Краткий Миссионерский дневник С 19 ноября/2 декабря 1900 года
Краткий Миссионерский дневник
С 19 ноября/2 декабря 1900 года
Книжка 9–я сего формата.
Продолжение с 8–й книжки сего формата
Епископ Николай
Русская Духовная Миссия в Японии.
Токио. Суругадай
19 ноября/2 декабря 1900. Воскресенье.
Яков Негуро, катихизатор в Нагано, красноречиво описывает смерть и погребение шестнадцатилетней девицы Ольги; молитвенно готовилась умереть; пока могла поднимать руку, все время творила крестное знамение. На погребение прибыл о. Андрей Мегоки, и оно было совершено очень торжественно; триста учениц Женской школы, где она училась, были на отпевании и со слезами провожали ее, так как она была общею любимицею. Письмо отдано для напечатания в «Сейкёо Симпо».
О. Борис Ямамура просит опять принять на катихизаторскую службу Николая Абе. Но Абе в письме к сыну о. Бориса, подбивавшему его вновь поставить на службу, изъясняет, что «он не прочь опять служить катихизатором, но не иначе, как если будет назначен в такое место, где много английских и американских миссионеров (например, в Хакодате) — ему–де нужно глубже изучить веру». Изучать от протестантских миссионеров, тогда как своих православных книг столько переведено, что и перечесть трудно — только читай и размышлением усвояй все отрасли церковного учения! — Тотчас же написано о. Борису, что в просьбе его отказывается и заповедуется ему вперед не просить за Абе. Этот человек совсем самопроизвольный, хочет делать не то, что нужно Церкви, а что хочется ему самому. И прежде он был поэтому бесплодным катихизатором. Вперед же ему на церковный счет жить для удовлетворения своих фантазий: писанья японских стишков, ломанья англицкого языка для болтовни с протестантскими миссионерами и подобное — не дано будет. На основании его собственного письма, приложенного о. Борисом к просьбе о принятии, ему решительно отказано.
О. Сергий Судзуки, из Оосака, пишет, что рад назначенью туда, для сослужения с ним, о. Иоанна Оно, и будет в подчинении ему как старшему. Между строками письма можно читать, что он совсем не рад. Но что ж делать, коли не умеет обуздывать себя и управлять Церковью — пусть слушается о. Иоанна Оно, авось мало–помалу созреет.
О. Петр Кано, из Хакодате, пишет, что «в Церковь к богослужению приходят больше и больше, но что нелады между христианами продолжаются; на четыре или пять партий разделены». — Из–за чего бы теперь им там разделяться — не знаю, и не объясняет о. Петр. — Христианок о. Петр в письме хвалит: у них ежемесячно происходит три собрания (симбокквай).
Павел Мацумото, катихизатор в Отару, описывает болезнь и смерть своей дочери Марины, недавно отправленной к нему отсюда из Женской школы по его просьбе. Очень хотелось девочке (тринадцатилетней) приобщиться Святых Тайн пред смертью, но о. Николай Сакураи был в отлучке по Церквам. Весьма скорбит Павел о смерти Марины; это была его старшая дочь, прекрасное характером и видом дитя — и это уже третья дочь у него помирает. Должно быть, слабая комплекция матери переходит к детям; а мать — дочь первого каро князя мацимайского, нежно воспитанная и слабая женщина, хоть очень добрая и благочестивая. — Послано 15 ен Павлу на расходы по погребению; он преданный Церкви служитель ее и заслуживает участие.
20 ноября/3 декабря 1900. Понедельник.
О. Андрей Метоки прислал длиннейшее описание своей поездки по своим Церквам, и хоть бы что отрадное! Нигде успеха, ни единого крещения, точно пустыню Сахару прошел, прочитавши письмо.
Начальница Женской школы, Елисавета Котама, принесла расписание экзаменов — с 13–го числа начало.
— Что так рано? Никогда так не было, — говорю.
— Зато прямо начнутся, без предварительных дней свободных от занятий для приготовления. Ученицы будут держать исподволь, не утомляясь приготовлениями. При краткости экзаменного времени они так усердствуют, ко вреду своего здоровья, что по ночам нельзя спать уложить. Лишь только обойдешь комнаты и потушишь лампы, как смотришь, опять уж корпят пред своими, наперед заготовленными лампочками, или у коридорных ночников. Притом же имеется в виду приготовить их к экзаменам так, чтобы каждая могла ответить не только попавшийся ей билет, но и все из пройденного, преимущественно своими словами. — Я согласился.
21 ноября/4 декабря 1900. Вторник.
Праздник Введения.
На Литургии христиан из города было весьма мало.
О. Тит Комацу пишет, что в Церквах Уено и близлежащих крестил нескольких, и извиняется, что не усмотрел за отлучками Тихона Сугияма с места служения.
Илья Накагава пишет, что о. Павла Кагета не приняли христиане в Ивасаки, то есть просили не посещать их. — Что это значит, из письма Ильи не видно: то ли, что о. Павел до того дурно зарекомендовал себя своим пьянством, что христиане не желают иметь с ним дела? Или что негде поместить его во время посещения? Или же, быть может, христиане обиделись, что не удовлетворяют их прошения — дать им местного священника? Два года они обращались к Собору с этою просьбою; но так как христиан в той местности еще очень мало и так как христиане не дают ничего на содержание священника, то просьба их была отклонена. — Во всяком случае это плохой факт, не рекомендующий ни благочестие христиан, ни достоинства о. Павла.
Окамото Риуноске опять явился, с шестью бутылками минеральной воды, будто бы им приготовленной для продажи, в подарок, и с просьбой дать ему в долг хоть ту малую сумму денег, которую я на днях предложил ему (30 ен вместо прошенных им 300). Я тотчас же отсчитал ему 35 ен и вручил; сказал, что больше не могу ни ныне, ни в конце года, но что пусть считает сию сумму не долгом, а подарком ему. (Столько, или почти столько стоят его книги, в прошлом году присланные им мне в подарок из Кёото).
