Маяковский живет в Москве

Маяковский живет в Москве

Маяковский живет в Москве, — да, это именно так. Он живет в том самом доме 3/6 по Лубянскому проезду, в котором жил и тогда, когда еще не бронзовый, а живой мерил своими «саженьими шагами» московские улицы и бульвары, гудя стихами себе под нос.

Тогда он занимал одну четырнадцатиметровую «комнатенку-лодочку» в квартире на пятом этаже дома, принадлежавшего до Октябрьской революции коммерции советнику Стахееву, — теперь победившая Революция отдала ему весь дом, все пять этажей.

Дом внутри перестроен, комнаты коммунальных квартир превращены в обширные залы, лестницы укреплены и покрыты мраморными плитами.

Дом стал государственным музеем Маяковского. Этот единственный в мире литературный музей такого масштаба открылся в Москве 29 января 1974 года.

Хорошо сказал его директор, литературовед и маяковед Владимир Васильевич Макаров, американским туристам, когда они, осмотрев музей, выразили свое восхищение им в чисто американской форме:

— Даже у нас в Штатах нет ничего подобного!

Макаров сказал им:

— Но у вас в Штатах нет и поэта, подобного Маяковскому.

Осмотр музея надо начинать с пятого этажа дома, с зала, отданного детству. Старинные фотографии: отец в форме лесничего, мать, сестры, маленький Володя — черноглазый, чуть диковатый. В центре зала — стол с семейными реликвиями. Среди них бросается в глаза казачья шашка прадеда поэта, есаула Кирилла Константиновича Маяковского, и подорожная грамота на его имя, дающая ему право на проезд по всей территории империи.

Я — родом казак,

По отцу — сечевик,

а по рожденью — грузин!

И снова фотографии на стенах: Кутаис, его улицы, гимназия, в которой учился Маяковский, преподаватели, товарищи-гимназисты, сам Маяковский, уже полумальчик-полуюноша. Первые большевики, которых он узнал и с которыми подружился, первые листовки — первые ласточки, возвещавшие революционную грозу 1905 года.

Из соседнего зала пятого этажа вы попадаете в комнату поэта. Если войти с парадного входа по лестнице, она расположена от прихожей налево, напротив коммунальной кухни.

Простой, удобный шведский стол, — не стол, а станок для письменной литературной работы. На нем чернильный прибор, баночка с тушью, краски. На стене фотография Ленина. Та самая, знаменитая, из поэмы. Старенькая широкая тахта. Единственный предмет роскоши здесь... блестящий никелированный электрический чайник. По тем временам он был роскошью. И опять стучат в сердце строки Маяковского:

Мне и рубля

не накопили строчки,

Краснодеревщики не слали

мебель на дом,

И кроме свежевымытой сорочки,

Скажу по совести,

мне ничего не надо!

Спускаясь с этажа на этаж, вы как бы восходите по ступеням литературной славы поэта —от дореволюционных «пощечин общественному вкусу» буржуазных снобов, от литературных скандалов раннего российского футуризма к сближению с Горьким, к отрицанию империалистической войны, к безоговорочному и полному приятию Октябрьской революции («Просто пошел работать!»), к поэмам «Хорошо!» и «Ленин», к газетным стихам, к сатире «Бани» и «Клопа», к непостижимой по масштабам гигантской, гулливерской работе поэта — мобилизованного и призванного своей Революцией.

Даже тех, кто хорошо знает литературный путь Маяковского — его борьбу со всяческим «старьем» за новое по содержанию и по форме, революционное, классовое искусство, — этот музей потрясает. Потрясает прежде всего тем, что меньше всего похож на музей. Эти афиши, плакаты, рукописи с правкой, сделанной рукой Маяковского, его книги, статьи, призывы, «железки строк» — они живут не в прошлом и не прошлым, они обращены к нам. Они будоражат душу и вливают в нее чистый воздух эпохи, «разреженный дважды грозою двух революций».

Это ощущение на третьем этаже дома эмоционально закрепляет короткий фильм — он рассказывает биографию Революции, и жизнь поэта на этом зримом фоне военных и трудовых сражений и побед воспринимается как неотъемлемая ее частица.

Я долго стоял у длинной — во всю стену — стойки с книгами Маяковского на всех или почти на всех языках мира («Парадом развернув моих стихов войска, я прохожу по строчечному фронту!») и думал о нем, о влиянии его поэзии на жизнь, на все развитие нашей литературы, на литературную работу его современников.

Как точно и хорошо сказал о Маяковском Иоганнес Бехер:

«Новое искусство никогда не начинается с новых форм, новое искусство всегда рождается вместе с новым человеком-коммунистом».

Да, он был новым человеком. Именно таким новым человеком и я воспринял его, когда бродил с ним по улицам Краснодара в 1926 году — сорок восемь лет назад. Он приехал в Краснодар читать стихи, и я, тогда местный газетчик, начинающий фельетонист, поэт, писавший не для печати лирические стихи, влюбленный в поэзию Маяковского и одновременно в стихи Блока и Бунина, познакомился с ним. Маяковский как бы излучал энергию Революции. Он был над бытом и вне быта. В своих воспоминаниях об этой встрече я впоследствии написал так:

«...я увидел поэта, ставшего мне бесконечно близким, как живого, таким, каким запомнил его по краснодарским встречам: высокий, ладно скроенный человечище с резким профилем, в оливкового цвета короткой куртке с серым каракулевым воротником размашисто шагает по солнечной улице веселого южного города упругим, бодрым шагом хозяина новой жизни».

Я знал такого Маяковского, и я рад, что снова встретился с ним — с таким же!