Дипломатический корпус в Москве

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дипломатический корпус в Москве

Нигде так дружно, как в Москве, не жил дипломатический корпус в период 1923–1929 годов. Это не только мое мнение. Думаю, под этими словами подпишутся и все мои коллеги, а тогда нас было в Москве больше 170 человек, пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью. Эта большая семья, особенно в лице ее высших представителей, жила своей особой жизнью, отгороженная от остальной России. Отгороженность и стала нашей общей сплоченностью, а изолированность, наша обособленность вызывалась российскими условиями тех лет.

Все посольства и миссии занимали лучшие особняки изгнанных московских богачей. Большинство этих домов было окружено садами и заборами, и заборы символизировали собой крепкую ограду, за которой спокойно могли жить и работать дипломатические представители. Кроме того, в особняках находили приют и некоторые прежние владельцы. Например, в норвежском посольстве, в его побочных помещениях, проживали оставшиеся в Москве Морозовы. Особняки советское правительство сдавало внаем посольствам, получало деньги и, конечно, ничего не платило прежним владельцам. Иногда посольства, в той или иной форме, хотели отплатить бывшим собственникам, чаще всего продуктами питания. Мы понимали трагическое положение этих несчастных людей и, как могли, шли им навстречу.

Тогда Советская Россия была большой загадкой, важной для всего мира, и на дипломатическую службу туда выбирали подходящих людей, если и не знакомых с СССР, то тренированных на разных дипломатических постах и поприщах. Мы понимали серьезность работы и свою большую ответственность. Уже это скрепляло и соединяло нас, иностранных представителей. Дипломатическим служащим правительства щедро отпускали средства, а жизнь в Москве была дорога.

Часто устраивались большие вечера, званые обеды, концерты, что тоже помогало нашему сближению. Это было не только развлечением, но и необходимостью. На подобных приемах иностранные представители легче всего могли встречаться с руководителями и чинами НКИД и других советских учреждений. Те охотно откликались на наши приглашения.

Подавались лучшие французские вина, шампанское, деликатесы, национальные блюда. Прельщали не только щи с кашей, но и русская черная икра, балыки, осетрина. Как еще недавно жила богатая Москва, так теперь жили в посольствах.

Австрийский посланник в Москве Эгон Хайн, аккредитованный также и при латвийском правительстве, провел тогда несколько дней в Риге. Я его спросил, как он находит нашу столицу, и он ответил:

– От России осталась только Латвия.

Он был прав. Действительно, в Латвии почти все осталось по-старому, как было до войны. В России, напротив, старое уничтожили, о нем напоминали только приемы дипломатического корпуса.

Но в особняке Терещенко, где обитали Литвинов и Карахан, жизнь была безбедной и даже роскошной. Под тяжестью дореволюционных яств ломились столы, на больших приемах медведи изо льда держали в лапах громадные блюда с икрой и, казалось, глядели на нее, облизываясь. Так на этих приемах символизировалась ширь СССР, и медведь Ледовитого океана подавал продукты Каспийского моря, знаменуя таким образом объединение севера с югом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.