22 ноября/5 декабря 1900. Среда.
В сегодняшнем номере «Japan Daily Май» перепечатали из «China Mail» статью, из которой явствует, что протестантских миссионеров умерщвлено в Китае в нынешнем восстании 129, детей сих миссионеров 39. Там же замечается, что если прибавить к сему число убитых католических миссионеров, которых убито не менее, чем протестантских, то получится двойное вышеозначенное число (129) — количество мучеников–миссионеров.
Протестантских сект в Китае 57. Миссионеры сих сект, впрочем, живут довольно мирно между собою. Нынешнее же гонение окончательно сблизило их, поровняв несчастием. Христиане китайцы заявили себя стойкими в вере: тысячи из них претерпели мученическую смерть за Христа.
23 ноября/6 декабря 1900. Четверг.
Перевод Нового Завета совсем кончен; ныне последнее чтение, и проверка закончена. Остается напечатанье, к чему уже приступили.
Петр Исикава начал печатать свою «Историю Православной Церкви в Японии». Будет два тома пока, в семьсот экземпляров, с двадцатью или более снимками церковных зданий и людей. Все издание будет стоить ен 500. Нечего делать! Пусть сохранятся следы Промысла Божия в самых зародышах Церквей. Для истории собственно — весьма рано; для подбирания первых крупиц благодати, пекущейся о спасении языческого народа, самое время — живы еще по Церквам первые христиане, от которых можно узнать, как зародилась Церковь; но уже начинают они отходить в вечность, оставляя место второму поколению, для которого начало скрывается вдали. Сегодня же Исикава говорил: «Хорошо, что я посетил те и те Церкви; то и дело, что приходят известия о смерти стариков, от которых я собирал сведения, которых теперь уже нельзя было бы добыть».
24 ноября/7 декабря 1900. Пятница.
Приступили мы с Накаем к исправлению Псалтири, напечатанной пятнадцать лет тому назад. Оказывается, однако, что поправок придется сделать не очень много.
О. Павел Косуги описывает свою поездку по Церквам. Хвалит город Ивамацу, где будто бы много слушателей у Фомы Маки; крестил там одного. И, конечно, как во всяком письме своем, просит о. Косуги денег — ныне на лечение жены своей Агафьи.
Павел Сибанай, катихизатор в Саннохе, пишет, что дочь его, имеющая право на поступление в Женскую школу, больна; просит вместо нее принять дочь одного христианина с взносом 2 1/2 ены в месяц. Боюсь, что обманет: когда выздоровеет дочь, станет просить принять и ее. Впрочем, послал я письмо его в Женскую школу — пусть сделают, как хотят. Хорошо бы, конечно, раскрыть дверь в школу шире; сегодня же и еще один христианин приходил просить принять сироту–девочку, дочь недавно умершего усердного христианина, в школу. Но что же делать, коли школа тесна? До последней возможности набита она ныне, а девочек двадцать пять состоят кандидатками на поступление и ждут своей очереди. Построить бы больше здание? Места нет. Купить бы больше места? Денег нет, да и места под рукою нет, а вдали неудобно. Вот если бы в Семинарию просилось столько, то можно бы перескочить чрез все эти препятствия. Но увы! Сыновей своих христиане метят в приобретателей денежных служб, и потому посылают в мирские школы. В Семинарию перепадает самая малость, и то или бедняки, или больные. Исключение составляет только Корнилий Асано, в Янайбара, выражающийся, что служба по духовной части ныне самая необходимая в Японии, и потому шлющий в Семинарию своих здоровых сыновей, которых ныне двое здесь.
25 ноября/8 декабря 1900. Суббота.
Утром получено письмо от оо. Иоанна Оно и Сергия Судзуки, из Оосака, что «христиане Церкви Вакаяма жалуются на частые и продолжительные отлучки своего катихизатора Якова Адаци к жене в Кёото, и потому просят себе Тимофея Ирино из Оосака». Оо. Оно и Судзуки подтверждают просьбу христиан и просят «немедленно, даже телеграммой, велеть Ирино отправиться в Вакаяма, а с Адаци поступить, как угодно». — Сейчас же телеграмма отправлена к Ирино, чтобы шел служить в Вакаяма, а Якову Адаци написано, что он отставляется от должности и увольняется в мир служить, где ему угодно. — Письмо послано к священникам в Оосака, чтобы они прочитали и немедленно отправили к Адаци, которого и адрес кёотский здесь не известен. Не жаль Адаци: всегда был самым ленивым и бесплодным катихизатором, а женившись на какой–то, не желающей идти с мужем на место его службы, а тянущей его с места службы к себе, сделался совсем уж постыдным потребителем церковных денег, жертвуемых благочестивыми христианами на дело Церкви, а не на дело служения жене. Так–то вот жениться на каких–то с ветра, а не на воспитанницах Миссийской Женской школы!
