«Как снять фильм? То, что снимаешь, надо любить»
«Как снять фильм? То, что снимаешь, надо любить»
В 2004 году в Киеве завершились съемки фильма «Опасно свободный человек». Авторы решили «побыть Сергеем Параджановым», «прожить» эту фигуру изнутри, стилизовав свой фильм под манеру мастера.
На премьере в киевском Доме кино в начале 2005 года сценарист «Опасно свободного человека» С. Тримбач предупредил, что зрители не увидят картины о страданиях оскорбленного и обманутого художника, о жертве «антиукраинских сил». Закадровый голос режиссера фильма Р. Ширмана: «Время от времени Параджанова сажали за решетку. Когда выпускали, он иногда снимал фильмы». Решение воплотить сценарий Тримбача он мотивирует вполне по-параджановски: когда узнал, что в детстве несколько лет жил в одном доме с режиссером, все сомнения рассеялись. Тримбач и Ширман пришли к согласию, определив Параджанова как «карнавальную личность», и собственную картину создали соответствующими средствами – хроникальные кадры и «свидетельства очевидцев» разбавлены анимацией и другими визуальными фантазиями.
…После премьерного показа режиссер с традиционной иронией сообщил, что ни один член съемочной группы так и не получил от Министерства культуры ни копейки за работу над фильмом.
Тримбач пишет: «Наша украинская традиция – вспоминать ушедших с непременным трагическим надрывом: «Ой, умер же наш Іваночко, умер, бідолашка він бідолашний…» На похоронах, на поминках – понятно, но ведь поминки не могут быть вечными. Вспоминается, на одном из вечеров памяти Параджанова завели ту же шарманку – о режиссере-мученике, который жил под страшным дамокловым мечом власти, преследовался ею, о человеке, которого так жалко и которого мы так недооценили. И тут вышел Роман Балаян и в присущей ему иронично-вальяжной манере сообщил публике, что все это чушь собачья. Что если бы это все довелось услышать Сереже, он смеялся бы до упаду Да не был он и не чувствовал себя несчастным. А с властью играл в опасные игры, чувствуя себя наравне с огромной чиновничьей ратью, которая не всегда врубалась в семантику его слов и поступков».
Фильмы Параджанова я бы порекомендовал, кто их не видел, не смотреть с кондачка. Если кто серьезно думает о высоком, позволю себе посоветовать первоначально прочитать книги «Сергей Параджанов. Коллаж на фоне автопортрета. Жизнь-игра», «Сергей Параджанов. Исповедь». Очень интересна книга Николая Блохина «Изгнание Параджанова». Признаться, мне лично мечтается пообщаться с великой хранительницей памяти о Параджанове, увидеть Кору Церетели…
Светлана Щербатюк, Сурен Параджанов, Кора Церетели – создатели книг о режиссере. Кубатьян полагает: «Мастер эксцентрики, мастер эскапады, чудак и сумасброд, ищущий на свою голову приключений и жизни без них не представляющий, человек не от мира сего, которого нежно любили друзья и терпеть не могли власти и который властям отвечал той же монетой – нелюбовью и презрением, – а друзей частенько шокировал, обижал и вообще ни с какими нормами не считался, знай себе фантазировал и куролесил, – этот миф отодвинул от себя реальность и безраздельно возобладал. Известно, что сам Параджанов, едва поняв: я маэстро, с артистизмом и в охотку крепил этот миф и в охотку на него работал. И пробил час очередного параджановского парадокса, теперь уже посмертного, – даже близкие друзья, вспоминая о замечательном режиссере, куда больше говорят о мифе, нежели о художническом наследии Параджанова. Больше того, миф – это нечто такое, без чего не обойтись искусствоведу, пишущему о маэстро. В предисловиях к сборникам, о которых у нас и шла речь, петербургскому с ереванским, слово «миф» является в первых абзацах и до конца не покидает арены. Нет, я не оговорился – все, что касается Параджанова, волей-неволей красуется на подмостках, арене, подиуме.
