Побег.

Побег.

            Как только рассвело, конвоиры повели колонну дальше. И наши  мытарства по дорогам Украины  продолжились. Какой он  «Освенцим»? Что такое «лагерь смерти»? Неужели это конец и все там погибнем? Наше отделение находилось в одной шеренге.

           - Ну что, хлопцы, нужно бежать! Дальше тянуть с побегом нельзя, если нас довезут до «Освенцима», то всем - «крышка»! Что же мы так и позволим себя убить, как бараны, молча и покорно.  Не попытаемся спастись? – спросил командир.

           Решили понаблюдать за конвоирами и улучить удобный момент для побега. Я и Федя шли с правой стороны по ходу колонны, поэтому мы наблюдали за немцами находившимися ближе к нам. А за левой стороной наблюдали другие пленные. И так прошло несколько часов пути, и вот что мы выяснили. Когда колонна только начала своё движение, она была длиной километра полтора, но через несколько суток пленные и охранники устали, и длина увеличилась до трёх километров. И дистанция между конвоирами тоже увеличилась, если в начале пути она составляла метров пятнадцать, то теперь она была метров тридцать. И ещё характерная деталь. Когда немец, идущий спереди, поворачивается, осматривая охраняемую зону позади себя, то идущий позади, смотрит вперёд. Затем, задний поворачивается и осматривает свою зону, находящуюся позади его, а передний поворачивает голову вперёд. И получается, секунды две - три охраняемое пространство остаётся без внимания. Это – наш шанс! Правда, слабый, но всё же – шанс!

          И так все поняли, как это всё проделать, по команде, в нужный момент все бегут в разные стороны, но совершить это не хватает решимости. Как только наступает этот момент, у всех подкашиваются ноги. Даже подать команду не хватает смелости. Не хватает духа на ответственный шаг. Всё тело наливается вдруг свинцом и отказывается подчиняться разуму. Без воды и от волнения во рту  стало так  сухо, что язык присох к нёбу, и дыхание стало каким – то свистящим, а губы потрескались до крови и во рту ощущался солоноватый привкус крови. В такие моменты, организм как будто разбивал паралич, уж очень велик инстинкт самосохранения. Ещё один день подходил к концу, солнце раскрасило небо малиновым цветом, на землю опустилась вечерняя прохлада, и хоть сегодняшнее путешествие было не из лёгких, людям стало легче дышать. Немцы загнали пленных, в какой - то карьер, где до войны  добывали строительный камень, и всё снова повторилось по прежнему сценарию, и вышки, и колючая проволока, и прожектора. Размер карьера не  мог вместить такое количество пленных, хоть оно изрядно и поубавилось.

В нём можно было, как и в прошедшие дни, только стоять. Люди были в край утомлены, измотаны до исступления, страдали от ран, жажды, холода и голода, страха смерти, и поэтому старались поддерживать друг друга морально и физически.                    

          И вдруг послышались какие-то голоса за колючей проволокой, из карьера не было возможности разглядеть, что там происходит. А когда в карьер полетели бураки, морковь, капуста, картофель, мы увидели колхозниц проходящих возле проволоки, и из жалости, и желания  подкормить наших ребят, швыряли овощи в карьер. А немцы ругались и не давали приблизиться  к  колючке. И вот произошло ужасное. Как только какой-то овощ, падал на дно карьера, к нему устремлялись двадцать-тридцать человек. И после такого пиршества оставались лежать бездыханными три-четыре человека. Они были просто затоптаны обезумевшей голодной толпой. Тогда пленные стали кричать колхозницам, что бы они прекратили бросать, но овощи всё падали, а количество жертв, всё увеличивалось.  

Тогда все старались, насколько это было возможно в такой ситуации, подальше отбежать от того места, куда судя по траектории должен приземлиться овощ. Началась паника. В карьере тысячи людей начали волноваться, как пшеничное поле под ветром, и кричать до хрипоты, во всё горло. Колхозницы тоже начали кричать, стоял настоящий гвалт, как ор болельщиков на стадионе после забитого гола. А овощи бросать перестали, когда немцы дали несколько очередей над головами. Колхозницы присели от испуга, затем через минуту начали разбегаться. Когда всё утихло и пленные расступились, десятки ребят остались лежать. Значит голод – это страшная сила, которая подчинит себе любого и заставит человека превратиться в зверя убивающего себе подобного. Так и промаялись ещё одну ночь, стоя, и с нетерпением ждали, когда нас снова поведут в «Освенцим», потому что идти было легче, чем стоять.                       

