Глава 13 Беседы с генералом

Глава 13

Беседы с генералом

Приглашение было совершенно неожиданным. Как-то утром во время моей первой поездки в 1972 году я сидел у себя в кабинете, предоставленном мне Instituto de Recursos Hidraulicos у Electrification, государственной электроэнергетической компанией. Я корпел над таблицей статистических данных, когда какой-то человек тихонько постучал в открытую дверь кабинета. Я пригласил его войти, обрадовавшись возможности оторваться от цифр. Он назвался водителем генерала и сказал, что ему приказано отвезти меня в одно из генеральских бунгало.

Спустя час я сидел за столом напротив генерала Омара Торрихоса. Вместо формы на нем была обычная панамская одежда: брюки цвета хаки и застегнутая рубашка с короткими рукавами, светло-голубая с тонким зеленым узором. Он был высок, строен и красив. Для человека его ранга он казался удивительно расслабленным. Прядь темных волос падала на его выступающий лоб.

Он расспрашивал меня о моих недавних поездках в Индонезию, Гватемалу и Иран. Его очень интересовали эти страны. Особенно Торрихоса занимал иранский монарх, шах Мохаммед Реза Пехлеви, который пришел к власти в 1941 году, после того как Британия и Советы свергли его отца, обвинив в сотрудничестве с Гитлером.

— Вы можете себе это представить? — спросил Торрихос. — Участвовать в заговоре, чтобы сбросить с трона собственного отца?

Глава Панамы много знал об истории этой далекой страны. Мы беседовали о том, как в 1951 году против шаха использовали то же оружие, а его собственный премьер-министр, Мохаммед Моссадык, отправил своего правителя в ссылку.

Торрихос, как и все в мире, знал, что ЦРУ приклеило премьеру ярлык коммуниста и сделало все, чтобы вернуть шаха к власти. Однако он или не знал, или просто не упоминал о том, что рассказывала мне Клодин: о блестящем маневре Кермита Рузвельта, положившем начало новой эре империализма. И от этой спички разгорелся мировой имперский пожар.

— После восстановления власти шаха, — продолжал Торрихос, — тот запустил несколько революционных реформ, направленных на развитие промышленности и вывод Ирана на современный уровень.

Я спросил у него, почему он так интересуется Ираном.

— Хочу подчеркнуть, — ответил он, — я не слишком высокого мнения о политике шаха, в частности, о его готовности сместить своего отца и стать марионеткой США, но, похоже, он делает добро для своей страны. Возможно, я могу кое-чему у него научиться. Если он выживет.

— Вы думаете, он может погибнуть?

— У него могущественные враги.

— Но и лучшие в мире телохранители.

Торрихос саркастически посмотрел на меня.

— Его тайная полиция, САВАК, имеет репутацию безжалостных головорезов. Этим друзей не завоюешь. Он долго не продержится. — Помолчав, он указал глазами на дверь. — Телохранители? У меня тоже они есть. — Он махнул в сторону двери. — Вы думаете, они спасут мне жизнь, если ваша страна захочет вдруг от меня избавиться?

Я поинтересовался, действительно ли он допускал возможность такого развития событий.

Он в недоумении поднял брови, и я понял, насколько глупо было с моей стороны задавать подобные вопросы.

— У нас есть Канал. Цена вопроса будет побольше, чем в истории Арбенса и United Fruit.

Я занимался Гватемалой, поэтому понял, что он имел в виду. United Fruit Company для Гватемалы была в политическом смысле эквивалентом Канала для Панамы. Основанная в 1800-е годы, United Fruit вскоре стала одной из наиболее влиятельных сил в Центральной Америке.

В начале 1950-х годов реформаторски настроенный кандидат Хакобо Арбенс был избран президентом Гватемалы на выборах, которые все в Западном полушарии славословили как «образец демократического процесса». В те времена менее 3 процентов гватемальцев владели 70 процентами земли в стране. Арбенс обещал помочь беднякам выбраться из пучины голода и после выборов приступил к осуществлению широкомасштабной земельной реформы.

