После «мятежа»

После «мятежа»

8 июля 1918 года на первой странице экстренного выпуска газеты «Правда» жирным шрифтом была напечатана фраза:

«Новые слуги империализма „левые эсеры“ сделали безумную и гнусную попытку навязать измученной России немедленную войну».

Дело о левоэсеровском мятеже было направлено в Верховный ревтрибунал при ВЦИК – в тот самый, который первый смертный приговор уже вынес (Алексею Щастному).

В том же номере «Правды» было опубликовано письмо Феликса Дзержинского:

«Ввиду того, что я являюсь, несомненно, одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха, я не считаю для себя возможным оставаться больше во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии в качестве её председателя, равно как и вообще принимать какое-либо участие в Комиссии. Я прошу Совет Народных Комиссаров освободить меня от работы в Комиссии».

Просьба Дзержинского была удовлетворена.

Никаких воспоминаний о мятеже левых эсеров и о других событиях июля 1918 года Маяковский тоже не оставил. Хотя в тот момент произошло очень много событий, о которых можно было высказаться в прозе или в стихах.

К примеру, Яков Блюмкин 9 июля с помощью «внепартийных друзей» сбежал из больницы, в которой находился под охраной. А 10 июля на допросе в Верховном ревтрибунале Мария Спиридонова заявила:

«– Власть ленинцев – это олигархия большевиков. Поэтому я и организовала убийство Мирбаха. От начала до конца. Блюмкин действовал по моему поручению».

Слухи об этих событиях распространялись тогда довольно быстро, обрастая по ходу самыми невероятными подробностями.

В тот же июльский день (10 числа) командующий Восточным фронтом левый эсер Муравьёв поднял ещё один мятеж.

Михаил Артемьевич Муравьёв был царским офицером, участником русско-японской войны и Первой мировой. После февраля 1917 года его назначили начальником охраны Временного правительства и произвели в подполковники. Затем он примкнул к левым эсерам, а после октябрьского переворота, встретившись с Лениным и Свердловым, предложил свои услуги Советскому правительству. 13 июня Муравьёв стал командующим Восточным фронтом. 11 июля на пароходе «Мезень» он прибыл в Симбирск и (в соответствии с решениями своей партии) объявил войну Германии.

Советской Россией в тот момент правили тринадцать человек, входивших в состав Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК). Их фамилии (по алфавиту) были обнародованы в воскресном номере (14 июля 1918 года) «Известий ВЦИК»:

«Бухарин, Дзержинский, Зиновьев, Каменев, Ленин, Луначарский, Рыков, Раскольников, Свидерский, Свердлов, Троцкий, Урицкий, Чичерин».

В ответ на мятеж Муравьёва Ленин и Троцкий тут же заявили:

«… левый эсер Муравьёв объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте».

Впрочем, это обращение газеты опубликовали 12 июля, когда Муравьёва уже не было в живых.

Вскоре в Свияжск (город на острове в устье реки Свияги, построенный ещё Иваном Грозным для штурма столицы Казанского ханства – города Казани) прибыл наркомвоенмор Лев Троцкий. И 16 июля Фёдор Раскольников был назначен членом Реввоенсовета Восточного фронта.

В тот же день (16 июля) большевики закрыли газету Горького «Новая жизнь».

А в ночь с 16 на 17 июля произошло событие, о котором газеты сообщили только спустя несколько дней. «Известия ВЦИК» 19 числа поместили краткую информацию:

«В Екатеринбурге по постановлению Уральского Областного Совета расстрелян в виду сложившейся опасности побега Николай Романов. Президиум ЦИК эту меру признал правильной».

Об этом и других участившихся расстрелах философ, публицист и историк Пётр Бернгардович Струве (тот самый, что в 1898 году написал Манифест Российской социал-демократической рабочей партии, а летом 1918 года находился в Москве на нелегальном положении) высказался потом в сборнике «Из глубины»:

«В дни величайшего унижения России мы будем отстаивать идеалы, создавшие её мощь и величие, и вести борьбу с идиотами, ввергающими её в бедствие и неслыханный позор».

Об этих «бедствиях» и «позоре», газеты сообщали вполне откровенно. К примеру, 24 июля «Правда» поместила на своих страницах вроде бы самую обычную статью:

«Петроград

Рытьё могил буржуазией

Введённая среди буржуазии повинность по рытью могил для холерных проводится районными Советами энергично. Ежедневно представители от обеспеченных классов населения отправляются на рытьё могил. Рытьё могил происходит обычно по ночам».

27 июля Фёдору Раскольникову было поручено командовать охраной и обороной водных путей на Волге. Он возглавил Волжскую военную флотилию (5 пароходов, 3 миноносца, 4 плавучих батареи, 4 катера и 4 гидросамолёта) и вместе со своей женой и адъютантом Ларисой Рейснер-Раскольниковой обосновался на реквизированном у Михаила Муравьёва пароходе «Межень». Один из служивших на нём матросов потом написал в воспоминаниях:

«Лариса Михайловна много шутила в связи с тем, что совершает эту поездку на бывшей царской яхте „Межень“. Она по-хозяйски расположилась в покоях бывшей императрицы и, узнав из рассказов команды, что императрица нацарапала алмазом своё имя на оконном стекле кают-компании, тотчас же озорно зачеркнула его и вычертила рядом, тоже алмазом, своё имя».

Как видим, Россию 1918 года переполняли события, многие из которых казались просто невероятными. Для писателей и поэтов это был постоянно бурливший источник горячей информации, которая так и просилась, чтобы её записали, увековечили и передали грядущим поколениям. И Сергей Есенин сочинил «Инонию», Александр Блок – «Скифов». Писали стихи Зинаида Гиппиус, Алексей Ганин, Илья Эренбург, Осип Мандельштам, Василий Князев, Нестор Махно и другие стихотворцы. А охладевшая к поэзии Лариса Рейснер принялась публиковать очерки в газете «Известия», которыми зачитывались россияне. И только поэт-футурист Владимир Маяковский на всё то, что происходило в стране летом 1918 года, не откликнулся никак.

А жизнь продолжалась.