         Наконец - то рассвело. Всех вывели из карьера и построили в колонну, и снова продолжился изнуряющий марафон на запад. И снова все начали говорить о побеге, и ждать удачного момента. Так прошло полдня. Все страдали от жажды, некоторые стали даже молиться, просить у Господа послать на землю дождь. Страдали без еды, задыхались от пыли, поднимаемой самими военнопленными. И вдруг, как гром среди ясного неба, застрочил пулемёт, очередь прошила воздух над головами. Мы узнали знакомый звук  «Максима», это были наши, у нас появилась надежда на спасение. Это, наверно партизаны решили отбить пленных? Пулемёт стрелял из лесопосадки, через которую проходила дорога. По всей видимости, он был один, по крайней мере, других выстрелов мы не слышали. Колонна и конвой залегли, мимо нас по направлению к посадке пробежал, пригнувшись, немецкий офицер, а в руках у него было две гранаты. Мы всё хорошо видели. Этот офицер, не добегая нескольких метров к посадке, игнорируя фонтанчики, поднимаемые пулями на пыльной дороге, уклоняясь от очередей, снайперски метнул две гранаты и  «Максим» замолк. На этом инцидент был исчерпан. Пленных подняли и мытарства продолжились. Когда мы проходили возле этой посадки, видели  пулемёт, лежащий на боку, а рядом двое в гражданской одежде. Офицер нашёл просвет между деревьями и точным броском взорвал «Максим». - Да, у них тоже есть спецы! – посетовал кто - то из мужиков. Через несколько минут между пленными поползли слухи, будто партизаны захватили Киев и установили Советскую власть. Откуда эти слухи? Никто не мог ответить, но надежда вновь затеплилась в душе. Как известно, надежда умирает последней!   

Ещё через полчаса, колонну развернули, и нас погнали назад, и тогда мы  действительно поверили в наше  спасение. Значит, правда что-то произошло, раз Киев не принимает колонну, значит скоро «фрицам – капут». Но надежда как фортуна - дама непостоянная. Никто не знал, что предстоит воевать ещё три с половиной года, и что не многие увидят её победоносное завершение. А пока, пожалуйте снова в карьер. Мы снова расположились на ночь в том самом карьере, правда, задавленных ребят уже не было. Опять придётся всю ночь провести на ногах. Но в эту ночь стало немножечко свободней. Когда колонна продвигалась, немцы продолжали стрелять храбрецов - беглецов. Сколько ребят не вернулось в карьер? Никто не знал, но теперь мы могли прилечь, правда, по очереди. Федя - лежит, я стою и охраняю, чтобы на него не навалилась толпа, затем – наоборот. Когда пришёл мой черёд, только голова коснулась земли, я провалился в крепчайший сон, так сладко я не спал никогда. Не успел насладиться глубоким сном, как Фёдор уже расталкивает и говорит, что я сплю уже часа два, и мы снова меняемся местами. Пока брат спит, я всё обдумываю, проигрываю и рисую в уме ситуацию, как мы будем бежать. Так, поочерёдно, мы немного отдохнули, и утром следующего дня колонна двинулись дальше. Навстречу нам с нашей, правой стороны, метрах в десяти, шли беженцы. Женщины, старики и дети, кто катил тачку, кто велосипед или детскую коляску, груженную нехитрым скарбом. Многие несли свою поклажу в мешке на спине, кто налегке с одним чемоданом.          