— Беднейшие слои населения и средний класс во всей Латинской Америке рукоплескали Арбенсу, — рассказывал Торрихос. — Для меня лично он был одним из героев. Но мы следили за происходящим, затаив дыхание. Мы знали, что United Fruit настроена против реформ, будучи одним из крупнейших и наиболее жестоких землевладельцев в Гватемале. У них также были огромные плантации в Колумбии, Коста-Рике, на Кубе, Ямайке, в Никарагуа, Санто-Доминго и здесь, в Панаме. Они не могли допустить, чтобы Арбенс подал нам пример.

Я знал развязку: United Fruit начала широкую PR-кампанию в США, стараясь убедить американскую общественность и конгресс в том, что Арбенс состоял в сговоре с русскими, а Гватемала была сателлитом Советского Союза. В1954 году ЦРУ срежиссировало путч. Американские пилоты сбрасывали бомбы на столицу — город Гватемалу. Арбенс был смещен; страну возглавил полковник Карлос Кастильо Армас, безжалостный диктатор правой ориентации.

Новое правительство было всем обязано United Fruit. В знак благодарности оно остановило земельные реформы, отменило налоги на проценты и дивиденды, выплачиваемые иностранным инвесторам, отказалось от тайного голосования и упрятало за решетку тысячи оппозиционеров. Любой, кто осмеливался выступать против Кастильо, подвергался преследованию.

Историки связывают насилие и терроризм, воцарившиеся в Гватемале почти до конца столетия, с альянсом, который не был ни для кого секретом, между United Fruit, ЦРУ и армией Гватемалы под руководством полковника-диктатора.

— Арбенса уничтожили, — продолжал Торрихос. — Уничтожили как политика и как личность. — Помолчав, он нахмурился.

— Как мог ваш народ поверить во всю эту чушь, которую распространяло ЦРУ? Я так легко не сдамся. Армия на моей стороне. Политически меня уничтожить не удастся, — улыбнулся он. — Поэтому ЦРУ придется меня убить.

Несколько мгновений мы сидели в тишине, каждый был погружен в свои мысли. Торрихос заговорил первым.

— А вы знаете, кто владеет United Fruit? — спросил он.

— Zapata Oil, компания Джорджа Буша, нашего представителя в ООН.

— Это человек с амбициями. — Он подался вперед и понизил голос. — А сейчас я в конфликте с его дружками из Bechtel.

Это заставило меня вздрогнуть. Bechtel была самой мощной инженерной фирмой в мире, часто работавшей над реализацией проектов совместно с MAIN. Что же касалось генерального плана развития Панамы, я считал их нашими основными конкурентами в этом проекте.

— Что вы имеете в виду?

— Мы обдумываем возможность строительства нового канала, он будет на уровне моря, без шлюзов. По нему смогут проходить корабли большего водоизмещения. Возможно, японцы заинтересуются финансированием проекта.

— Они — крупнейшие клиенты Канала.

— Совершенно верно. Конечно, если они дадут деньги, они и будут строить.

До меня дошло.

— Bechtel окажется вне игры.

— Крупнейшие строительные работы в современной истории.

Он помолчал.

— Президент Bechtel — Джордж Шульц, при Никсоне — министр финансов. Можете себе представить, какое он имеет влияние — и печально известный характер. В Bechtel полно дружков Никсона, Форда и Буша. Мне говорили, что семья Bechtel дергает за ниточки в Республиканской партии.

Я почувствовал себя очень неловко. Я был одним из тех, кто продвигал презираемую им систему, и был уверен, что ему это известно. Моя работа, которая заключалась в том, чтобы убедить его взять иностранный заем в обмен на привлечение инженерных и строительных фирм, похоже, наткнулась на гигантскую стену. Я решил идти в лобовую:

— Генерал, — спросил я, — зачем вы меня сюда пригласили?