В третьем часу был английский епископ Одрей (Awdry), завчера письмом спрашивавший, может ли он в этот час посетить меня по делу. Дело оказалось следующее: один из методистских миссионеров составил проект — пред наступающим новым столетием соединить всех миссионеров в молитве, подобной молитве Спасителя в Гефсиманском саду, чтобы все, ныне разделенные христиане, стали одним стадом. Одрей получил приглашение и дал согласие; и просит ныне Одрей, от лица того миссионера, нас, православных, также соединиться с ними в молитве. Одрей прочитал написанный латинскими буквами японский проект миссионера с сочиненной им молитвой. Читал он с большим чувством, но стоило большого труда не расхохотаться — не над проектом, а над его чтением — до того нелепо и дико это произношение везде на английский манер «ш» вместо «с» и «ч» вместо «ц». Выслушав все, я нашел предприятие одобрительным и сказал, что отдам проект для напечатания в нашем «Сейкёо Симпо», к сведению всех наших христиан, — пусть только рукопись доставится мне написанною по–японски, — И потом стал говорить епископу, что он предлагает нам делать то, что мы и без того постоянно и неустанно делаем: в каждой ектении Церковь провозглашает молитву «о соединении всех», и все наши христиане знают, что это о соединении всех, разделенных на секты и общества, чад Божиих в одно стадо под одним Пастырем, и творят свою посильную молитву о сем. (Тут же показал ему в японском служебнике эти слова и, по его желанию, подарил ему самый служебник.) Пусть молятся и все протестанты о сем, они в этом присоединятся к нам, а не мы к ним. Мы, молясь, твердо веруем, что рано или поздно по молитве совершится, ибо о том же молился и Спаситель, а Его молитва в то же время — выражение Его о Божественной воли. Но пусть протестанты знают, что не совершится это до тех нор, пока со словами молитв не соединится дело. Мы ныне, молясь, протягиваем друг к другу руки общения, но между нами пропасть — руки бессильно висят на воздухе; и так будет до того времени, когда заградится пропасть, а заградить ее — ваше дело, не наше. Заградить ее — значит исправить вам то, что вы извратили в умении Спасителя (например, учение о Святом Духе, о благодати), принять вновь то, что вы отбросили из сего учения (например, таинства). Пусть ваши церковные обычаи (например, музыка при богослужении), пусть все второстепенное, останется у вас по–вашему, но догматы должны остаться неизменными, а в этом отношении вам исправляться, не нам. И пока вы не исправитесь, молитва «о соединении нас» будет тщетною. — Как достигнуть исправления? Прежде всего вам нужно изучить православие. Образуйте в Англии от лица Церкви авторитетный комитет, так чтобы он стоял пред лицом всей нации; пусть члены его изучат русский и греческий языки, а чрез них богослужебные книги и всю богословскую науку Православной Церкви, пусть по мере изучения все докладывают английскому народу; этим он будет подготовлен к уступкам истине. Когда завершится изучение, и английская нация будет о всем осведомлена и приготовлена, тогда следует собраться Вселенскому Собору, и на нем, с благословением Божиим, состоится торжественное соединение. Предлагайте это вашим принципалам в Англии. Ваше слово должно иметь вес, потому что если кто, то мы, миссионеры, больше всего чувствуем прискорбность и неудобства этого разделения, крайне компрометирующего нас в глазах язычников и воспрещающего паши успехи, — и так далее, долго еще был разговор в этом духе, пока помешал визит ко мне молодого Сендайского князя, бывшего когда–то у меня девятилетним ребенком, потом, тринадцать лет тому назад, видевшегося со мною на водах в Асиною. Ныне ему тридцать один год; он был для образования в Англии; два с половиною года состоял студентом Кентерберийского университета. Знает отчасти христианство, но не верует ни во что. Араи Цунено–син старается завлечь его в мистицизм, часто посещая его для разговоров с ним, но труд Арая будет не менее тщетен, чем был, вероятно, не малый труд английского клержмена, у которого он жил в Англии, сделать его протестантом.
С бишопом Awdry князь разговорился, и нашли они немало общих знакомых в Англии. Когда ушел Awdry, пришел Петр Исикава, секретарь, отнесшийся очень почтительно к князю; и был другой разговор — о том, что сендайцы больше всех потрудились для водворения Православной Церкви в Японии, что князю Сендайскому его бывшие слуги проложили путь к истинному христианству, и прочее. Сендайский князь, однако, уходя, даже руки не подал красноречивому и умному Петру Исикава.
26 ноября/9 декабря 1900. Воскресенье.
До Литургии о. Симеон Юкава крестил семь человек взрослых и младенцев; среди младенцев была двойня: две здоровенькие девочки; из взрослых — одна протестантка, присоединенная чрез миропомазание. — Служили Литургию мы с ним вдвоем и с диаконом Кугимия: прочие священники все по требам вне Токио; о. же Павел Сато болен легким параличом. Оказывается, что четыре священника, никак не менее, всегда должны быть при Соборе. Диаконов ныне двое, и мало; один сегодня, по просьбе из прихода, был на погребении вне Токио, другой если бы захворал случайно — служить было бы не с кем. Следует иметь троих диаконов при Соборе.
Много было посетителей после службы — отчасти из сегодняшних причастников, которых было человек сорок; но разговоры обычные — спросы и назидания. Между прочим, София Китагава рассказала о своем путешествии для сбора на сиротский приют — собрала ен 35 только.
27 ноября/10 декабря 1900. Понедельник.
По случаю основания нового церковного журнала «Сейкёо–ёова» и перемен по редакции журнала «Уранисики» новый редактор сего последнего и вместе редактор «Сейкёо—Симпо» Петр Исикава на днях просил меня сделать некоторые внушения пишущим в журналы, например, Исайе Мидзусима — чтобы избегал грубых вульгаризмов, неприличных духовному журналу, Василию Ямада — чтобы бросил свое самопроизвольное тощее изданьице и занялся исключительно (кроме своей катихизаторской обязанности) писаньем в «Уранисики», и подобное. Чтобы сделать это, я сказал Исикава пригласить всех пишущих ко мне на завтрак сегодня в двенадцать часов. Сегодня и собрались. К несчастью, велел я Никанору, заказывая завтрак, поставить на стол две бутылки вермута. Когда сели за стол, Павел Ямада начал хлопать рюмку за рюмкой, так что почти один опорожнил ближайшую к нему бутылку. По мере охмеления он стал болтать и хохотать, так что путного разговора нельзя было вести. Когда я отвернулся, чтобы взять с другого стола вилки и ножи, Павел Ямада схватил к себе другую целую бутылку. Но я без церемоний велел переставить ее от него. Тем не менее, когда я, позванный к какому–то посетителю иностранцу, вышел на короткое время, и другая бутылка была наполовину опорожнена, вероятно, тем же Павлом Ямада. Хорошее заключение будет о нравах сего места увидевших Павла Ямада шатающимся и говорящим чепуху! Во всяком случае, сегодняшнее собрание, весьма благонамеренное и возвышенное по цели, потерпело полное фиаско из–за двух бутылок вермута. Из сего нравоучение: вперед, зовя японцев, в подобных случаях, на завтрак или обед, никогда не ставить на стол никакого вина. Да не будет забыто сие и да будет в точности исполнено!