        И вот он – момент истины. Я, беспрерывно следил за охранением, и как только момент настал, я, схватив Фёдора за руку, приказал ему шёпотом: - Пошли! Делай как я! - где только силы взялись, мне показалось, что я выдернул Фёдора из колонны. Пробежав пять - шесть шагов по направлению к беженцам, мы сняли штаны и сели под кукурузным снопом спиной к колонне, делая вид, что присели по нужде и вроде уже давно. Этот миг конвоиры проморгали, повезло. Так как мы были одеты в гражданскую одежду, то от беженцев не отличались и особого внимания немцев не привлекли. Сердце бешено колотилось в груди, кровь стучала в висках как молотком по наковальне, а мы с Федей сидели на корточках и старались делать безразличный вид, что мол, мы из числа беженцев, и к пленным никакого отношения не имеем. В общем, наш фокус удался. Наши ребята, увидев, что мы бежали, тоже метнулись врассыпную. И фашисты, выполняя свои обязанности, начали стрелять по  неубранной кукурузе, между рядами которой бежали пленные. Беженцы тоже присели, что бы их случайно не зацепило. Шесть суток мы почти ничего не ели и не пили, и откуда он взялся этот понос. От сильного волнения нас натурально пронесло, и в прямом и  переносном смысле. А немцы шли, и  весело смеялись над нами,- Руссиш швайн! Руссиш швайн! - и показывая пальцем у виска, свистели. Потом поворачивались к нам спиной и ладонью похлопывали себя по заду, издавая губами характерные звуки, - Пр-р-р. Мы так и сидели, повернувшись голыми задницами к колонне, пока она не прошла. Стыдно не было абсолютно, все мысли были только о своём спасении. А что там дальше случилось с ребятами? Особенно переживать было некогда. Надо было думать о дальнейшей своей судьбе. Кому то повезло, и он бежал, кому то нет, и он остался лежать в кукурузе. Мне с братом повезло, мы сидели  вдвоём, одни, возле снопа, обделанные, но живые, и на душе была  неописуемая радость, мы смеялись сквозь слёзы. Слёзы счастья. Когда хвост колонны, исчез из поля зрения, мы вытерлись сухой кукурузной листвой и еле - еле поднялись на ноги, так как сидели наверно целый час, а может больше, и ноги затекли. Немного размявшись, мы двинулись в путь, смешавшись с беженцами. Только теперь мы шли на восток, домой. 

        Впереди и позади нас, шли беженцы небольшими группами, семьями и одинокие. Мы присоединились к ним, и всё время оглядывались, нет ли погони? А вдруг немцы раскусили нашу хитрость? Мы  всё ещё не могли поверить в совершённый удачный побег. Порой казалось всё кошмарным сном, будто  всё произошедшее случилось не с нами. Теперь казалось: - побег – это так просто, отойди от колонны на два – три шага и ты уже свободен. Но есть одна сложность: - эти шаги пройти не просто.

          Некоторое время спустя мы заметили одинокого мужчину, быстро идущего следом и догоняющего нас. Когда он поравнялся с нами, то заговорил: - Ребята, вы тоже из колонны? Вы слишком заметно отличаетесь от беженцев, вам нужно сменить одежду. А заодно и мне надо маскарад сменить. Так что помогите, чем сможете из одежды.

        Он был одет в танкистский комбинезон, многодневная щетина на лице, вид уставший, видимо тоже бежал из колонны, как и мы. В нём чувствовалась какая – то внутренняя сила, стержень что – ли, и выправка офицера, что скрыть очень не просто. Хотя мы были одеты в гражданские костюмы, и на военных не очень были похожи, его предложение приняли. Чтобы и он не отличался от беженцев, мы отдали ему Федины брюки и мой пиджак, а он нам свой комбинезон который мы разделили на две части. Фёдору досталась штаны, а мне куртка. Таким образом, все трое стали похожи на нищих голодранцев, и это нас устраивало. Переодевшись,  наш танкист быстрым шагом ушёл вперёд. А мы, поплелись по дороге, всё ещё изредка оглядываясь. А когда слышался рокот моторов сзади, мы, на всякий случай, сходили с дороги и укрывались в зарослях. По дороге проезжала колонна немецких мотоциклистов, грузовиков и бронетранспортёров. А мы тогда шли возле дороги, по кустам, по посадкам, перебегая открытые пространства, короче,   опасались, береглись.     

Так мы прошагали остаток дня. Подошли к речке Хорол, перешли по небольшому деревянному мосту на другой берег, и решили остановиться на ночлег. Поели терпкой ягоды, попили из речки воды, пили долго, с удовольствием, как бы впрок. Наломали камышового тростника, соорудили постель в терновнике и уснули детским, безмятежным сном. Пришлось укрываться с головой, очень уж допекали комары, огромные, злые и кровожадные. Но всё равно это были пустяки, по сравнению с шестидневным пленом. Главное – мы были свободными

               Редкая встреча. Григорий с сыновьями Вадимом (слева) и Леонидом