Разговор с Сэлинджером – 12
Разговор с Сэлинджером – 12
Шейн Салерно: 13 октября 1983 года журнал People опубликовал статью о сыне Сэлинджера Мэтью.
Пол Корки: «Я обожаю играть на сцене. Это огромное удовольствие, но я не хочу быть знаменитостью или суперзвездой, не хочу привлекать к себе внимание. От внимания я чувствую себя неуютно». Эти слова могут показаться мнением юноши, который шел против течения, господствовавшего в сфере, валютой которой практически является общественное признание. Сказаны эти слова были двадцатитрехлетним Мэттом Сэлинджером, единственным сыном самого известного в мире затворника, писателя Дж. Д. Сэлинджера, автора романа «Над пропастью во ржи».
Сэлинджер-старший не появлялся в печати с 1965 года, когда в журнале New Yorker был опубликован его рассказ «16-й день Хэпворта 1924 год», и почти столько же не появлялся на публике, хотя к нему постоянно ломились шумные интервьюеры, которые буквально выслеживали его. Мэтт унаследовал отцовское отвращение к публичности и только в начале 80-х должен был выступить на сцене в роли швейцара студии в пьесе «Ночь в студии», которую написал его сокурсник по Принстону Джордан Кац. Действие пьесы разворачивается в маленьком театре в Лос-Анджелесе. Даже Мэтт признавал, что пьеса нуждается в максимально возможном внимании. «Если люди проявляют ко мне любопытство из-за моего имени, не давать интервью очень эгоистично, ведь мои интервью помогут пьесе», – храбро говорил Мэтью. Но прежде, чем интервьюеры смогут задать ему первый вопрос, он формулирует основные правила: «Я не разрешаю попыток узнать через меня что-либо о моем отце, получить информацию о его жизни. Я знаю, насколько сильно он избегает внимания общественности. Он – замечательный отец, и я уважаю его, но говорить о нем я не буду».
Сын Сэлинджера Мэтью, актер, в фильме недели на канале CBS.
Хорошо, поговорим о самом Мэтью. Он и его сестра Маргарет, которой в то время было двадцать восемь лет и которая изучала трудовые отношения в Англии, родились и выросли в Корнише, Нью-Гэмпшир, где по-прежнему проживает Дж. Д. Сэлинджер. Отец Мэтта развелся с его матерью, психологом Клэр Дуглас, в то время проживавшей в Сан-Франциско, когда Мэтту было шесть лет. Но родители жили рядом друг с другом, и дети проводили время и с матерью, и отцом. «Я не был ребенком расставшихся родителей, – рассказывал Мэтт. – Думаю, мне повезло. Мне нравилось изменение темпов жизни, и я узнал родителей как индивидуумов. Родители стали моими друзьями».
Проведя два года в частной спортивной школе-пансионе, где готовили лыжников, и еще четыре года в Эндовере, Мэтт оказался в Принстоне, где ему было так же неуютно, как Холдену Колфилду в школе, готовившей к поступлению в университет. «В Принстоне продолжают поточным методом штамповать джентльменов Юга, которые проведут всю жизнь в высших эшелонах корпораций, и обстановка там была слегка удушающей, – вспоминал Мэтт. – Все всё обо всех знали. А я не хотел этого. Я против любых форм классификации». Поэтому Мэтт пересек реку Гудзон и в 1982 году поступил в Колумбийский университет. «Там было чудесно, – сказал Мэтт. – Там царила полнейшая анонимность. Как-то я бродил по территории университета, от здания к зданию, и вдруг понял, что улыбаюсь. Улыбался я потому, что никто никого не знал, и никто не знал меня».
Мэтью Сэлинджер (второй слева в верхнем ряду) в спортивной команде школы Филлипс Эндовер
Попробовав свои силы на летних гастролях в течение нескольких лет и получив степень по истории искусств, Мэтт недолго поработал в аукционном доме Sotheby, где занимался оценкой живописи, в то же время размышляя о том, не пойти ли в актеры. Он жил на Вест-Сайде Верхнего Манхэттена и ухаживал за двадцатисемилетней Бетси Беккер, которая тоже работала в Sotheby. Мэтт сыграли роли в мыльных операх «Надежда Райана» и «Ночь в студии». Но ведь имя хоть немного да помогло Мэтту получить роли? «До сего дня я получал роли, несмотря на то, что никто не знал, кто я, – говорил Мэтт. – Думаю, это очень хорошо. Фактически на улице меня узнали только два человека. Одним из них был парень, пытавшийся продать мне наркоты на пять долларов. Дело был на Колумбус-Сёркл в Нью-Йорке. Этот малый спросил меня: «Это не ты путаешься с Кэсси в телесериале [ «Ночь в студии»]?»