Пантелеймон Секи, врач и добрый христианин в Татебаяси, просит отменить наложенный на катихизатора Тихона Сугияма штраф — «катихизатору–де нужно есть». Отвечено Апостольским словом: «Аще кто не хочет делати, ниже да яст» (2 Сол. 3, 10).
О. Игнатий Като описывает свою поездку по приходу: в Кумбецу крестил одну старушку, обращенную и наученную вере благочестивым Павлом Огава, в Сибецу крестил двоих, в Кусиро троих. Прислал и фотографию Церкви в Кусиро, то есть церковного здания с христианами пред ним. Хвалит очень усердие христиан сей Церкви; в пример приводит поступок Антипы Фудзивара: заметив, что у о. Игнатия нет часов — «священнику неудобно быть без часов», молвил Антипа и снял свои часы, чтобы подарить их о. Игнатию; как ни отказывался о. Игнатий, но должен был наконец принять подарок. Провожая его, христиане плакали.
28 ноября/11 декабря 1900. Вторник.
Из Хакодате Павел Нисимура и еще шесть с ним подписавшихся пишут: было общее собрание христиан для избрания членов церковного совета; выбрали семерых; за Павла Нисимура и дальнейших за ним трех было подано более сорока голосов за каждого. Потом следуют с значительно меньшими голосами Удзие и другие. Но Удзие из–за того, что на его долю выпало мало голосов, восстал против собрания, находя его, без всякой причины, неправильным. Пристал к священнику о. Петру Кано, чтобы он объявил новое собрание. О. Петр (должно быть по глупости, или безучастности) объявил. Собралось христиан очень мало, произведены были новые выборы; натурально, очень малым числом голосов. Большинство христиан крайне возмущены всей этой безурядицей, и жалуются подписавшиеся от себя и прочих христиан на беспутство Удзие. С тех пор, как он крестился и вошел в Церковь, не перестает мутить Церковь. Он выжил о. Петра Ямагаки из Хакодате. Он всех всегда ссорил между собою и доселе продолжает смуту, — Я послал утверждение в качестве членов совета Павлу Нисимура и троим, избранным в первом собрании большинством голосов. Послал на имя о. Петра Кано, чтобы он объявил это христианам. Но так как это сделал я не по его, о. Петра, письму (он тоже, должно быть, по глупости или же безучастности не считает нужным писать мне о сем), то послал ему для прочтения письмо Нисимура и в частном письме к нему сказал, что если правильно написанное Павлом Нисимура об избрании, то пусть объявит прилагаемое мое распоряжение об утверждении избрания членов церковного совета.
О. Иов Мидзусима просит о принятии на службу Петра Такахаси. Написано ему — Петр Такахаси: 1) был очень ленивым катихизатором, 2) часто без спроса отлучался с места службы. Если он кается в этих своих проступках, то пусть напишет об этом ко мне, пусть даст твердое обещание не повторять их и пусть пришлет прошение прямо ко мне. Тогда и увижу, можно ли принять его.
29 ноября/12 декабря 1900. Среда.
С одного часу до пяти проработал на холоде в библиотеке, вписывая вновь переплетенные книги в каталог и нумеруя их. Призвав переплетчика Хрисанфа, велел ему принести переплетный русский шрифт, чтобы передать его другому переплетчику, так как Хрисанф по месяцам держит книги непереплетенными — я потерял всякое терпение с ним. Другой же переплетчик очень исправен, но русского шрифта у него нет.
Замечательных писем сегодня не было, кроме, разве, одного письма от каторжника–язычника из тюрьмы. Часто из тюрем пишут, но редко так умно и красноречиво, как сегодня: и описывает прелесть невинности, и оплакивает свое падение, и питает надежду на исправление и добрую жизнь впереди; в видах последнего просит христианских книг для руководства; оные с удовольствием к нему отправлены.
30 ноября/13 декабря 1900. Четверг.
Записать нечего. Письма не читаны; замечательных между ними нет (о замечательных или спешных мне говорится из канцелярии во всякое время дня, и даже ночи); незамечательных читать мне некому: секретарь Сергий Нумабе болен инфлюэнцей и лежит у себя дома, его помощник Давид Фудзисава готовит рассылку содержания служащим по провинциям, что нелегко и требует немало времени и внимания. Сегодня он взял из банка 3200 ен на первую рассылку за первый и второй месяцы, то есть дальнейшую; ближайшей будет вторая — чрез дня четыре–пять. Миссия счастлива нынешними секретарями: оба — люди, которым можно доверить получить сумму вот такую, как ныне, и даже больше. Нумабе — сендайский дворянин, уже старик, служивший прежде катихизатором; Фудзисава — бывший небольшой князек, средних лет. Оба — обедневшие материально, но не душевно — сохранившие благородство чувств и мыслей, свойственных истинно благородным людям, почему и можно положиться на них. Не вдруг, конечно, я стал доверять им обращение с большими суммами, но тщательные и долгие наблюдения убедили меня в том, что безопасно можно доверяться им. Разумеется, происходящим из низкого сословия — хотя бы они были и христиане — я никогда не доверюсь так, как доверяюсь Нумабе и Фудзисава. Пример — Илья Чёого, вытащенный Миссией из грязи и обманывавший ее, и многие другие, по мелочам надувающие Миссию. На дворян также нельзя скоро полагаться, потому что из них неблагородных душевно немногим меньше, чем из простолюдья, а нужно многолетним опытом убедиться в их благонадежности.
