Поэты и власть

Поэты и власть

10 апреля 1919 года Нестора Махно избрали почётным председателем Гуляйпольского Совета. К этому времени видный московский анархист Иуда Соломонович Гроссман-Рощин (тот самый, с которым Маяковский познакомился и подружился в «Кафе поэтов») уже перебрался на Украину и стал работать в штабе махновцев, помогая батьке составлять его речи. Нестор Иванович называл Гроссмана «звездой среди молодых теоретиков анархизма», хотя и считал, «что он, Рощин, страшно бесшабашный».

Держа в первой половине апреля очередную речь перед односельчанами, Махно сказал, что советская власть изменила «октябрьским принципам», а захватившая власть партия большевиков «оградила себя чрезвычайками». Нестор Иванович потребовал свободы слова, печати и собраний для всех левых партий и групп, отказа от диктатуры большевистской партии и свободных выборов в Советы трудящихся крестьян и рабочих. Это, конечно, не могло понравиться большевикам. Но 15 апреля Махно вернулся на Южный фронт, где продолжил командовать повстанческой бригадой, которая входила в состав 3-ей Украинской советской армии.

Рощин-Гроссман наверняка поддерживал связь с Москвой, а с Маяковским состоял в переписке. Но ни одно его письмо опубликовано не было, так как высказывания анархиста и идеолога махновщины подорвали бы авторитет «поэта революции», как стали называть Маяковского, начиная с середины 30-х годов прошлого века.

А весной 1919 года в одном из московских кафе двое мужчин в кожаных куртках вступили в беседу с членами «Ордена имажинистов». Поэт Матвей Ройзман, недавно избранный секретарём этой литературной группы, собрался было уйти, но Есенин сказал ему:

«– Останься! Тебе пора знать изнанку жизни».

Ройзман остался. И через много лет написал в воспоминаниях, что один из пришедших мужчин стал рассказывать о том…

«… как на фронтах гражданской войны белогвардейцы пытают наших красногвардейцев, вырезая на их груди красные звёзды».

Потом речь пошла о том, что Белую гвардию поддерживают священники православных храмов и даже монашки из Страстного монастыря.

«– Я ненавижу всё духовенство, начиная с патриарха Тихона, – заявил Есенин, чуточку пригнувшись к столику. – Л этих сытых дармоедок в чёрных рясах повыгонял бы вон голыми на мороз!»

Кто-то из имажинистов вспомнил о том, как футуристы (Давид Бурлюк, Василий Каменский и Владимир Маяковский) разрисовывали монастырские стены футуристическими картинами. Есенин тут же сказал, что он…

«… считает нужным ударить но Страстному монастырю, чтоб прекратить антисоветские выпады…

– Мог же Бурлюк своими скверными картинами украшать улицы Москвы? – закончил он».

И имажинисты стали готовиться.

А чем занимался тогда Владимир Маяковский?

Художник Николай Фёдорович Денисовский (ему было всего 18 лет, и он учился в Высших художественно-технических мастерских или во Вхутемасе, как стало называться бывшее Строгановское училище) впоследствии вспоминал:

«Был канун 1 мая 1919 го-да. Не спали несколько суток, украшая город к празднику. Вечером сказали, что приедет Маяковский, и сотни сонных, усталых вхутемасовцев пришли, как один, точнее, чем на занятия, чтобы ещё и ещё раз слушать своего поэта. Грандиозный зал трещал от втиснувшихся в него вхутемасовцев. Сидеть было не на чем. Все стояли. Над морем голов возвышался Маяковский. Он читал третий час. Но просили ещё и ещё».

На следующий день, 1 мая, в московском Дворце искусств состоялся вечер «Праздник труда», на котором читали свои стихи Константин Бальмонт, Сергей Есенин и Марина Цветаева.

30 апреля красные взяли Баку, и 1 мая Сергей Миронович Киров (председатель временного революционного комитета Астрахани) сказал об участвовавшей в сражениях Ларисе Рейснер:

«Она у нас особая. Как нежный мотылёк, плавает среди мо – ряков и вдохновляет их на боевые подвиги!»