Мне сдается, приспела пора демифологизировать уникального кинематографиста. Пусть он и любил карнавальные наряды, грим и маски, нынче важнее мало-помалу снять их с него. Ну а нет – очаровательная мишура того гляди заслонит истинную суть. И разговор о человеке-мифе заглушит, и притом окончательно – разговор о выдающихся фильмах и желание видеть их. Они станут этаким отдаленным фоном, на котором и разворачивается карнавальное действо. Не ровен час, арестантство, мучительно перенесенное Параджановым, унизительное и гнусное, предстанет эксцентрической его выходкой или костюмной ролью. Маэстро, мол, обожал рядиться в архаические либо диковинные одежды; роба лагерника – того же рода.
В этом смысле книги, впервые собравшие значительную часть эпистолярного и вообще словесного наследия Параджанова, – события в высшей степени неординарные. В них именно Параджанов, а не миф о нем».
В Киеве, в Национальном художественном музее, 30 января 2008 года открылась особая экспозиция. Впервые за последние десять лет в Украину доставлены экспонаты из ереванского музея Параджанова – свыше 250 разнообразных композиций режиссера и художника. Это коллажи, рисунки, куклы, шляпы. А еще письма, которые Мастер писал своим близким из заключения. По количеству представленных экспонатов нынешняя киевская выставка Параджанова превосходит все прежние, в разное время проходившие за рубежом.
…Звание народного артиста Украины ему присвоили в год смерти – в 1990-м. Шевченковской премией его отметили через год после смерти. На киевскую презентацию параджановской экспозиции пришли многие из тех, кто был близко знаком с режиссером, – Балаян, Кадочникова, Маричка Мыколайчук, Драч, Дзюба… Сурен Параджанов признался журналистам газеты «Зеркало недели», что в свое время отказался менять фамилию отца и внес свою посильную лепту в его освобождение.
Директор Дома-музея Сергея Параджанова, приехавший в Киев открыть эту выставку, 3. Саркисян был знаком с Параджановым более десяти лет:
«Я встретился с Параджановым ровно тридцать лет назад. Он тогда вышел из тюрьмы и приехал в Ереван. Наше знакомство было простым: «Я – Завен». – «Я – Сергей». Когда я был директором музея народного искусства, мы с Параджановым особенно сблизились. Он привез тогда свою большую выставку в Ереван. Именно после этого и появилось решение о создании его музея. Но, к сожалению, из-за землетрясения он открылся лишь после смерти Сергея – в 1991-м. За время существования нашего музея мы провели 50 выставок в разных странах. Но нынешняя – наибольшая. Например, в Париже мы представляли 60 экспонатов. В Риме лишь 30».
Саркисян сам разыскивал многие работы Параджанова. Брал его телефонную книжку – и обзванивал всех по алфавиту Затем встречался с этими людьми в разных уголках мира. Они и передавали работы художника. Еще рассказывали о нем разнообразные истории. Саркисян даже записывал все эти рассказы на видео:
«Этих людей скоро уже не станет, многие из них в почтенном возрасте… За год наш музей посещает около 12 тысяч человек. Преимущественно это местное население. Но в Париже только за два месяца выставку Параджанова посетило 6 тысяч человек! Иногда нам даже предлагают его фальшивые работы. Людям, видимо, нужны деньги, вот они и приносят коллажи, к которым не прикасалась рука Сергея. А ведь у него все работы со скрытым смыслом».
В коллажах Параджанова соединено, казалось бы, несоединимое – фото, сухие растения, кусочки тканей и кружев, осколки фарфора и стекла. Все это смонтировано столь мастерски, что даже обычный хлам превращается в произведение искусства. Сам Параджанов на разных барахолках покупал порою бессмысленные предметы и создавал из них свои коллажи.
В тюрьме детали для будущих творений ему приносили заключенные. Однажды, когда его спросили, что ему дала та злополучная отсидка, режиссер горько пошутил: «Бессмертие!» Там он не мог быть кинорежиссером, поэтому рисовал и мастерил. На выставке, например, представлена кукла Лили Брик из мешковины. В письме Светлане он написал об этой работе: «Я из мешковины сделал куклу Лили Брик – это шедевр, не знаю, как послать Суренчику на 10 ноября…»
Для А. Демидовой мастерил изысканные шляпы. А вот его серия «Несколько эпизодов из жизни Джоконды» включает 13 работ – чертова дюжина. Есть Джоконда в стиле Босха, окруженная мистическими персонажами. А вот она же в компании Плисецкой и Высоцкого. Еще в одной «Джоконде» Параджанов увидел уже свое лицо, прикрепив к репродукции фото. Следующий коллаж – удивительная трапеза нескольких персонажей, «собранных» из фрагментов лиц Моны Лизы.