1/14 декабря 1900. Пятница.
О. Павел Морита описывает поездку по своим Церквам: самое приятное то, что катихизатор Игнатий Такаку, кажется, начинает быть порядочным катихизатором — о. Морита очень хвалит его проповедь, было несколько и к крещению приготовленных у него. Такаку кончил курс Семинарии, но и когда учился, если постарался, делался одним из первых; большею же частию ленился и паясничал. Вышедши на службу, до сих пор почти ничем не заявил себя. Ныне вот начинает заявляться. О. Морита очень радуется за него.
О. Василий Усуи также посетил свои Церкви и везде преподал таинства покаяния и святого причастия; было и несколько крещений у катихизатора Мори в Касивакубо. Хвалит о. Василий усердие христиан в Сюзендзи и Катаока, но не хвалит леность катихизатора в Катаока Петра Ока. Где же и быть Петру Ока добрым проповедником! Душевно искалеченный мирянин, пожелавший найти успокоение в служении Церкви, но не отрешившийся вполне от мирских пристрастий.
2/15 декабря 1900. Суббота.
О. Яков Такая посетил свои Церкви и преподал таинства христианам; крестил несколько в Хитоёси (четырех) и Миязаки (двух).
Хвалит христиан в Оби и Хитоёси, не хвалит христиан в Миязаки за взаимные ссоры, ныне, впрочем, улаженные им. В Мияконодзе проповедь совсем бесплодна, «потому–де, — пишет о. Яков, — что народ слишком погружен в материализм»; но потому скорей, что Ходака очень плохой катихизатор.
Что христиане считают обязательным для себя делать, то делают не щадя денежных средств, как бы это ни было трудно им. Пример в письме о. Якова: бурей повредило церковный дом в Хитоёси; христиане, как их ни мало там, тотчас же нашли у себя более 50 ен на поправку его.
О. Сергий Судзуки извещает о посещении христиан в Какогава, Химедзи и Акаси; везде исповедал и приобщил; крещено только в Акаси двое. Пишет еще о крещении в Оосака четырех и присоединении из католичества одного. Церковь в Оосака, по–видимому, умирилась. Тимофей Ирино отправился в Вакаяма, а Якову Адаци оо. Оно и Судзуки отправили мое письмо об увольнении его со службы тотчас по прочтении его.
Во время всенощной камнем разбили стекло в окне Собора, чего давно уже не было. К счастью, ночной дворник Василий, во время службы охраняющий Собор, успел схватить одного из пяти шедших вместе и бросавших камни; попался на этот раз взрослый, которого можно принудить заплатить за разбитое; до сих пор попадались больше дети, ниже возраста для законных требований; кажется, попавшийся — приказчик из какой–то лавки; его сдали в полицию.
3/16 декабря 1900. Воскресенье.
Утром, пред обедней, говорят мне, что «диакон Стефан Кугимия захворал». А другой диакон — и вместе проповедник в квартале Сиба — Яков Мацуда иногда не является к службе. Думал я, что придется о. Семену Юкава говорить на Литургии ектении вместо диакона, а мне читать Евангелие. К счастью, Мацуда явился служить. Но это подало мне мысль поставить еще диакона для Собора, чтобы не оставаться иногда без диакона на службе, что Собору совсем не было бы прилично. Просматривая список всех служащих Церкви в Токио, я остановился на катихизаторе в Асакуса, Петре Уцида: ему уже за тридцать лет, кончивший курс Семинарии, имеющий уже двоих детей, служивший доселе беспорочно, обладающий порядочным голосом. Велел о. Семену прийти ко мне после Литургии, переговорил с ним, как с духовником Петра Уцида и имеющим его у себя под рукою на службе; о. Семен не сказал ничего противного поставлению Уцида во диакона, кроме того, что он иногда груб в своих шутках. Потому сказал я о. Семену прислать ко мне Петра Уцида во вторник в два часа, сообщив ему конфиденциально, для чего он призывается, для того, чтобы дать время обдумать и решиться.
Первое, что требуется, — это твердое желание и решение служить Церкви всю жизнь — имеет ли он его? И прочее. О. Семен продиктует ему, что нужно обдумать, с призыванием Бога в помощь, прежде чем прийти ко мне. — Потом позвал я о. Павла Сато, ныне поправляющегося от паралича, спросить, не знает ли он какого–либо препятствия к поставлению Уцида во диакона для Собора. Он тоже не нашел ничего, а он духовник семинаристов и должен знать их хорошо. Больше спрашивать некого; выбора здесь не требуется, ибо ставится диакон для Кафедрального Собора. Итак, если со стороны самого Петра Уцида не найдется препятствий, то он и будет поставлен диаконом, с тем, конечно, чтобы продолжал по–прежнему состоять катихизатором в Асакуса.