Другой видный большевик, Григорий Константинович Орджоникидзе, к этому добавил:

«Если бы Азербайджан имел такую женщину, как Лариса Михайловна, поверьте, восточные женщины давно побрасали бы свои чадры и надели их на своих мужчин».

А имажинисты всё рвались перейти в наступление. 4 мая киевская газета «Борьба» напечатала статью Григория Колобова «О новом искусстве». В ней, в частности, говорилось:

«Сейчас, когда творится новая жизнь и тысячелетняя паутина и плесень сметены революцией…на горизонте русской литературы видим силуэты уходящих „старцев“ и приходящих новых творцов образов, красок и звуков. Это С.Есенин, Р.Ивнев и совсем ещё молодой и кривляющийся от молодости, как раскрашенный паяц, А.Мариенгоф. Русская литература временно пребывает в летаргическом сне, но живая вода живых сил воскресит её, и уже слышатся громкие стуки:

"Перед воротами в рай

Я стучусь:

Звёздами спеленай

Телицу-Русь.

С.Есенин"».

Колобов привёл четверстишие из стихотворения «Преображение».

Комфуты ответили имажинистам сборником «Всё сочинённое Владимиром Маяковским». Он вышел в середине мая в Петрограде с посвящением «Лиле» и со словами в предисловии: «Оставляя написанное школам, ухожу от сделанного и, только перешагнув через себя, выпущу новую книгу».

Журнал «Вестник литературы», откликнувшись в десятом номере на это «Всё сочинённое…», иронии не пожалел:

«"Сотую – верю! – встретим годовщину". Этими словами заканчивается только что вышедший сборник, озаглавленный «Всё сочинённое Владимиром Маяковским (1909–1919)». Итак, один из наиболее нашумевших футуристов и, скажем, более интересный из них, верит, что молодым людям, разгуливавшим недавно в полосатых кофтах с выкрашенными лицами и с огурцами и ложками в петлицах, улыбается долгое будущее, Мафусаилов век. Многие лета им!»

16 мая 1919 года президиум В ЦИ К, выслушав отчёт Особой следственной комиссии, одобренный Феликсом Дзержинским («учитывая добровольную явку и подробное объяснение обстоятельств убийства германского посла»), амнистировал Якова Блюмкина. Тюремное заключение, которое предлагала следственная комиссия, президиум В ЦИК заменил «искуплением в боях по защите революции».

Ходили слухи, что Блюмкин выдал большевикам многих своих однопартийцев. За это предательство левые эсеры вынесли ему смертный приговор, и на него было совершено несколько покушений. Но Блюмкин остался жив. А такие отчаянные люди, как он, большевикам были очень нужны.

21 мая имажинисты Есенин, Мариенгоф и Шершеневич вступили во Всероссийский союз поэтов, который незадолго до этого возглавил ставший большевиком Валерий Брюсов. О нём Матвей Ройзман высказался так:

«Конечно, многие старые поэты поругивали Брюсова за спиной и за то, что он работает с большевиками, и за то, что вступил в коммунистическую партию, стал депутатом Московского Совета. Но молодые поэты встретили Валерия Яковлевича с восторгом».

Зинаида Гиппиус в «Чёрной книжке» прокомментировала это событие без всякого восторга:

«С Москвой, жаль, почти нет сообщений. А то бы достать книжку Брюсова „Почему я стал коммунистом“. Он теперь, говорят, важная шишка у большевиков. Общий цензор (издавна злоупотребляет наркотиками)…

Мы с ним были всю жизнь очень хороши, хотя дружить так, как я дружила с Блоком и с Белым, с ним было трудно. Не больно ли, что как раз эти двое последних, лучшие, кажется, из поэтов и лично мои долголетние друзья, – чуть ли не первыми пришли к большевикам?..

О разрыве с Брюсовым я не жалею. Я жалею его самого».

О том, чем пришлось заниматься в Петрограде в майскую пору 1919 года Александру Блоку, записал в дневнике Корней Чуковский:

«Теперь всюду у ворот введены дежурства. Особенно часто дежурит Блок».