Бедняга Джо

Бедняга Джо

Довелось мне пять лет учиться и окончить училище с одним, в то время не плохим, парнем. Звали его Евгением Константиновичем Проскуриным, родом он был из шахтёрского города Сучан Приморского края. В училище с первой попытки он не поступил, а был вызван по так называемому дополнительному набору. Видимо потребность в корабельных офицерах на планируемый год нашего выпуска была больше, чем ожидаемое число выпускников. Поэтому через военкоматы были вызваны в училище кандидаты в курсанты, набравшие на экзаменах сумму баллов меньше проходной. Учился Женя средненько и до третьего курса выживал в основном за счёт чего нибудь своевременно списанного или с трудом сданного на троечку, да и то не с первого раза. На фоне того, что его учёба и как следствие нахождение в училище сильно зависело от одноклассников, Женя контрастных особенностей своего характера не проявлял или подавлял их в себе. Кроме слабой учёбы Женя систематически имел задолжности по физической подготовке. Не смотря на всё это, одним из первых в классе Проскурин на третьем курсе женился. Парнем он был симпатичным, то есть имел внешность не отталкивающую, но за специфическую форму глаз одноклассники дали ему кличку «сова». Лично я организовывал его свадьбу по поручению одноклассников. Специально для его свадьбы всем классом зарабатывали деньги на разгрузке угля с железнодорожных вагонов. Жена Галина — красавица (впоследствии профессор медицины, преподаватель мединститута). Это означает, что оставшиеся два с половиной года до окончания училища он пользовался всеми привилегиями женатого курсанта. А значит, личная жизнь вне училища была от нас закрыта. Всвязи с тем, что его диплом красного цвета не имел и вообще он был махровым троечником, распределён он был для службы не туда, куда хотел бы, а в бригаду кораблей охраны водного района на остров Русский. Попал на МПК пр. 204 командиром БЧ-2,3. Попал точно по специальности и был на хорошем счету у командования дивизиона и бригады. Настолько на хорошем, что через год службы его назначили помощником командира МПК-114 пр. 204, а ещё через год его командиром. Надо отметить, что чем ближе Евгений был к выпуску из училища, тем больше он уделял внимания своей внешности. В принципе у военных моряков это в порядке вещей и всячески поощряется. Но Джо довёл заботу о внешнем виде своём и формы одежды до идиотического культа, мешающего исполнению служебных обязанностей. В это время на ТОФ по программе модернизации и переоборудования готовился СРТМ «Шимановск». После переоборудования он должен был стать малым противолодочным кораблём. Во время переоборудования командовал кораблём капитан третьего ранга Шевченко Юрий Иванович. Но через некоторое время его назначили командиром МПК-81 проекта 1124, и по соображениям, никому неизвестным, командование бригады решило предложить кандидатуру старшего лейтенанта Проскурина на должность командира этого переоборудованного корабля. Назначение состоялось, и Джо стал командиром «рыбака», такое название приклеилось к МПК с тактическим номером 528. Командиры кораблей частенько по вечерам собирались в каюте командира (а на самом деле капитана, потому что изначально судно было промысловым, и до переоборудования командовал им гражданский капитан). Там были настоящие капитанские хоромы: кабинет, спальня и душевая. Громадные запасы воды позволяли не ограничивать гигиенических устремлений. Командиры кораблей охотно по вечерам собирались у него. Женя изображал из себя хлебосольного хозяина, хотя чай, сахар, масло и хлеб мы чаще всего приносили с собой. Корабль очень часто привлекался к рыбоохране, так как моторесурс его главного двигателя был много больше, да и автономность на много превосходила корабли изначально военные в постройке. Года два подряд МПК-528 проводил летние месяцы вдали от базы. От избытка самостоятельности Женю начало «заносить». Особенно проявилось это при стоянке корабля в заводском ремонте в порту Находка. Женя не стеснялся на глазах у экипажа приводить на корабль разных женщин, которые жили у него в каюте некоторое время, спиртное лилось рекой. Нормальным развлечением командира и его гостей была стрельба из пистолета по пустым бутылкам, поставленным в проём иллюминатора командирской каюты, пули то улетали в сторону моря, а осколки от бутылок сыпались на голову вахтенных у трапа. Матросы работали в цехах завода, зарабатывая