1876–1915 гг. Российская империя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1876–1915 гг. Российская империя

Веселовский Степан Борисович родился 4 сентября 1876 г., в дворянской семье, ведущей свой род от знаменитых петровских дипломатов. Детство Веселовский провел в кругу старинных дворянских фамилий, находясь в курсе их семейных связей, запоминая устные версии о родопроисхождении (11, с. 271), это определит его жизненные склонности, вкусы, манеру поведения, интеллигентность, культуру, род занятия и отношение к жизни. Примечательно, что уже с детства маленького Степана интересует семейная родословная. Как хорошо, что этот интерес не пропадет и не будет задавлен, через несколько десятилетий историческая наука получит блестящего генеалога.

Круг интересов большой семьи был очень разносторонним. Дядя, Константин Степанович – известный экономист и статист; двоюродный брат Николай Иванович – археолог и востоковед; отец Борис Степанович – агроном (11, с. 7); двоюродная сестра Софья Перовская – революционерка и цареубийца (13, с. 51). Впитывая в себя это разнообразие, Веселовский получает основу личностной глубины и многогранности. В будущем, он так и не сумеет замкнуться на какой-то одной сфере интересов. Следует сказать, что его отношения с родителями и братьями были довольно сложными. Что стало причиной постоянного недовольства и раздражения родными, неизвестно. Но когда в годы революции брат покончит с собой, Веселовский отнесется к этому почти что равнодушно.

Среднее образование, он получает в московской, а затем в тамбовской гимназиях (11, с. 7). В 1896 г. поступает на юридический факультет Московского университета. В обществах, с традиционно высоким социальным статусом профессии, профессиональная идентичность выступает как ведущий фактор психического благополучия, дающего ощущение стабильности окружающего мира и уверенности в своих силах (8, с. 51). Выбор юриспруденции был не случаен, а полностью соответствующим требованию своему времени. В университете у него определяется склонность к научно-исследовательской работе. Под руководством профессора И.Х. Озерова, Веселовский изучает историю философии права, переводит с латинского языка «Политический трактат» Б. Спинозы и пишет научную работу на тему «Политические воззрения Спинозы» (11, с. 7). Результатом этих занятий, явилась его рецензия, которая в 1906 г. была напечатана в журнале «Вопросы философии и психологии». Впоследствии, этот год Веселовский считал началом своей серьезной научно-исследовательской деятельности. Дипломная работа была посвящена истории финансов дореволюционной Франции. Будучи студентом, он около года провел в Германии, Франции и Швейцарии, собирая для нее необходимые материалы. Окончив в 1902 г. университет, Веселовский предпринимает шаг, предвидеть который не мог никто. Он бросает юриспруденцию и уходит в историю. Неожиданно, резко, и даже нелепо. По версии всемирно известного историка А. Дж. Тойнби, историк проявляется с детства. К сожалению, ограниченное количество материалов и источников по Веселовскому, не позволяет с точной достоверностью проследить его внутренний путь и интерес к истории. Мы можем делать только какие-то предположения. Известный французский историк Марк Блок в своей работе «Апология истории», описывает самые важные, по его мнению, характерные черты историка. Их всего две. Способность к восприятию живого; и постоянный контакт с современностью, который ведет к воспитанию исторической чуткости (2, с. 27–28). Эти черты характера у Веселовского проявлялись с детства. Растущая индивидуализация приводит либо к подчинению, либо к спонтанной активности (17, с. 236). Веселовский избрал второй путь.

Он приходит в историю в 26 лет, без учителей, наставников и исторических школ. И на всю жизнь, в истории, он останется один. С 1903 г. Веселовский самостоятельно определяет круг исторических интересов, со временем он расширится, но пока – экономическая история России XVІІ века (в дальнейшем этой темой займется его брат Борис Борисович). Он начинает изучать архивные документы по истории косвенных налогов как менее разработанной, а именно, историей питейного и таможенного доходов. Здравый смысл, креативное мышление и интуиция определяют выбор направления поисков. Прежде чем разрывать навозную кучу, надо оценить, сколько на это уйдет времени и какова вероятность того, что там есть жемчужина. Плодом этих занятий явились статьи «Азартные игры как источник дохода Московского государства в XVІІ веке”, 1909 г. и “Кабацкая реформа 1652 г”, 1914 г. (18, с. 165).

