Война.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

 Война.

                    Мой дедушка - Алексей Григорьевич и бабушка Анастасия Елисеевна  Бирюшовы - греки из села  Керменчик Сталинской области (ныне Старомлиновка Донецкой области). Оба с 1890 года  рождения. Произвели на свет божий в 1919 году сына Фёдора, в 1921 году сына Григория  (моего отца), в 1923 году сына Ивана, и в 1926 году дочь Розу. И всем своим детям дед Алёша  прививал любовь к труду,  искусству, к музыке. И, что характерно, все овладели музыкальной грамотой и игрой  на баяне. Так что семейный ансамбль состоял из четырех баянистов и Розы, которая  в основном пела и плясала, так как была ещё совсем ребёнком. (Позже и она освоила  баян и работала учителем музыки в школе). Репертуар был самый разнообразный: греческие, украинские и русские народные песни, а так же песни популярных артистов, Шульженко, Утёсова, Руслановой. Ездили по сёлам и колхозам с концертами. На свадьбах звучали греческие песни и танцы, сиртаки, хайтарма, бузуки. А ещё, братья Бирюшовы, поймали раненого лисёнка, вылечили, выходили его и возили с собой, показывая зрителям, как самый необычный номер программы. Особенно радовалась живому лисёнку детвора. На концерт она валила гурьбой. Тем жили и зарабатывали на хлеб. Греческое село  Керменчик находится на берегу речки Мокрые Ялы, где прошло детство Григория, его братьев и сестры, и его будущей жены (моей матери - Сарбаш Марии Николаевны с 1926 года рождения). Сарбаш в переводе на русский язык звучит так, Сары – жёлтый, баш - голова. Жёлтая голова.

         Они ходили на речку ловить рыбу, раков и просто отдыхать, купаться. У них было много братьев и сестёр, двоюродных, троюродных, конечно, и много родственников. Раньше - то семьи были многочисленные, поэтому весь род, в основном и селился в одном месте. Керменчик до войны был – районным центром. Есть возле села ещё и речка Пердя, которая впадала в Мокрые Ялы и была мельче и теплее. Поэтому нравилась детворе. А происхождение этого названия такое. Как-то пришли на речку купаться с сельской детворой братья Бирюшовы, а Федя, раздевшись, стоит на берегу у самого краешка воды, и, погрузив ноги в жидкую грязь, стопами делает движения, от которого происходят характерные звуки – Пр - р, пр - р! А детвора смеётся, думает, что Федька объелся гороха и пукает. И стали его дразнить «Пердя». Таким образом, в честь Фёдора название речки и укоренилось. Сколько поколений сменилось, а до сих пор все знают, где речка Пердя, но не все помнят происхождение этого названия.          

       В селе было три школы: русская, украинская и греческая. Дети Бирюшовы учились в греческой школе, поэтому знали три языка плюс четвёртый, иностранный – немецкий. Дома и в школе общались на греческом и русском языках. В селе с русскими друзьями – на русском, с украинцами - на украинском языке. Короче, настоящий социализм, коммуна. Все народы – братья! И никто не чувствовал себя обиженным или в чём – то ущемлённым, притеснённым. Не в национальных вопросах не в языках. Украинцы и русские тоже понимали и частично объяснялись на греческом языке. Как говорится, с кем поведёшься – того и наберёшься! Так воспитывали детей с раннего возраста. Если не любить, то, хотя бы уважать другие народы, а так же больных и стариков.

        В 1939 году Григория приняли на работу в Шахтёрский ансамбль песни и пляски. В то время семья уже жила в Макеевке.  Под руководством Советского композитора Зиновия Дунаевского – родного брата Исаака Дунаевского (написавшего много симфонической, фортепианной музыки, а так же музыку к известным художественным фильмам таким как «Дети капитана Гранта», «Волга – Волга», и многим другим). В те годы Дунаевский являлся самым популярным и продуктивным композитором.

        База ансамбля находилась в помещении ДК имени Ивана Франко, в районе шахтёрского посёлка железнодорожной станции «Рутченково» города Сталино, где и проходили репетиции оркестра. Когда отец сообщил деду Алёше о том, что его приняли на работу к самому Дунаевскому  играть партию четвертого баяна с окладом четыреста рублей, (на то время это были неплохие деньги), то Дед конечно не поверил. Пока через месяц Гришка не принес зарплату. На следующий месяц его перевели на партию третьего баяна с оплатой шестьсот рублей. А ещё через месяц Григорий  играл  уже партию второго  баяна с окладом восемьсот рублей. Похвалам  деда Алеши не было предела, он Гришку  ставил в пример Федьке и Ваньке, а на Розку только кряхтел, недовольно глядя через очки, что, мол, доля  женская известная – выйти замуж и все дела, от неё в семью ни копеечки не попадет.  