Павел Соно письмом в две сажени отвечает на посланное ему увольнение со службы за то, что мать свою — христианку — похоронил по–буддийски. С самого начала заявляет, что принимает увольнение, как заслуженное им, по считает нужным объясниться. Объяснение разделяется на две части: первая состоит в описании, как он старался достать денег на погребение матери, но не мог, потому предоставил погребение собравшимся родным, которые объявили, что по–буддийски похоронят, приняв расходы на себя; если же по–христиански, то они ни сена не дадут на него. «В этой крайности, — пишет Соно, — я должен был согласиться на языческое погребение». Сказал и соврал. По его телеграмме о смерти матери ему тотчас же послано было телеграммой 15 ен. Во второй части оправдывается против взведения будто бы на него обвинения, что он проповедует ересь. Пред мною о. Кавано в этом не обвинял его. Но в этой части объяснения немало горьких истин против о. Кавано. В прошлом году Собором Павел Соно назначен был служить в Кумамото, но о. Петр Кавано переместил его в Янагава, так как «Кумамото–де родина Соно — он там дурно вел себя в язычестве — это будет воспрещать успехам его проповеди». Отчасти, может быть, и правда; но это до того озлобило Соно, что он в душе сделался врагом о. Петра; и целый год Соно ровно ничего не делал в Янагава, а только гулял и читал буддийские книги, как сам откровенно и несколько раз повторял это в письме. Тут же описывает, какой о. Петр плохой священник; о проповеди нисколько не заботится; служит по праздникам или слишком поздно, или слишком рано; на богослужения собираются всего два–три христианина, а иногда ни одного, кроме кого–нибудь из его собственной семьи; главная страсть его — рыбная ловля и возделывание огородных овощей; для той и другого забрасывается всякое церковное дело; в семье бьет жену. Повторяет Соно несколько раз: «спросите всех служивших здесь катихизаторами — все скажут то же». Обвинение о. Петром его в ереси вышло от того, что он, читая от нечего делать буддийские книги, говорил иногда с христианами, что вычитал в них, но без тени какого–либо притязания на распространение буддийских мыслей, а просто в разговоре, и притом с людьми, знающими христианское учение твердо, — не с такими, которые бы могли смутиться.
Заключает Соно положительным утверждением, что, пока о. Кавано священником в Янагава, успеха проповеди там не будет, и Церковь будет такою же мизерною, какова она ныне. — Правда. Но где же тот, кого бы поставить вместо Кавано?..
Отвечено Павлу Соно, что письмо его прочтено и что если он еще желает служить Церкви, то пусть поручит сестру с детьми родным, а сам едет сюда для службы где–либо вдали от Кумамото, где он скомпрометировал себя, — сестре он может помогать отовсюду. В нем есть добрые черты, которыми можно воспользоваться для Церкви.
О. Феодор Мидзуно вернулся из своих Церквей в Симооса. Везде исповедал и приобщил христиан. Крестил двадцать восемь человек. Проповедь у катихизаторов Узава, Канасуги и Масуда идет оживленно; только у Хираяма плохо — за то же он всего «ходзё».
Вчера вечером разбившего стекло в Соборе полиция прислала с извинениями и велела ему вставить стекло вместо разбитого им.
[Пропуск в оригинале]
Не знаю, что делать с о. Сергием Судзуки. Видимо, плохой он священник и даже плохой человек. Недаром год за годом христиане Оосака, хоть не все, настаивали на взятии его от них; я все думал, что неопытен, мало–помалу сделается мудрым. Но на навозной куче, знать, только поганки растут. Черного кобеля не вымоешь добела. Церковью править, видимо, не по его душевным средствам. Знать, придется его взять сюда, к Собору.
5/18 декабря 1900. Вторник.
Катихизатор из Асакуса Петр Уцида был в два часа; сказал, что имеет решительное намерение и желание служить Церкви всю жизнь, что никаких препятствий к исполнению своего желания не предвидит, и прочее, почему выслушал от меня предложение быть при Соборе диаконом и принял его. В следующее воскресенье назначено его рукоположение. Прибавил ему содержание 4 ены (будет получать отныне от Миссии 18 и 2 имеет от христиан Асакуса, всего 20 ен в месяц) и дал на подрясник 15 ен. У него уже трое детей (не двое, как прежде записано).
Катихизатор Савва Ямазаки, из Наканиеда, описывает посещение Церкви о. Петром Сасагава; больше шестидесяти было исповедников и причастников. Особенным усердием отличаются всегда в этой Церкви церковные старшины Василий Канно и Моисей Теразава. Письмо такое хорошее, что послано для напечатания в «Сейкёо—Симпо».
Инна Яги, жена катихизатора Авраама, на письмо от меня вернуться к мужу, вновь отвечает решительным отказом и требованием развода, не указывая решительно никаких причин к тому.
Илья Яци, катихизатор в Исиномаки, неугомонно, вот уж третий раз, просит помощи в 19 ен на какие–то свои расходы (должно быть, по путешествию на родину, в Оою). Нечего делать, послал сегодня 12 еп в дополнение к 7, посланным прежде с советом просить остальное у своих христиан — бесплодным советом.
Моисей Минато, с острова Сикотана, пишет, что скоропостижно умер там один мужчина, но было рождение одной девочки, которую крестить настоятельно упросили его, не дожидаясь священника, так что христиан–курильцев, по–прежнему, остается шестьдесят один, но из них только двадцать три мужского пола, остальные тридцать восемь — женского. Моисей сетует на это неравенство, не представляющее виды на благосостояние Сикотанской Церкви. Пишет еще, что бонза, посланный туда обращать наших христиан в буддизм, среди бесплодного проживания там захворал и лежит теперь опасно больной.
6/19 декабря 1900. Среда.
Тезоименитство нашего Государя.
Утром написал бумагу в «Городское управление города Кёото» о том, что «земля под храм там приобретена и храм строится на пожертвования иностранных христиан, что земля и храм будут собственностью Православной Церкви в Кёото, что о. Мии, поставленный указом Епископа там, — распорядитель на церковной земле и по постройке храма и прочих зданий и представитель Церкви пред местными властями; он ручается за средства для содержания храма и за уплату всех законных налогов на церковную землю и здания, но за него, в свою очередь, ручается Епископ, по Вселенскому Церковному Закону — главный распорядитель как церковных дел, так и церковного имущества (Апостольское правило 41)».