Его путь в науку, в те годы, был необычен. Хотя это полностью соответствовало его характеру: оригинальному, непредсказуемому, быть не таким как все, идти своим особым путем. Он не защищал ни магистерской, ни докторской диссертации. Не стремился к ученым званиям, считая, что результаты исследования должны говорить сами за себя. Удачно избранный вид деятельности только благоприятствовал развитию врожденных задатков. (10, с. 175)

В сентябре 1907 г. Веселовский был избран в члены Московского общества истории и древностей российских при Московском университете. Это дает возможность печатать в “Чтениях” общества свои исследовательские работы. Таким образом, Веселовский выходит на читательскую аудиторию. В 1909–1917 гг. он был активным членом еще 12 научных обществ. С декабря 1908 г. Веселовский получает приглашение работать по изучению памятников русской истории в Археографической комиссии. Она же и поручает ему редактирование приходо-расходных книг московских приказов. Какое-то время он преподает в одной из лучших московских гимназий – гимназии Л.И. Поливанова. Но учитель из него не получился. Его стихией были архивы, кропотливая, скрупулезная требующая большой усидчивости работа, а не воспитание подрастающего поколения.

Конец ХІХ – начало ХХ вв. в отечественной историографии ознаменовались широкой публикацией и введением в научный оборот писцовых и переписных книг – материалов хозяйственных описаний XV–XVII вв. Открытие нового, грандиозного по размерам комплекса источников привело к невольной их переоценке, к тому, что в них стали видеть ключ чуть ли не ко всей, социально-экономической истории Русского государства этого периода. Но односторонне увлечение писцовыми книгами приводило подчас историков к неверным выводам (11, с. 11). В рецензию на книгу Ю.В. Готье “Замосковный край в XVII веке” (с этого и начались неровные натянутые отношения между историками), Веселовский отмечал, что использованию писцовых книг в качестве исторического источника не предшествовало изучение приемов их составления. Тем самым он поставил перед исследователями задачу путем изучения приемов сошного письма выяснить, на какие вопросы может отвечать этот исторический источник (11, с. 11). Так начинается десятилетняя работа в архивах. И в 1915 г. – выходит І том, а в 1916 г. – ІІ том капитального труда «Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства». Этот фундаментальный труд, основанный на громадном и глубоко изученном архивном материале, впервые введенном в научный оборот, приносит Веселовскому всеобщее признание историков. Наконец-то, спустя тринадцать лет, его, юриста по образованию, а потому среди историков-специалистов, белая ворона, – историческая среда официально признала, как равного себе. Долгие годы кропотливой работы принесли настоящий успех, а ведь все могло быть и наоборот. Академия наук присудила Веселовскому Уваровскую премию, а Московский университет присвоил в феврале 1917 г. степень доктора истории русского права. Творческое напряжение всегда дает импульс к мощной, продуктивной энергии (3, с. 22). Тому, что «Сошное письмо» писалось 10 лет (согласитесь, срок не малый, и у каждого ли хватит терпения и целеустремленности?) есть две причины. Первая причина (о второй мы поговорим позже), Веселовский не просто читал и переписывал источники, а с начала и до конца их конспектировал. «Документ интересен как исторический источник, если его изучать в целостном виде, а при использовании отрывков из него, ценность его умаляется» (18, с. 162). Прежде всего, Веселовский – кабинетный ученый, в основном работающий дома (благо позволяли миллионы жены), замкнуто и изолированно от других своих собратьев, где у него хранился личный архив. Почти никогда не участвовал в теоретических дискуссиях. Разговорам, предпочитал дело.