Как отец добирался на репетиции ансамбля из Красногвардейского района города Макеевки до Рутченковского, города Сталино? Надо отметить особо.  Он шёл сначала пешком, напрямик. Через шахтёрские поселки, сёла, через старое русло реки Кальмиус, километров пятнадцать. До первой марки  городского трамвая, и ехал на нём до Пожарной площади. И пока шёл, завтракал двумя – тремя початками вареной кукурузы, или бутербродом (хлеб с салом или сливочным маслом). Затем делал пересадку на другой трамвай, до Рутченково, а дальше пешком до Д.К. им. Франко. Так он путешествовал только первое время, потом снимал квартиру. В 1940 году отец поступил в Ростовское музыкальное  училище, народное отделение по классу баяна (заочно). Но проучиться успел всего только год. Потому что 22  июня 1941 года началась ВОЙНА. Трудно подыскать слова, что бы описать народное горе. Какой тяжкий груз свалился на плечи каждого. Это страшное слово ВОЙНА, это «коричневая чума» со свастикой на рукаве и петлёй в руке. Это время всеобщей растерянности, конец  всем  планам, надеждам, мечтам и мирной жизни. Время, когда смерть ходит рядом и в любую секунду может оборвать твою жизнь. До конца ещё не успели прочувствовать эту горькую реальность, переварить в мозгах эту мировую трагедию, эту душевную пустоту, и тревогу за дальнейшую свою судьбу, судьбу нашей Родины и всех стран планеты Земля. Вся страна была в шоке, и всего за один только день всё перевернулось с ног на голову и стало делиться на «ДО» и «ПОСЛЕ».                                                                                                               До войны, в 20 е. -  30 е. годы,  в селе Керменчик, ещё со времен НЭПа, у деда была маленькая артель, на которой он изготавливал кустарным способом кирпич, черепицу и молотильные катки из бетона. Эти катки прицеплялись  при помощи оглоблей к лошади, затем зрелый урожай в развязанных снопах укладывался  на землю, и человек управляющий лошадью, водил её по кругу, а каток выбивал из колосков зерно. Затем его ссыпали на кучи для просушки, и колхозники ходили вокруг, и периодически перемешивали деревянными лопатами зерно. Вообще мой дед был - мастер на все руки, клал и обкладывал дома, ставил  печи, плотничал, столярничал, слесарничал, играл на баяне. И всему этому он обучал своих детей. И дети ему в этом производстве помогали и старались освоить баян. В хозяйстве у деда была лошадь, бричка, корова, телёнок, свиньи, козы и всякая птица. Короче, был зажиточным крестьянином, не ходил с протянутой рукой, а наоборот, даже односельчанам помогал. Всего добился собственным трудом. Моего деда знало всё село и пользовалось его изделиями, мастерством и талантом. Да что там село, весь район знал мастерового грека. За что власти посчитали его кулаком и раскулачили? Недолго погоревав, и восприняв это как очередной удар судьбы, как веяние новой эпохи, новой власти, был  вынужден уехать из насиженного, обжитого места на шахту. Что бы как-то выжить и прокормить семью, дед Алёша пошёл рубить уголь. Так в тридцатых годах, во время коллективизации дед попал в Макеевку на шахту «Старочайкино», и стал шахтёром.

    Где-то в этот период, тяжело заболел Фёдор. Диагноз – тиф. Кожа имела вид сплошной водянки. У него из тела уже сочилась лимфа, организм заживо разлагался. И от случайных  царапин, из   кожи,   появлялись тифозные вши. В один из вечеров его сердце остановилось, в итоге врачи констатировали смерть, и Федю положили в морг. Пролежав там ночь, он очнулся и попросил у врача, который уже собирался его вскрывать,  воды. После чего его перевезли в реанимационную палату и начали выхаживать. Врачи сказали, что у него оказалось на редкость крепкое сердце, и поэтому он выжил. Так Фёдя, благодаря своему невероятно крепкому, лошадиному здоровью, победил страшную болезнь можно сказать без лекарств.

           Дед ещё в первую мировую служил и воевал за царя и отечество. Но когда в 1941 году началась мобилизация, его на фронт не взяли, возраст оказался  не призывной.  И пришлось ему по приказу правительства взрывать ставшую уже родной шахту.

        Приказ Верховного главного командующего гласил:

    - Не оставлять врагу ничего! Что не могли вывезти на восток – подлежало  уничтожению! Заводы, фабрики которые не успели эвакуировать – взрывали. Пшеничные, ржаные, кукурузные поля сжигали.