Послано это свидетельство о. Семену Мии по его просьбе: до сих пор не разрешают ему постройку храма, находя неуясненным, кто владелец места и храма, хотя, по–видимому, он отписывался очень ясными бумагами на запросы ему местных властей.
Постройка храма, впрочем, давно начата, и вот еще какие бывают казусы: под основание храма предположено было вырыть канавы в два фута глубины, но пришлось рыть до семи футов: натуральный грунт был срыт для каких–то потребностей инде, и яма наполнена мусором, который даже не слежался порядочно, представляя рыхлую почву, негодную для фундамента. Из сегодняшнего письма отца Мии явствует сие. Хорошо, что архитектор, по–видимому, добросовестный человек. Им приставлены к постройкам два надзирателя, которые, по свидетельству о. Мии, весьма ревностно исполняют свое дело. Кроме приготовления места под храм, два дома уже перенесены и установлены на назначенных им местах.
В десять часов двадцать минут отправился в Посольство. Застал начало Литургии. После нее — молебен о здравии Государя Императора и Великих Князей, сегодняшних именинников. После — завтрак у посланника. Вечером обычное занятие переводом; ныне идет исправление перевода Псалтири; сегодня исправляли 31 и 32 псалмы. Поражает величие этой боговдохновенной книги. Только по тщательном изучении и вникновении можно оценить ее.
7/20 декабря 1900. Четверг.
Утром — на экзамене в Катихизаторской школе по Догматике; в старшем курсе три ученика, в младшем — шесть; отвечали порядочно. В Семинарии на пятом курсе по Церковной Истории — отвечали очень хорошо; осталось всего одиннадцать учеников, но все способные и надежные. Говорил им, по окончании испытания, чтобы «дружно держались между собою и постарались все окончить курс, имея пред глазами одну цель — распространение Христовой веры в своем отечестве; их должно ободрить положение Православной Церкви в Японии среди других Церквей: всех удивляет то, что у нее нет иностранных миссионеров, а она идет вперед победоносно, не боясь никого, — почему? Потому что проповедники — носители чистой и полной истины Христовой, у них нет опасных мест, или ран, как у католиков и протестантов; католик–миссионер боится православного проповедника, и если сей направляется туда, где есть католические христиане, тотчас посылается туда к католическому проповеднику экстренная помощь (как признаются сами они). Для православного веропроповедника нигде нет никакой опасности — ему царский путь. И вот этот путь перед вами. Постарайтесь же все вступить на него. Воспитывайте в душе идеалы, как подобает юношам».
Из Хакодате о. Петр Кано пишет, что объявил утверждение мною, в качестве церковных старшин (гию) четверых, которым на нер-
[Пропуск в оригинале]
Послано письмо о. архимандриту Иннокентию, начальнику Пекинской Духовной Миссии, сочувственное к его и паствы его несчастиям от боксеров, и предложил послать ему церковные вещи или книги, в каких он нуждается и какие мы можем.
13/26 декабря 1900. Среда.
Утром — на экзамене в Катихизаторской школе, чем и закончились экзамены мужских школ.
Стефан Мацуока, из Фукуока, пишет, что «Павел Соно, живя там катихизатором, наделал долгов». Ну, с этим Миссия не имеет никакого дела! Стало быть — платить долги за катихизаторов, так не долго бы и быть Миссии — ее самое продали бы с аукциона за долги. «Конфузно Церкви, что ее катихизаторы таковы!» Так что ж делать, коли лучших людей нет? Конечно, Церковь не послала бы человека катихизатором, если бы знала, что он станет порочить ее, но где же знать это наперед? Дрянь идет в наши школы. Совсем бы не брать их, так совсем не было бы служащих Церкви. Теперь хоть половина из этой дряни, по выходе из школ, кое–как делает дело; остальная половина если расплывается, как навоз в весеннее половодье, то что с этим поделаешь! Знать, тому и должно быть по природе вещей, но наперед все же этого не угадаешь.
Э-эх! Жду миссионеров из России — нет! Жду хороших людей в школы — нет! Но все же дело Божие подвигается. Из ничего творящий Бог творит сие. И печалиться не подобает.
14/27 декабря 1900. Четверг.
Был в Иокохаме по делам — в банках, в Консульстве — о ящиках с книгами, идущих сюда, в лавках — купить письменные материалы.
Вернувшись, читал церковные письма, из которых замечательное — из Каннари, катихизатора Павла Оокава: трогательно описывает кончину бывшей некоторое время ученицею Женской школы, тринадцатилетней девушки Судзуки, дочери местного христианина. По болезни она вернулась из школы, еще не успев здесь принять крещение. Но приближаясь к смерти, возгорелась желанием непременно принять крещение. Пока извещали о. Иова Мидзуяма о сем, и пока он прибыл, она впала в бессознательное состояние и находилась в нем несколько дней, но тотчас очнулась, когда ей сказали, что прибыл о. Иов окрестить се; с молитвою приняла святые таинства, очень убеждала свою мать, еще язычницу, непременно уверовать и креститься, взяла с нее обещание, что она сделает это, и мирно скончалась. На похороны Елены Судзуки собралось человек двести — христиан и язычников, и торжественно проводили ее на кладбище. Но там бонза — по закрытии ее уже — завязал спор с отцом погребенной и катихизатором Павлом Оокава и разговор, что, мол, только из снисхождения допустили христианку похоронить на буддийском кладбище; кончилось все, впрочем, мирно; бонза в заключение сказал, что не будет и вперед мешать погребению христиан на заведуемом им кладбище. — Письмо послано в Женскую школу для прочтения всеми и напечатания в «Уранисики».
Был сборщик пожертвований на Сиротский приют в городе Окаяма. Двенадцать лет этому приюту с основания его; основал сострадательный к несчастию ближних врач по фамилии Исии, протестант секты конгрегационалистов. Начал с принятия на свое попечение двух малых детей вдовы, приведшей их к нему; теперь в приюте до трехсот сирот мужского и женского пола, и приют этот уже известен на всю Японию. Дети все делаются протестантами, так как учит их вере и молитве один из протестантских миссионеров в Окаяма. Я подписал 5 ен в год.