Что же такое сошное письмо? Это описание земель в городах и сельской местности России XVII в., осуществляемое для того, чтобы обложить поземельным налогом все население страны. Это ключевой механизм для понимания самой сути государственно-общественной жизни. “И в свое время и в наши дни, – считает историк Л.В. Черепнин, – этот труд представлял и представляет настоящую энциклопедию сведений по истории землевладения и крестьянства, финансов и фискальной политики, аграрных отношений и структуры посадов” (18, с. 157). На труд Веселовского появляется ряд рецензий, в основном оценивающих его очень высоко: “Книга эта, – писал Б.Д. Греков, – прямо удивляет читателя количеством совершенно нового и очень важного материала, впервые привлекаемые к исследованию, а изобразительность и ясность изложения делают его труд интересным и вполне доступным не только для специалистов” (18, с. 157). «Сошное письмо» положила начало новому направлению источниковедения и до сих пор сохранила свое научное значение. Своеобразную оценку І тома, дал в личном письме автору от 28 декабря 1914 г. историк А.И. Заозерский. Он сравнил книгу с романом: «Сошное письмо, становится для читателя живым героем, за бой которого невольно следишь все время с таким же неослабным вниманием, как за приключениями романического героя» (99, с. 157). Не обошлось и без критики. По этому поводу, Веселовский, в своем дневнике сделал запись: «А.А. Кизеветтер отметил ясность языка, строгость и сдержанность выводов, и вообще изложения. Говорил о том, что во мне два „естества“ – финансиста и историка и что, к счастью, последнее естество взяло верх» (5, № 2, 2000 г., с. 134). Два естества, два человека… эти образы будут преследовать Веселовского всю жизнь, и тем сильнее, чем больше он будет верить в них сам. Это состояние усугубится в годы революции и гражданской войны, когда Веселовский почти физически ощутит свою маргинальность и раздвоенность, что приведет к психическому расстройству, которое придется лечить. Но к этому мы еще вернемся.

Итак, в 38 лет, Веселовский становится признанным историком. По отношению к другим ученым – уже поздно, а по отношению к самому себе – в свой срок. В этой десятилетней работе он вырос и созрел, прошел долгий путь поисков, чтобы наконец начать создавать свой мир в истории и свое понимание истории. На этот счет есть интересное высказывание: “Мудрый человек живет, следуя своему сердцу, опираясь на свою природу, полагаясь на дух, при том, что каждое из них поддерживает другое” (7, с. 34).

“Один из немногих, – скажет о нем историк В.Б. Кобрин, – кто остался участником развития науки на многие годы после своей смерти” (11, с. 3). Его труд в истории был титаническим. Что ж, особые способности требуют и особых затрат энергии (20, с. 136). Одним из первых он осуществляет целую серию работ по генеалогии, впервые применяет ее методы для изучения земельных владений феодалов. Генеалогия позволила Веселовскому проследить судьбы землевладения отдельных боярских семей, изучить процесс деления крупных вотчин в семейных разделах. В частности реконструировал историю дворянского рода Пушкиных, предков великого поэта. Веселовский первым ввел в историческую науку данные топонимики – науки о географических названиях. Восстановил географию средневековой Руси, составил атлас карт ХІІІ-XVII вв., написал историко-географический очерк «Окрестности Москвы XIV–XVI вв.». Внес существенный вклад в развитие и применение в исторических исследованиях – антропонимики, науки о личных именах. Составил «Ономастикон» – обширный свод сведений о древнерусских некалендарных именах и происходящих от них фамилиях, включающий около 6 тыс. антропонимов, с указаниями на этимологию и время упоминания в источниках (11, с. 24–25). Веселовский становится известен не только как знаток истории финансов, феодального землевладения и крестьянства, но и, как археограф, обогативший историческую науку значительным количеством не известных ранее исторических источников. По поручению Академии наук в 1917 г. он напишет академический разбор работы В.К. Клейна «Угличское следственное дело о смерти царевича Дмитрия». За эту работу Веселовский получит от Академии наук золотую рецензентскую медаль. Ему принадлежат значительные источниковедческие работы – «Духовное завещание Ивана Грозного как исторический источник», «Топонимика на службе истории» и др. Им издано большое количество документальных материалов – «Акты подмосковных ополчений и земского собора 1611–1613 гг.», «Арзамасские поместные акты 1578–1618 гг.» и др.