Взглянув на часы, он улыбнулся.

— Да, пора переходить к нашим собственным делам. Панаме очень нужна ваша помощь. Мне нужна ваша помощь.

Я оторопел:

— Моя помощь? Чем я могу помочь?

— Мы заберем Канал назад. Но этого недостаточно. Он откинулся на спинку стула.

— Мы должны стать образцом. Мы должны показать, что заботимся о своих бедных; мы должны показать, причем так, чтобы ни у кого не оставалось и тени сомнения, что наше намерение завоевать независимость не продиктовано СССР, Китаем или Кубой. Мы должны доказать миру, что Панама — это страна справедливости, что мы выступаем не против Соединенных Штатов, а за права бедных.

Он положил ногу на ногу.

— Для этого нам необходимо построить экономическую базу, причем такую, какой нет ни у кого во всем полушарии. Электричество — да, но электричество, которое и дотягивается до бедняков и субсидируется. То же касается транспорта и коммуникаций. И особенно сельского хозяйства. Для этого нужны деньги — ваши, Всемирного банка, Межамериканского банка развития.

Он опять навис над столом. Он смотрел мне прямо в глаза.

— Я понимаю, что ваша компания хочет иметь больше работы и обычно получает ее, раздувая размер проекта: делает автодороги более широкими, электростанции более крупными, порты более глубокими. На этот раз все будет по-другому. Дайте мне то, что больше всего подходит для моего народа, и вы получите подряды на все работы, которые только захотите выполнить.

То, что он предложил, было совершенно неожиданным. Его слова одновременно и шокировали, и заинтересовали меня. Это, безусловно, не соответствовало всему, чему учили меня в колледже и в MAIN. Он, конечно, знал, что игра в иностранные займы — обман и мошенничество.

Не знать этого он не мог. Эта игра велась для того, чтобы сделать богатым его самого, а на страну накинуть долговую удавку. Она велась для того, чтобы Панама навсегда оставалась обязанной Соединенным Штатам и корпоратократии. Она велась для того, чтобы удержать Латинскую Америку на пути «Замысла Провидения» и в подчинении у Вашингтона и Уолл-стрита.

Он наверняка знал, что система основывалась на предполагаемой продажности всех стоящих у власти, а его решение не использовать ее для своей собственной выгоды будет воспринято как угроза — новая форма домино, которая может запустить цепную реакцию и в конечном итоге обрушить всю систему.

Я взглянул через кофейный столик на этого человека, который, безусловно, понимал, что Канал давал ему особую, уникальную силу. И это делало его положение непрочным, шатким. Ему надо было соблюдать осторожность. Он уже завоевал себе репутацию лидера среди руководителей развивающихся стран. Если он, как его герой Арбенс, намерен противостоять системе, за этим будет наблюдать весь мир. Как будет реагировать сама система? В частности, какова будет реакция правительства США? История Латинской Америки усеяна телами павших героев.

Я осознавал, что смотрю на человека, который поставил под вопрос все придуманные мною оправдания моих действий. Конечно, у него были свои недостатки, но ведь он не был пиратом, это не Генри Морган или Фрэнсис Дрейк, хулиганы-авантюристы, которые использовали каперские свидетельства[17] от английских королей как прикрытие для узаконивания пиратства. Картинка на рекламном щите вовсе не была обычным политическим жульничеством. «Идеал Омара — свобода; еще не изобретена ракета, которая может убить идею!» Разве Том Пейн не говорил что-то похожее?

Это заставило меня задуматься. Возможно, идеи не умирают, ну а как насчет людей? Че, Арбенс, Альенде. И сразу возник следующий вопрос: как я буду реагировать, если Торрихосу навяжут роль мученика?

К тому времени, когда мне пора было уходить, мы оба понимали, что MAIN получит контракт на разработку генерального плана, а я прослежу за тем, чтобы указание Торрихоса было выполнено.