Когда-то эти произведения вызывали резкую критику. Но режиссер парировал: «Ничего я с ней не сделал, просто дал племяннику три рубля и он купил мне репродукции. Я разрезал их, что-то склеил, что-то привнес. А ваша Джоконда висит в Лувре! Целая и невредимая! Можете пойти проверить!»
Сурен вспоминает отца в процессе творчества:
«Коллажи, картины, маски – все у него получалось. Без проблем! Без долгих «мук творчества». Дом у него всегда был посещаемый – что в Киеве, что в Тбилиси. И если за день к нему человек пятьдесят не пришло, то он уже сокрушался: «Никто не приходит, никого нет». А когда был переизбыток посетителей, он жаловался: «Как-то мне все надоели…» Гости уходили, и отец за два часа мог сделать что-то значительное…»
В Киеве в 2009–2010 гг. скромно отметили юбилей «Теней…» В Музее книги и книгопечатания на территории Киево-Печерской лавры была представлена книга-альбом тбилисского фотографа Юрия Мечитова «Сергей Параджанов. Хроника диалога», а также открылась выставка портретов кинематографиста из частных коллекций. Они прошли в рамках второй встречи галереи «Параджанов-Арт», посвященной 45-й годовщине выхода на экраны «Теней…» (основной организатор акции – Елена Оганесян, Армянское общество культурных связей «АОКС»). Впрочем, о «Тенях…» говорили мало, в основном речь шла о Параджанове…
Балаян, автор идеи «Параджанов-Арт», с грустью размышляет: «Похоже, что эти встречи нужны только армянам, а ведь Параджанов – украинский кинематографист, он очень многое сделал именно для нашей страны. Когда поднимался вопрос о Музее Параджанова в Киеве, я, кажется, был единственным противником. Объясню свою тогдашнюю позицию: Сергей Иосифович жил в районе площади Победы в доме на 7-м этаже, и поэтому превращать его квартиру в музей я посчитал нецелесообразным. К тому же нам никогда не превзойти Ереванской экспозиции, а мы смогли бы выставить, в лучшем случае, только копии тех вещей, картин и коллажей, которые собраны в Армении. Поэтому я предложил создать вместо музея галерею «Параджанов-Арт», чтобы привлекать талантливых молодых людей».
И молодые откликнулись. Кроме выставки коллажей в стиле Параджанова А. Жмайло здесь представлены работы школьников – участников Всеукраинского историко-литературного конкурса «Лицарі українського романтичного світосприйняття Михайло Коцюбинський та Сергій Параджанов».
Отдельное место в экспозиции занимают портреты Параджанова, написанные другом кинорежиссера, украинским художником Ю. Новиковым. Новиков рассказывал, что Параджанов приезжал к нему домой, когда вышел из тюрьмы и получил запрет на проживание в Киеве. Режиссер предложил Юрию нарисовать портреты друг друга. Но не кистью, а расческой или вилкой, т. к. они несут энергетику человека. На прощанье подарил Юрию зеркальце, которое зарисовал краской, сказав: «Захочешь меня увидеть, сотри краску». Когда Параджанова не стало, Новиков нарисовал 47 его портретов! Но краску так и не стер. Образ Мастера берег в своем сердце, а портреты из выставки в Лодзи разошлись по всему миру (на одном из них, подаренном художником Музею кинематографии в Лодзи, изображены руки Параджанова, истекающие кровью, прибитые гвоздем к его рту)…
В книге «Сергей Параджанов. Хроника диалога» с предисловием Э. Рязанова собраны все фото, скрупулезно сделанные Ю. Мечитовым в Грузии. В фолианте, который весит почти три килограмма, 464 страницы. Светлана Щербатюк рассказывает: «Я помню, как Юрий почти ежедневно рано утром приходил в дом Сергея, когда тот жил в Тбилиси. Он тихонько садился в угол с фотоаппаратом в руках, снимал самые удачные, на его взгляд, моменты. За 12 лет у него собрался большой архив, который рассказывает о грузинском периоде жизни Сергея. Некоторые фото стали известными во всем мире. Например, Сергей с обнаженным торсом и с попугаем в клетке на голове. Или другой снимок, где Сергей словно бы в полете. Это фото подсказало тему киевскому фотомастеру В. Марущенко (он поместил летящего Параджанова над площадью Победы, над домом, где он жил до ареста, из которого его и отправили в тюрьму). Кстати, Сергея мало снимали киевские фотографы. Исключение составляли: Ю. Скачко, Антипенко, который сейчас живет в Москве, А. Владимиров, который живет в Германии, и П. Владимиров. Если бы собрать все их снимки, могла бы получиться великолепная книга-альбом».
