тест на беременность? Я расплакалась. Его рука в моих пальцах была жесткая, как дерево.

– Пожалуйста, – умоляла я, – не позволяйте им убить меня. Скажите, что происходит? Где Найджел? Вы можете остановить их? Они хотят меня продать? Они продали меня? Скажите, что все в порядке!

Дональд неловко высвободил руку и откашлялся.

– Ну-у-у, – протянул он, искоса поглядывая на Ахмеда, – я не знаю. Иншалла, все будет хорошо, но я правда не знаю.

Сказав так, он погрузился в молчание.

Вскоре машина снова остановилась – на этот раз у двери, зажатой между двумя высокими стенами. Я узнала Электрический Дом, где мы жили более месяца назад, где мы с Найджелом играли в нарды. Здесь в машину сели еще два человека, прячущие лица под платками. Один был Ромео, который всегда носил желтый платок в клетку, а второй незнакомый – широкоплечий, высокий и плотный.

Они все будто действовали по единой инструкции: никто не здоровался, никто не смотрел на меня, никто не произносил ни слова.

Мы ехали в плотной темноте, по проселочной дороге. Потом фары осветили место, похожее на рынок. Я видела закрытые на ночь киоски, сколоченные из досок и металлических обрезков, хижины из веток, картонных коробок, сломанных ящиков и гнутой жести. Каждое строение, большое или маленькое, было сделано из веток и мусора. Из-под колес летели пластиковые бутылки и обрывки бумаги. Впереди горел оранжевый костер, очень яркий на фоне черного неба и высокий, как башня, почти нереальный. Когда мы приблизились, я увидела, что это самое настоящее пламя, отбрасывающее свет, и его языки поднимаются выше человеческого роста. Пятнадцать подростков сгрудились вокруг этого адского огнища. Я обратила внимание, что у многих в руках автоматы – такие же, как у моих похитителей.

Ахмед проехал мимо, выжимая акселератор и пригнувшись к рулю.

Футах в ста дальше по дороге горел второй костер, поменьше, вокруг которого также стояли вооруженные мужчины. В темноте неподалеку маячило еще несколько костров. Было похоже, что мы проезжаем какой-то подземный грот с мерцающими то тут, то там свечками. Дональд заметил, что я гляжу в окно, и сказал, не поворачиваясь:

– Видишь? Видишь эти банды? – В его голосе сквозило пренебрежение. – Ты думала, здесь Париж или Торонто? Нет, здесь Сомали. – Со-ма-лии, вышло у него.

Как и все они, он произнес последнее слово со зловещей гордостью, пронизывающей каждый слог.

Мы ехали навстречу неотвратимому будущему. У меня было ощущение, что я лечу сквозь пространство, кувыркаюсь в обширной бесплотной пустоте, где не за что ухватиться и задержаться. Через несколько минут все исчезло – людей, костры, мусор, киоски и хижины поглотила темнота. Еще некоторое время мы двигались по мощеной дороге, затем Ахмед свернул в сторону, в песчаную целину. Я терялась в догадках. Неужели они собираются сплавить меня боевикам Аль-Шабаб за кучу наличных? Или убьют меня тут, чтобы заставить родных Найджела заплатить много и быстро? Ахмед плавно затормозил, как будто в точности знал, где и когда нужно остановиться, и заглушил двигатель. За сорок пять минут дороги он не произнес ни слова. Фары освещали кустарник и деревья чуть поодаль. Я снова заплакала и заговорила почти механически, чтобы заполнить пустоту:

– Что происходит? Зачем мы сюда приехали? Что вы делаете? Пожалуйста, не убивайте меня.

Никто не отвечал. Все молча один за другим вышли из машины, а я еще сидела, съежившись на заднем сиденье и чувствуя дурноту. Потом чьи-то руки потащили меня наружу.

