Петроград в 1920-м

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Петроград в 1920-м

В начале июля 1920 года части Западного фронта Михаила Тухачевского вновь пошли в наступление. 11 июля Красная армия освободила от поляков Минск, 14-го – Вильно. 23 июля в Смоленске был сформирован Временный революционный комитет Польши (Польревком) во главе с Юлианом Мархлевским. Ему предстояло возглавить и новую (Советскую) Польшу.

В это время всё ещё находившийся в Персии Яков Блюмкин (под именем Якуб-заде) так активно участвовал в создании Гилянской Советской Республики, что получил в боях шесть ранений. Мало того, будучи военным комиссаром штаба Красной армии новой персидской республики, и выполняя секретное постановление ЦК Иранской компартии, он совершил государственный переворот, поставив вместо правившего Рештом Кучук-хана Революционный комитет Ирана во главе с Эхсануллой-ханом.

Всё бы хорошо, но к россиянам, которых гилянцы считали союзниками, с этого момента они стали относиться как к оккупантам.

В Петроград, где людям тоже жилось не сладко, а зачастую и голодно, 13 июля 1920 года прибыл Фёдор Раскольников, назначенный командующим Балтийским флотом, и его супруга Лариса Рейснер. С ними был вагон с продовольствием, который (специально для писателей Петрограда) организовала Рейснер.

Прямо с вокзала Ларису отправили в больницу с тяжелейшим приступом тропической лихорадки. Лев Никулин, который тоже болел этой формой малярии, описал, что представляет собою подобный приступ:

«После странного поражения воли и разума (сначала странное безразличие и необъяснимая смертная тоска) наступают физические страдания. Пересыхают губы, лицо сводит в гримасу от горечи и свинцовая жёлтая тень ложится на лицо… Затем начинается бред. Тридцать девять и девять. А было почти сорок один».

Но 19 июля Рейснер уже пришла на открытие Второго конгресса Коминтерна. А 24 июля «Красная газета» опубликовала её очерк «О Петербурге», в котором говорилось:

«Вернуться в Петербург после трёх лет революционной войны почти страшно: что с ним сталось, с этим городом революций и единственной в России духовной культуры?

На военные окраины Республики доходили печальные слухи: холод, голод. Питер вымер, обнищал, это мёртвый город, оживающий только для отпора белым…»

В ти же дни Рейснер написала письмо Троцкому:

«Дорогой друг, пишу Вам из несуществующего города, со дна моря, которое залило Петербург забвением и тишиной. Вы не представляете себе молчания, господствующего вокруг меня. Предместья уничтожаются, целые улицы обращены в прах… Вот пять лет, и руины севера совершенно подобны развалинам Азии».

В самом деле, ещё три года назад (при царе) в Петрограде было 2,3 миллиона жителей, а в 1920 году осталось всего 740 000 человек.

В связи с открывшимся конгрессом Коминтерна 19 июля в Петрограде объявили праздничным днём. Массовые театрализованные представления организовала комиссар Мария Андреева.

Поэт Николай Гумилёв вместе со своей любимой ученицей, поэтессой Ириной Одоевцевой, одевшись англичанином, тоже отправился на гуляние. Со своей спутницей он разговаривал по-английски, а к петроградцам обращался на ломаном русском языке. Встретив его на одной из улиц, другой поэт Михаил Лозинский потом вспоминал, как он с удивлением и укоризной сказал «англичанину»:

«– С огнём играешь, Николай Степанович! А если бы вас забрали в милицию?

– Ничего, никто тронуть меня не посмеет, я слишком известен. Без опасности и риска для меня ни веселья, ни даже жизни нет».

Именно тогда, в 1920 году, Гумилёв написал стихотворение «Шестое чувство»:

«Но что нам делать с розовой зарёй

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?..

Так век за веком – скоро ли, Господь, —

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства».

Гумилёв считал, что людям необходимо «шестое чувство», чтобы понять суть большевистской «розовой зари».

Супруги Раскольниковы поселились в квартире бывшего царского военно-морского министра Ивана Константиновича Григоровича, который в это время, числясь сотрудником Морской исторической комиссии, получал скудный паёк. А новый командующий зажил припеваючи. Председатель Кронштадтского трибунала Балтфлота впоследствии писал:

«Матросов Раскольников считал людьми второго сорта. Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали прислугу, ели деликатесы и ни в чём себе не отказывали».

Поэт Всеволод Рождественский, посещавший квартиру Раскольниковых, тоже обратил внимание на то, что она была заполнена коврами, картинами, экзотическими тканями, собранием английских книг и флакончиками с французскими духами. Жена командующего Лариса Рейснер выходила к посетителям в халате, прошитом золотыми нитками.

Но перед матросами Рейснер неизменно появлялась в чёрной морской шинели. В минуты откровения она говорила:

«Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательна, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достаётся людям, стоящим у власти».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.