деньги командиру на холодильник, цветной телевизор и мебель. Всё это стало достоянием гласности и дошло до начальника политотдела. Проведённое партийное расследование показало, что вышесказанное только вершина айсберга. Там была и продажа топлива и махинации с продовольствием, а корабельный спирт шёл только на внутриутробные нужды. Матросы охотно сообщали подробности, так как барские замашки командира уже всем порядком надоели. Он завёл себе матросика, кроме официально назначенных вестовых в кают-компании, на которого кроме приборки в каюте были возложены все бытовые заботы о командире от чистки и стирки до подачи пищи в каюту, в том числе и при приёме гостей. В общем, дождались выхода корабля из ремонта и решили Женю с должности снимать. Проскурина продолжало «заносить». Так по прибытии в бухту Парис он не стал швартовать корабль к причалу, а поставил на якорь посреди бухты. Расчёт был на то, что допуск к управлению таким кораблём в бригаде только у него, и никто другой управлять им не умеет. Он ошибался, так как командир соединения имеет допуска на управление кораблями всех проектов, которые входят в состав соединения, а в его присутствии на мостике управление можно поручить любому достойному офицеру. Вот тут я попал в личные враги Проскурина, сам того не подозревая. Командир дивизиона выбрал меня для изъятия трёх пистолетов из каюты Проскурина и швартовки корабля к причалу. Самого Женьки на корабле не было, он сослался на длительное отсутствие дома и убыл без разрешения во Владивосток, хотя к этому времени с Галиной он уже был в разводе. Помощник командира охотно сдал оружие, приготовил корабль к съёмке с якоря и под моим управлением мы благополучно ошвартовались кормой к плавучему причалу дивизиона МПК. По понятиям Проскурина я совершил по отношению к нему «акт подлости и предательства», а выполнение приказания командира дивизиона (с записью в вахтенный журнал корабля) даже не рассматривалось. Особенностью управления «рыбаком» было то, что главный двигатель при даче реверса полностью останавливался и запускался на обратный ход. Это занимало некоторое время (до десяти секунд), было очень непривычно и требовало хладнокровия. Корабль одновинтовой и на заднем ходу управляем плохо, плюс большая парусность в кормовой части, но я справился с задачей. Джо сняли с должности и назначили командиром БЧ-3 на МПК-117 проекта 1124. Это как раз тот корабль, который в качестве командира принимал лично Б.Г. Глушак. Джо на всех обиделся и «ушёл в себя». На этой должности он пробыл почти полгода, всячески изображая из себя обиженного службой офицера. По весне 1976 года комплектовался экипаж МПК-143 назначением на Камчатку, командиром назначили меня. Для полного комплекта не хватало офицера на должность помощника командира. Глушак предложил Проскурина. Соображения были простыми: опыт службы позволял Жене занимать эту должность (так мы считали), со сменой пункта базирования многие дисциплинарные вопросы останутся в прошлом, по итогам работы на должности помощника снимаем все ранее наложенные взыскания и прямой путь в командиры и вообще куда пожелает. В ходе откровенной беседы с комдивом и со мной Женя со всеми доводами согласился и обещал придерживаться намеченных перспектив. Времени на назначение приказом Командующего ТОФ уже не оставалось, поэтому его пришлось прикомандировать приказом командира бригады до подтверждения назначения приказом комфлота. В таком статусе он и убыл вместе с экипажем к месту постройки корабля. Но уже в поезде он мне заявил, что писать рапорт о приёме дел и обязанностей не будет, так как не уверен в предстоящем назначении. В общем, правами помощника он охотно пользовался, а обязанности исполнять не хотел. Я в свою очередь вынужден был заявить, что и деньги по должности он будет получать с момента приёма дел и обязанностей помощника, а до этого оклад командира БЧ-3. Женя постоянно напрашивался на панибратство, на основании того, что училище мы кончали вместе и даже учились в одном классе. Кораблестроители были не в курсе наших внутрикорабельных дел, поэтому для внешнего мира Проскурин был помощником командира со всеми полномочиями. У Жени вдобавок к персональному чистоплюйству был ещё один бзик: он постоянно рисовал ножи самых причудливых форм, а некоторые из них, пользуясь служебным положением, заказывал для изготовления заводчанам, расплачиваясь за изготовление корабельным