Во внутренней жизни и характере Веселовский был закрытым одиноким скептиком, с колоссальной работоспособностью. Эти грандиозные затраты энергии одного человека, способствовали новому осмыслению и познанию мира, его развитию и преобразованию. Однако усилий ученого-трудоголика не хватало: «Созревание исторической науки подвигается так медленно, – напишет впоследствии Веселовский, – что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума» (6, с. 22).

Веселовский причислял себя к числу «монографистов». Одним из условий успеха научно-исследовательской работы он считал ее «планомерность». Неоднократно ратовал в печати за повышение качества научных работ и ответственности историка перед собой, перед наукой, перед обществом. «Главным тормозом развития науки, – считал он, – не столько малочисленность монографий, сколько не вполне удовлетворительное выполнение некоторых из них» (18, с. 163). Поэтому Веселовский стремится поднять значение и усилить действенность научной критики. Словом, он поставил вопрос о «контроле ученого мира» над исследователем, который, развивая в себе «чувство самоконтроля», должен предоставить в распоряжение других всю свою лабораторию. Признавая «неустранимость субъективного элемента» в научном труде, в котором многое «зависит от индивидуальности исследователя, от его приемов работы над источниками и от манеры излагать результаты своей работы», Веселовский тем не менее сформулировал несколько общеобязательных требований к авторам монографий; это «научная добросовестность, выдержанно критическое отношение и скептицизм к источникам» (18, с. 162).

Он не признавал «истории человеческого общества без живых людей» и сам уделял внимание «истории в лицах». Всегда выступал против односторонних оценок. Ратовал за комплексный, целостный подход к прошлому. Л.В. Черепнин считает, что источниковедческим приемам его методологии был присущ формально-юридический подход к изучению исторических источников и исторических явлений. В научной работе Веселовский исходил из принципа «никакое глубокомыслие и никакое остроумие не могут возместить незнание фактов» (18, с. 164). Призывал историков не приспосабливаться к вкусам читателей, а всегда строго придерживаться фактов. Он не уставал повторять, что методика исследовательской работы – это серьезное, трудное и ответственное дело; предъявлял строгие требования к приемам анализа терминологии. Обширно использовал статистический материал. «Нередко выбор темы, – считал Веселовский, – определяется интересами современности, которые побуждают историка искать в прошлом объяснения для настоящего или уроков и указаний для будущего» (6, с. 293). «Представители точных наук, – говорил он как-то на одной из своих лекций, – сейчас работают путем опыта и путем непосредственного наблюдения, и благодаря этому они стоят на твердой почве, чем в значительной степени объясняются успехи точных наук. Историкам приходится иметь дело только с документами; они не могут наблюдать непосредственные факты и события в виде общего правила, тем более они не могут делать никаких опытов, и наблюдают они историю и познают историю только через документы, т. е. косвенным путем» (6, с. 222–223). Судьба любит играть людьми, и вскоре для Веселовского наступят времена, которые во многом изменят его отношения к истории, а он станет свидетелем грандиозных исторических событий, которые произойдут не на бумаге, а наяву.

Веселовский был одержим страстью к познанию. Его хватало на все, и он все успевал. Как это ни парадоксально, но архивная работа не уводила его от реальности (что впоследствии спасет его от самоубийства), наоборот, еще больше приближала к ней: «Историк, как и всякий ученый, должен быть отзывчивым к вопросам современности, но одновременно идеалом всякого историка остается задача, которую поставил себе более 2 тыс. лет тому назад величайший историк античного мира Фукидид, – писать так, чтобы произведение было „приобретением навеки“ (13, с. 57). Позиция Фукидида, для Веселовского стала и его личной позицией – создавать шедевры, с ювелирной точностью оттачивать слово историка, писать масштабные работы на базе колоссального архивного материала (который, как мы помним он еще вручную и конспектировал!), на меньшее согласен не был.