15/28 декабря 1900. Пятница.
Вчера и сегодня исповедались учащиеся. Часов в десять утра, когда я писал письма в Россию, вдруг о. Роман Циба входит ко мне в епитрахиле и тащит за собою ученика четвертого курса Семинарии, Захарию Циба, которого пред тем исповедал в Крестовой: «Вот, убедите его в том, что исповедь пред священником необходима для прощения грехов, что сам человек прощать их себе не может». — Сказал и, оставив мне ученика, ушел. После недолгого убеждения Циба согласился в необходимости исповеди и ушел докончить свою исповедь о. Роману. Этот Циба один из двух, недавно убегавших из школы; товарищ его не вернулся, его отец привел обратно и упросил опять принять в школу. Но, кажется, лучше бы было не принимать; парень взрослый, знающий, конечно, все православное учение, и вот дурит, да еще, по–видимому, смущает и других. О. Роман после говорил, что немало сомневающихся в разных пунктах вероучения — и все из младших; из пятого курса ни одного нет такого.
О. Игнатий Мукояма, из Окаяма, пишет, что христиане Церкви в Сеноо настоятельно попросили у него катихизатора, и дал он им одного из окаямских — Василия Хираи; но жалуется, что «Хираи совсем теряет память, забывает о том, что было, или что нужно говорить». — Хираи, однако, всего пятьдесят четыре года; служить не поздно. Пусть! Что станешь делать, коли лучше нет!
Яков Ивата из Ханда пишет, что о. Матфей крестил у него двоих, из коих один — врач, и дивится благочестию другого врача — Павла Накамура, который, попрошенный в восприемники, прибыл из Оказаки для того, чтобы сделаться оным не на словах, а на деле. — Павел Накамура, действительно, всегда был благочестивым христианином.
За всенощной были все учащиеся. Пели ученицы, так как их очередь была: они поют последнюю в месяце пятницу и субботу.
16/29 декабря 1900. Суббота.
С половины восьмого часа — Литургия; по звону учащиеся и кое–кто из города собрались, выслушали Правило пред причащением, после чего, не прерываясь, Часы и Литургия. Служил о. Роман Циба. Пели ученицы на клиросе, и отлично пели; какую–то новую Херувимскую, доселе не слыханную, пропели.
В двенадцатом часу — чтение списков в Семинарии и Катихизаторском училище.
Перед всенощной пришли два епископальных миссионера, американцы, Rev. Henry Jefferys и Rev. Charles Sweet, оба расположенные к единению с Православной Церковью. Джефферис принес книжки, которые я давал ему читать. В чем–то «не согласен с Овербеком», заговорил было, но я, оторванный от счетов, сегодня продолжавшихся весь день, сказал, что, «не прочитавши это у Овербека, не могу с ним говорить об этом». Затем Джефферис развернул принесенный им номер американского религиозного журнала «The Living Church», «November 17, 1900», и показал статью о посвящении «Bishop Welfer’s, Coadjutor’a к Bishop’y of Fond du Lac» и приложенную к ней картину бишопов, участвовавших в церемонии посвящения. В этой картине под № 12 значится «The Rt. Rev. Tikhon, Russian Bishop of the Alentian Island», и стоит нарисованный он сам в архиерейской мантии, с четками, в клобуке; а за ним иеромонах и священник, в крестах. В статье же говорится, что он следовал в процессии между другими бишопами. В числе бишопов был также старокатолик Козловский. Но при посвящении руки полагали только семь англиканских епископов, здесь же нарисованных, три из коих — сидя как главные. Меня немного передернула эта картина — к чему это Тихон в архиерейской мантии затесался сюда? — Джефферис стал просить, чтобы я снимок с этой картины приложил к «Сейкёо- Симпо», говоря, что дает 5 ен от себя на производство снимка, но я отказался, сказав, что «Сейкёо—Симпо» не иллюстрированный журнал, и что он, Джефферис, может, если желает, воспроизвести сию картину в своем епископальном журнальце. Потом стал говорить, что подобные действия и подобные картины все–таки ничего не значат в видах соединения Церквей. Между нами лежит пропасть, и пропасть сию не нам, а им наполнять, то есть принимать, что утеряно ими, исправлять, что извращено, — и так далее — горячо и долго говорил, особенно о Священном Предании. Rev. Sweet стал возражать, но тем, что он принимает все те догматы, которые мы принимаем. Я ему ответил, что если бы все епископальные христиане так думали и говорили, как он, тогда тотчас бы состоялось единение.
Конец беседы: я обещал написать к Преосвященному Тихону о Джефферисе, так как он на днях едет в Америку, в Китай его епископ не пустил. Прощаясь (пред отправлением на нашу всенощную в Собор), оба они стали на колена и просили благословить их, что я и сделал.
Джефферис возражал, между прочим, что его епископ McKim тоже очень желает единения, но — в видах успеха своего именно миссионерского дела в Японии. «Хорошо бы показать японцам, что мы заодно; для этого желательно, чтобы Bishop Nicolai участвовал в наших советах» — так, по словам Джеффериса, изъясняется McKim. Я сказал на это, что это едва ли может состояться, так как я без разрешения Святейшего Синода не могу принять участие в их конференциях; Священный же Синод не разрешит без точного сведения, что за вопросы на конференциях… Словом, обойдутся без меня в своих видах на успехи.
Как ни стережешься, а без простуды в этот период времени не обойдешься: сильный насморк и головная боль.
17/30 декабря 1900. Воскресенье.
За Литургией было человек пятьдесят причастников. Но вообще в Церкви было мало.