От имени алчевской делегации к присутствующим обратился исследователь творчества Параджанова, член правления проекта «Параджанов-Арт» Ф. Карачурян: «Мы создаем музей Сергея Параджанова в Перевальской колонии, такую же работу выполняем в армянской диаспоре Алчевска. Уверен, что впереди у нас много интересных открытий и на алчевской земле, и в целом в Украине. Нет ничего случайного на свете – и Алчевск был не случаен в судьбе Мастера, время показало это. Сегодня мы передаем вам подарки от имени городского головы Владимира Чуба – книги, рассказывающие об истории Алчевска. Надеемся, они найдут свое место в экспозициях «Параджанов-Арт».
Светлана Ивановна Щербатюк побывала в Тбилиси, когда там устанавливали памятник Параджанову. И, конечно же, не могла не прийти к дому, где он жил. К сожалению, внешний облик дома изменился – новые хозяева перестроили его на свой вкус. Но во дворе часто собираются почитатели творчества Параджанова. Соседи рассказали, что один человек пришел сюда из Одессы… пешком, чтобы почтить память великого кинорежиссера.
Над входом в парадное восьмиэтажного киевского дома по адресу проспект Победы, 1, прохожий видит мемориальную доску «Тут жив великий український режисер Сергій Параджанов, 1962–1974». Отсюда, с остановки на площади Победы, от цирка через несколько остановок маршрутки на запад, по бывшему Брест-Литовскому проспекту можно добраться до киностудии Довженко, чтобы возложить цветы к памятнику Мастеру – бронзовому четырехтонному памятнику на мраморном постаменте. (Украинское государство не выделило на памятник ни копейки.) В крутой дуге скульптор поместил голову режиссера, а под ней – лица героев его «Теней…», Ивана и Марички, лица Мыколайчука и Кадочниковой.
Кадочникову спросили: «Как вы думаете, Параджанову понравился бы такой памятник?»
«Думаю, да. Он очень удачно передает неистовство и мощь Параджанова, отличавшие его от всех других художников. Лицо его, как всегда, неспокойно, а в обзоре с разных точек кажется, что каждую секунду его настроение меняется. В этом и есть правда лика великого художника!»
«А вы не боитесь того, что у вас есть памятник при жизни?»
«Не я же его заказывала. Эта скульптура посвящена только Параджанову, а мы – образы его фильмов. Не мне памятник, а миру Параджанова! Здесь ведь Маричка! Но если подумать, что всех остальных героев уже нет в живых, то, конечно, грустно… Одна актриса даже сказала, что это я себе поставила памятник. Пусть завидуют! Ведь я сыграла в лучшем фильме о гуцульских Ромео и Джульетте».
А вот что сказал Балаян:
«Я всегда чувствовал себя свободным. Внутренне, конечно. Или только делал вид иногда, что свободен. Внутренняя свобода не зависит от изменений в обществе. Это врожденное. Конечно, в советские времена мы далеко не все могли делать, что хотели. Но у нас не было страха, как у взрослых людей, – даже когда ездили в тюрьму к Параджанову. По молодости и легкомыслию, наверное…
…Тогда были кумиры, нравственные авторитеты. Самыми интересными людьми в Киеве были диссиденты. Я верил только им, восхищался их жертвенностью, потому что сам не способен к этому. Мне, конечно, ближе был круг Параджанова. Его присутствие в Киеве создавало особую ауру, атмосферу вечного праздника. Все хотели стать лучше, все ему подражали, иногда во вред себе. При отсутствии внешней свободы была свобода духа. И образец вкуса. Сейчас этого не осталось. Черпнуть негде…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.