Роль швейцара Пита, которую исполнял в то время Мэтт, была его первой крупной ролью, и он получал удовольствие от этой роли. «Играть ублюдка – удовольствие, – рассказывал Мэтт. – Я делаю о моем персонаже записи, страница за страницей. Пишу о том, как Пит ведет себя в холодную погоду, и что он ест на завтрак. О таких вещах хорошо думать и писать. Это хорошее развлечение». Подождите, он сказал «писать»? «Ну да, – робко признался Мэтт. – Сейчас я вместе с товарищем-актером пишу сценарий». Но это все, что сказал репортеру Мэтт. А любом случае, его мысли были заняты более насущным делом – первым спектаклем, который должен был состояться 25 октября, когда ему предстояло предстать перед критиками и матерью. «Она придет на открытие, – сказал Мэтт, слегка улыбаясь, – но не думаю, что сюда приедет отец»[534].
Дэвид Шилдс: Затем, 28 декабря 1984 года, в газете Washington Post была опубликована статья «Мэтт Сэлинджер в свете прожекторов». Статья была написана Дэвидом Ремником, который впоследствии сменит Тину Браун на посту редактора журнала New Yorker. Для меня статья была интересна тем, насколько последовательно была в ней разыграна сцена из повести «Фрэнни»: Мэтью продолжает попытки выяснить, является ли он Лейном Кутелем или же создателем Лейна Кутеля. Совсем недалеко от центра внимания находятся Дадли Мур[535] и Дж. Д. Сэлинджер, представляющие противоположности: Мур, бывший студент Оксфорда, ставший сатириком, а потом исполнителем характерных ролей в Голливуде, и отец Мэтью Дж. Д. Сэлинджер, полностью ушедший в свое искусство и засевший в доме на холме в Нью-Гэмпшире. Даже тон Ремника колебался в диапазоне от убаюкивающего до царапающего. В каждом слоге статьи обсуждалась слава, и эта дискуссия шла между Ремником, Муром, Мэтью и его отцом. И все присутствующие, включая пару кутающихся в пальто людей, совершенно сбиты с толку. При каждой попытке отделить себя от отца Мэтью все крепче обнимает его.
Дэвид Ремник: За несколько лет до того, как Сэлинджер перестал публиковать свои произведения и стал отшельником, он настоятельно просил своего друга и редактора New Yorker Уильяма Шона принять посвящение «Фрэнни и Зуи». Просил «почти с такой же настойчивостью, с какой Мэтью Сэлинджер, которому исполнился год, настаивает на том, чтобы человек, завтракающий вместе с ним, ел холодную фасоль лима».
Теперь Мэтью Сэлинджеру было двадцать четыре. Он высок и строен, как его отец, и симпатичен, как его мать Клэр. Мэтью – актер, как и созданный его отцом персонаж Зуи. В мыльной опере «Ночь в студии» он появляется в роли страшно любвеобильного тренера по лакроссу. В фильме «Месть тупиц» он играет человека, крушащего двойные принципы ничтожеств. А теперь он – исполнитель главной роли в поставленной Биллом К. Дэвисом пьесы «Танцы в зоне защиты», первое представление которой состоится 3 января в бродвейском театре «Риц». Он играет звезду футбольной команды колледжа, которого мучают своими требованиями мать, тренер и преподаватель.
«Это – мне, – говорит Мэтт Сэлинджер, приглашая собеседника сесть за стол. – На Бродвее такой шанс выпадает не каждый день недели».
Сэлинджер сидит в бистро в Ист-Сайде в Верхнем Манхэттене. Здесь подают 300 разновидностей омлета. «Я ничего не знаю о славе, – продолжает Мэтт. – Я хочу состояться как актер, и если это будет сопровождаться славой – что ж, тогда слава – неизбежное зло. Но это не то, к чему я стремлюсь».