        После затопления шахты  дед Алёша с бабой Настей, Ваней и Розой   собрались возвращаться в родное село. Как там их примут односельчане, родственники? Всё – таки незаслуженное клеймо «кулак» не давало деду покоя. Тем не менее, в деревне легче прокормиться, там хоть что-то можно вырастить на земле, и опять, артель или мастерскую открыть. Война – войной, а жить то как-то надо. Федя и Гриша добровольцами ушли в народное ополчение. Организовывались так  называемые «Рабочие отряды», и мой отец с братом пошли в один из таких отрядов. Публика там подобралась разношёрстная,

как по возрасту, так и по одежде. От взрослых, седых мужчин до безусых юнцов. Одеты все были в гражданскую одежду - костюмы, плащи, туфли, сапоги, в общем, у кого что было. Нет, конечно, выдавали и гимнастерки с галифе, и пилотки, и ботинки с обмотками, но на всех не хватало. Отец с братом были одеты по гражданке, в пиджаки с брюками, кепки и модельные туфли. Некоторые пришли даже со своими охотничьими ружьями, с патронами заряженными картечью - на крупного зверя видать готовились. В отряде на скорую руку объяснили, как стрелять из винтовки, разбирать, смазывать и собирать её.  Затем построили эту толпу, как попало (не по ранжиру), и повели на железнодорожный вокзал города Сталино. Выдали сухой паёк  на три дня,

разместили в вагонах - теплушках и эшелон отправился на запад, на фронт. В теплушке тесно и душно, поэтому ехали с открытыми дверьми, закрывали только на ночь, и то оставляли щелочку, покурить. Братья всё время  держались вместе, спали, ели, курили. И вот, в который раз скрутив из махорки самокрутки, закурили возле двери и подключились к всеобщему обсуждению текущих событий. Всех интересовала дальнейшая судьба, не только своя, но и всей страны. Говорили, что, мол, война не будет долгой. Повоюем  месяца два - три, ну максимум полгода, прогоним «фрицев», и домой в медалях и орденах, к любимым жёнам и невестам. Гриша, к этому времени, уже был женат на учительнице Зинаиде Костромитиной, и она ждала первенца. Всех волновала неизвестность. До конца не осознавая всего трагизма ситуации, некоторые товарищи гоношились, хвастались, показывая свою молодецкую удаль. Вели себя несерьёзно. Через двое суток, эшелон с «Рабочими отрядами» остановился на каком-то участке пути, выгрузился и отправился обратно на восток. Лица у всех небритые, костюмы мятые, с горем пополам построились, огляделись, кругом какие-то посадки да поля и никаких строений. Прозвучала команда:

        - Шагом марш!

И все зашагали по пыльной грунтовке. Пока шли, узнали от командиров, что прибыли в Полтавскую область и что здесь они будут воевать, бить проклятых оккупантов. Когда пришли в назначенное место дислокации, командир отряда –  старший офицер приказал нарубить в посадке веток,  метра по полтора, и очистить их от листвы. Объяснил, что поскольку винтовок на всех не хватает, пусть враги думают, что у нас оружия вдоволь. И что на расстоянии, когда пойдём в атаку,  немцы всё  равно не разглядят, что у нас в руках вместо оружия обыкновенные палки, и, приблизившись к врагу бить его направо и налево этим «оружием». А когда товарища убьют или ранят, взять его винтовку и продолжать атаковать врага. И это с пятью - то патронами на каждую винтовку. Неизвестно, кому в голову пришла гениальная идея, таким образом обмануть врага?

       - Да, с таким арсеналом, мы  навоюем, Гитлер умрёт со смеху!

       С досадой говорили ополченцы. Но делать нечего, приказы,  как  известно, не обсуждаются, а исполняются быстро и в срок. И всем стало ясно, что эти, наши «Рабочие отряды» посылают на верную гибель, что бы ещё хоть чуть-чуть задержать врага, хотя бы на день, хотя бы на час. Даже жертвуя жизнями многих тысяч практически ещё не обстрелянных ребят, не нюхавших пороху, не видевших смерть и не понимающих, как это умереть самому?                                                                                                                             

                                        Григорий с белым аккордеоном "Hohner"

                                             Брат Иван с женой Клавдией

                                                            Сестра Роза

                                       Григорий с чёрным аккордеоном "Hohner"

                                     Мария Николаевна Бирюшова (Сарбаш)

                        Григорий с другом в увольнении (на фото Эрика с подругой)

              ­­­                              На концерте. Германия, 1946-й год.