Звезды ковром высыпали на небе, висел узкий синеватый месяц. Странно, но в этот момент я обратила на это внимание. Небо было вверху, а я внизу, наполовину в машине.

– Идем, – сказал Дональд – это был он. Я вцепилась в ручку двери. – Пошли, пошли, – устало повторял он, пытаясь отодрать мои пальцы от двери. Мои ноги заскользили в песке. Я разжала руки.

Мы шли через заросли чахлого кустарника на поляну, где росла высокая акация, сучковатый скелет в свете луны. Все уже собрались там, кроме Дональда и Абдуллы, которые конвоировали меня к дереву. Остальные выстроились в церемониальный ряд и угрюмо ждали. Поблизости не было ни людей, ни других машин. Я успела распрощаться с мыслью, что меня продадут Аль-Шабаб, – это, по сути, было бы предпочтительным вариантом. Нет, они убьют меня. Сейчас я умру. Слова непроизвольно полились из моего рта. Я обращалась скорее к себе, чем к ним. Папа, мама, как мне вас не хватает. Я хочу увидеть мою семью. Все мои желания сделались самыми элементарными. Помню, меня трясло от ужаса и рыданий, меня не покидало чувство, что я лечу в пустоту. Мне хотелось бы все это забыть, но я отчетливо помню каждый свой шаг. Как я вцепилась в Дональда, когда мы подошли к дереву, как он взял меня за плечи и развернул спиной к шеренге. Как его рубашка с треском порвалась, когда он толкнул меня в грязь на колени. Я помню шероховатый песок пустыни, тлеющий под моими джинсами, хранящий тепло ушедшего дня.

Кто-то сорвал с моей головы платок и рванул меня за волосы. Что-то твердое и холодное уперлось мне в шею – нож, длинный нож. Краем глаза я видела его закругленный конец. Я почувствовала, что не могу сделать вдох, и захрипела. Еще рывок – и нож скользнул по моему горлу с левой стороны. Его зазубренное лезвие впилось мне в кожу. Я хрипела, умоляя их о пощаде. Али и Абдулла, изображающие обезглавливание, и все обезглавленные трупы, что я видела в Ираке, пронеслись у меня перед глазами. Я болтала без остановки. В полном отчаянии я лепетала такое, что никогда в жизни не приходило и не могло прийти мне в голову. Вы не можете этого сделать. У меня еще нет детей. Я хочу иметь детей.

Неужели это я? Да, это я.

Все, выхода нет. Они много раз грозились убить меня, и теперь исполняют свою угрозу. Мысли в моей голове превратились в дым, мышцы оцепенели.

Позади бандиты переговаривались о чем-то на сомали. Кажется, Дональд и Скидс, потом в спор вмешался Ахмед. Прозвучало резкое слово. Тот, кто держал меня за волосы, убрал руку, и я упала лицом в песок.

Когда я попыталась обернуться, чтобы увидеть, что происходит, голос Дональда сурово одернул меня:

– Отвернись.

Они говорили еще некоторое время, пока я всхлипывала на песке, как раненое животное, не владеющее речью. Я отчетливо помню это ощущение. Не знаю, сколько времени прошло и что заставило меня снова обернуться, но на этот раз я увидела, как Скидс вынимает телефон и набирает номер. Как позже выяснилось, он звонил Адаму. Дональд наклонился ко мне и взглянул мне в лицо – впервые за весь вечер. Мне показалось, что он испуган, что он боится за меня.

– Сколько денег есть у твоей семьи? – спросил он.

– Не знаю, не знаю, не знаю, – судорожно всхлипывала я, – они заплатят вам, сколько вы хотите. Пожалуйста, не убивайте меня. Они достанут деньги.

– Они хотят миллион, – сказал Дональд. – Тебе повезло, что я здесь. Я попросил их дать тебе последний шанс. Если через семь дней денег не будет, они убьют тебя.

И сунул мне телефон Скидса, где звучал мамин голос.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.