А за углом, неподалеку от Мэтта Сэлинджера, сидит Дадли Мур. В бистро входит поразительно случайная пара. Вошедшие замечают Мура, начинают неловко снимать свои пальто, делая это чуть медленнее, чем необходимо, так что у них есть время рассмотреть кинозвезду (но вечно глазеть, разумеется, нельзя, можно лишь находиться рядом с центром сложного мирозданья).
Сэлинджер первым замечает эту маленькую драму и говорит: «Слава – это… ну, посмотрите в тот угол, где сидит Дадли Мур. Все на него пялятся. Слава – потеря личной жизни».
Для семьи Сэлинджеров слава – постоянный и надоедливый спутник. Роман «Над пропастью во ржи», опубликованный тридцать четыре года назад, оказался как раз такой сокровенной книгой, которую, по словам Холдена Колфилда, «как дочитаешь… так сразу подумаешь: хорошо, если б этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону когда захочется».
Дж. Д. Сэлинджер – последний в мире писатель, с которым можно было бы поговорить по телефону. Размышлять о его чувствах и причинах этих чувств несправедливо, но что-то заставило его прекратить публикацию своих произведений и удалиться от общественности и ее мира.
Сэлинджер избегает интервью и дал понять членам своей семьи и друзьям, что говорить с ним на публике не стоит. В 1953 году он дал короткое интервью местной школьнице, а еще через двадцать семь лет – Бетти Эппс, работавшей в разделе «Удовольствия и развлечения» в газете Baton Rouge Advocate…
Мэтт Сэлинджер говорит: «В дом заявляются самые неприятные люди, которые начинают чего-то требовать. У нас дома побывали репортеры, фотографы, начинающие писатели. Отец настолько вежлив, насколько вежливы визитеры. Я стал воспринимать все это так, как вы воспринимаете сюрреалистическую драму».
«Когда я слышу о людях, беспокоящих отца, я злюсь. Отец не хочет вести публичную жизнь. К настоящему времени об этом давно уже известно. Он хочет писать, помещать персонажей своих произведений на страницы и в сознание читателей. Он не хочет, чтобы люди делали из него то, чем он не является. Он считает, что публичная жизнь плохо сказывается на его работе и на нем самом».
К счастью, под запрет попали не все. «Я прочел книги отца в возрасте, в котором эти произведения читают все, в старших классах школы. Мне его произведения нравятся. Но мои учителя всегда проявляли достаточную осторожность и не преподавали их в школах, в которых я учился, хотя вроде бы должны были включить эти произведения в школьные программы. Их осторожность была просто замечательна».
Свою актерскую карьеру Сэлинджер начал с исполнения роли мыши-солдата № 17 в «Щелкунчике», поставленном в начальной школе г. Норвич, Вермонт, на другом берегу реки от Корниша. В Эндовере Сэлинджер исполнял главную роль в пьесе «Тетка Чарли», и эта роль, по его словам, «была самой большой ролью, которую я сыграл в театре до сих пор».
«Танцы в зоне защиты» – драма, довольно приятно написанная и отмеченная рядом явных параллелей и символов. Но игра в этой пьесе требует от актеров напряжения, а Сэлинджер на сцене – трогательный мальчишка. На состоявшемся на прошлой неделе последнем прогоне спектакля он слегка запутался в первом предложении, но по ходу пьесы выглядел и играл успешно. Двое весьма опытных бродвейских актеров, Пэт Кэрролл и Лоуренс Лакинбилл, поддерживают молодого актера.
«Мэтт играет замечательно, – говорит Лакинбилл. – Он внимательно относится к подробностям. Он учитывает все, сказанное другими. На самом деле он не так уж неопытен. А если он молод, то это хорошо, поскольку предполагается, что его персонаж отличается свежестью чувств. Если он не таков, он не годится на эту роль».