У читателя, наверное, может создаться впечатление, что так самозабвенно отдаваясь науке и творчеству, в личной жизни (как это бывает у многих ученых) Веселовский был не устроен. Отнюдь. За 76 прожитых лет, у него было два брака, семеро детей и множество адюльтеров. Колоссальное творческое напряжение, высокие цели, титаническая архивная работа требовала разрядки, и в конце концов желание идти в ногу со временем. Первой женой Веселовского стала Елена Сифферлен, дочь французского ученого химика и предпринимателя. Жили они в Москве, на Арбате, в доме № 23. Этот союз сделает его богатым человеком, хотя впоследствии окажется неудачным и мучительным для них обоих, что не помешает им вырастить шестерых сыновей. И, в конце концов, позволяет ему полностью отдаться любимому делу. Благодаря браку, многие бытовые и насущные жизненные вопросы разрешились для него сами собой. Время и силы, которые Веселовский мог тратить на добывание хлеба насущного, он применяет на благое дело, историческую науку движет вперед. Его сложная натура и замкнутый образ жизни, очень интересно преломились в сознании современников и последующих поколений. У Веселовского есть множество образов, но один из них для него был самый болезненный: «Я давно и постоянно испытываю тягостное чувство пустоты, расхолаживающее влияние этой тупой, эгоистической, плебейски – завистливой и прозаически настроенной ученой братии. Мысль о том, что мое увлечение наукой и все мои труды, на их взгляд, есть чудачество обеспеченного человека, меня не покидает. С.А. Белокуров мне не раз говорил, с грубым добродушием, присущим ему: вот чудак! Сидит в архиве, когда мог бы кататься на автомобилях, пить шампанское и путешествовать в теплых краях» (5, № 2, 2000 г., с. 100). Это его мука на всю жизнь. И всю жизнь он будет доказывать, что это не так, что его интерес к истории не глупая случайность и уж тем более не забава богача. Это вторая причина, почему «Сошное письмо» писалось 10 лет. Уникальность работы состоит не только в ее исторической ценности, но и в том, что в ней сокрыт личный момент. Десять лет (!) терпя насмешливые взгляды, снисходительное к себе отношение, Веселовский упорно двигался к цели – убедить «ученую свору» в том, что он истинный ученый. И оглушительный успех «Сошного письма» заставил замолчать его недругов. До конца жизни Веселовский будет презирать, и держаться одиночкой от «ученой своры». А как известно, мотивационные явления, неоднократно повторяясь, со временем становятся чертами личности. У всех его работ была одна задача – «приобретение навеки» – после «Сошного письма» он не мог уже позволить писать себе, что-то слабее и ниже по уровню. Каждое его исследование было выдающимся и сразу же обращало на себя внимание. В работе он весь выкладывался, писал интересно и живо. «В то же время, Веселовского ценили, как ученого исключительной эрудиции, – впоследствии вспоминал историк Л.В. Черепнин, – обогатившего и продолжавшего обогащать науку новыми источниками, наблюдениями, мыслями, уважали его преданность раз избранной профессии, известную самоотрешенность и жертвенность в служении ей, видели в этом корень затворничества. Иногда это расценивали и как известное чудачество; но его охотно прощали маститому ученому за благородство его труда» (18, с. 165).

Веселовский знал пять языков, но современникам он запомнился как отшельник. Для чего же он их учил? С кем собирался разговаривать? Все те знания, которые он по крупицам собирал, его уникальная эрудиция, все было предназначено для его «вечного» диалога с другими «живыми людьми», через глаза и воспоминания которых он пытался познать сущность мира и исторического процесса.