Продюсер Мортон Готтлиб говорит: «Мы прослушали около сотни парней, которые могли бы исполнить эту роль, и нам понравился Мэтт. Он – отличный актер и выглядит так, как должен выглядеть футболист. Когда мы прослушивали его, мы даже не знали, что он – сын писателя Сэлинджера. На самом деле это не имеет значения. Возможно, нам придется сделать пару упоминаний об этом в рекламных материалах, но не думаю, что кто-то придет и купит билеты только потому, что один из актеров – сын Дж. Д. Сэлинджера».
В фильме «Месть болванов» Сэлинджер заплатил щедрую дань Голливуду. Как валяющий дурака футболист, он каким-то образом за два часа ухитрился и погонять на мотоцикле с коляской, и одеться женщиной, и побывать членом группы наблюдающих за луной. Все это он называет «отличными сценами в истории кинематографии». Чтобы выйти на сцену в «Танцах в защитной зоне», Сэлинджер отклонил предложения сняться в двух фильмах – «Огни святого Эльма» и «Работа на лето». За роль в первом из этих фильмов он смог получить кучу денег, а за роль во втором фильме – лакированный Ferrari.
Сэлинджер очень хочет сниматься в кино и работать в театре. «Вскоре я собираюсь жениться на дизайнере ювелирных изделий Бетси Беккер, и мне надо подумать о том, как зарабатывать на жизнь», – говорит он. Но его работа в Голливуде не всегда приятна.
«Вечно встречаешься с людьми, которых не уважаешь или к которым не питаешь особого уважения. Были люди, которые пытались предлагать мне деньги за то, что я должен был что-то делать с произведениями моего отца. Понимаете, они хотели купить права на его произведения. На таких людей плюнуть хочется».
«Когда я только начинал играть, я постарался сделать так, чтобы как можно меньше людей знали, кто мой отец. Я очень застенчив. Мой первый агент ничего не знал о моем отце, а нынешний агент не знала об отце до тех пор, пока ее партнер не прочел заметку в журнале Time. Но я, наконец, понял, что человек, который дал бы мне работу, если б у меня не было таланта, рискнул бы большой суммой денег».
«Два года назад, когда я только начинал актерскую карьеру, я ни за что бы не дал интервью вроде этого, так как тогда пришлось бы говорить только о моем отце. Давать такие интервью было бы бессмысленно. А теперь я играю в пьесе. Может быть, я смогу помочь делу».
«Я люблю моего отца. И нисколько не бунтую против него. Он принял решение о том, как хочет жить. Почему я должен каким-то образом нарушать его выбор? Я выбрал более публичный образ жизни – актерство. Вот и так-то»[536].
Дэвид Шилдс: Вот что надрывает сердце при сравнении двух участников этого тайного сговора между отцом и сыном: люди будут делать вид, что их интересует какая-то незначительная пьеска или фильм, в котором ты, мой сын, снимешься в роли второго плана. А на самом деле эти люди хотят услышать обо мне (и у тебя появляется подозрение, что по этой-то причине ты и получил роль). Ты, Мэтью, будешь распространять столько информации, сколько потребуется для того, чтобы привлечь к себе внимание публики, и при этом станешь держать благородную дистанцию от всех подобных расчетов. И горе тебе, если ты окажешься не таким чистым, как я (позировавший для гламурного снимка, а затем, обнаружив этот снимок в многотиражных изданиях, испытавший потрясение). Такие сентенции должны убивать душу. Проблема заключается в самом начале: Сэлинджер играет в двух направлениях, так, как это делает большинство людей. Он впадает в противоречия и даже лицемерие, что делает большинство людей, но всегда настаивает на том, что он – писатель, творец, основатель рода и отец – одинокий представитель человеческой порядочности и спасительной духовности. Эдипова природа этой позиции очевидна: Сэлинджер вроде бы ненавидел Голливуд, но не так уж и скрывал свою любовь к этой фабрике грез и был даже охвачен маниакальной страстью к Голливуду. А его сын пытался стать успешным актером, часто играя старшеклассников, которых высмеивал его отец.
Шэрон Стил: В письме, написанном Сэлинджером Майклу Митчеллу 16 декабря 1992 года, Сэлинджер желает сыну выбрать профессию, которая не так уж сильно искалечит его, и задается вопросом, не будет ли сын более счастлив, занимаясь чем-то «менее зависящим от случая», нежели «актерство»[537].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.