спиртом. Это происходило и при ремонте в Находке. Ножей скопилось довольно много. Он объяснял это потомственной таёжностью и заблаговременной подготовкой к будущему занятию после выхода на пенсию. Кое-как удавалось заставлять его исполнять свои обязанности, но под постоянное нытьё об отсутствии приказа Ком. ТОФ о его назначении. Приказ, наконец, пришёл. Но Джо, воспользовавшись доступом к корабельной печати, подделал все необходимые для финчасти документы и всё-таки получил деньги по должности помощника от даты назначения приказом Ком. ТОФ. Проделано всё это было в тайне от меня. Причём назначен на должность он был в день нашего отъезда из Владивостока! Тут уже я затаил обиду: мне значит, обязательны мои обещания к исполнению, а Женя вольный стрелок. Но если бы дело окончилось только этим. Женя, отсутствовавший на корабле почти каждый день под видом получения аттестатов на все виды снабжения, до начала перехода во Владивосток так их и не получил. Пришлось отправлять его с половины пути обратно к месту строительства корабля с задачей до нашего прибытия во Владивосток прибыть туда же со всеми аттестатами. Переход с места постройки до места достройки в ту осень занял почти месяц. Низкий уровень воды в реке Амур вынудил администрацию завода транспортировать корабль к морю в транспортном корабле-доке. Плюс к этим трудностям отвратительная видимость из-за бушующих по берегам Амура таёжных пожаров. А это грандиозный караван: впереди два буксира тянут и сзади один озёрный толкач толкает и заносит корму дока на крутых поворотах фарватера. Проводку каравана обеспечивали до шести БГК (больших гидрографических катера). На борту корабля почти удвоенный экипаж. Штатный военный и сдаточный гражданский, для обеспечения заводских испытаний, запланированных на межбазовый переход. При таком количестве людей в небольших жилых помещениях и некоторых боевых постах на первое место выходят вопросы гигиены и функционирования продпищеблока. А это как раз входит в обязанности помощника, которого на борту не было. Фактически его обязанности пришлось исполнять мне. Наконец он все-таки хоть и с опозданием, но привёз уже во Владивосток аттестаты и начал по минимуму и без энтузиазма выполнять свои обязанности, всем своим видом давая понять какое великое снисхождение он делает лично мне и всему экипажу. Кстати организатором он оказался слабеньким, больше показухи, и создавать, что-либо новое, просто не умел. Он умел поддерживать созданное не им, да и то с потерей качества из-за неосмысленного копирования. Женя при любом случае выпячивал какие то свои сомнительные связи в тыловых организациях флота по вопросам получения всех видов корабельного снабжения. Женя чего-то ждал. И дождался. Как-то уже в конце госиспытаний во время одного из перестоев я, с разрешения командира бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей (БСРК), убыл в поликлинику ТОФ к стоматологу. За время моего отсутствия на корабле произошли грандиозные события. Сработала система орошения ракетного погреба. В повседневном режиме это ни чем плохим бы не кончилось. Забортная вода, поступающая из пожарной системы, оросив переборки ракетного погреба, спокойно ушла бы в сливные клинкеты и через них за борт самотёком (помещение ракетного погреба располагалось выше ватерлинии). Но корабль, после успешных ракетных стрельб, означающих конец госиспытаний, был поставлен на окончательную отделку и покраску перед убытием к постоянному месту базирования. В ракетном погребе работало три женщины малярши. Для защиты резинового покрытия палубы погреба от случайного попадания краски была постелена вощёная водонепроницаемая бумага, которая перекрыла решётки сливных клинкетов. Эта элементарная технологическая защита превратила систему орошения в систему затопления. Поступающей воде некуда было стекать. Кроме того, строитель по спецвооружению по каким-то необъяснимым причинам сразу после ракетной стрельбы не удалил пиропатрон запуска системы орошения из его штатного места (пиропатрон устанавливался на штатное место, на время приёма в ракетный погреб трёх ракет для испытательных стрельб). В общем, пиропатрон сработал и запустил систему орошения «Карат-М». Помещение погреба стало затапливаться забортной водой. Малярши успели его покинуть (хотя достаточно было убрать два листа вощёной бумаги с решёток клинкетов, правда они не обязаны были этого знать), но никому не сказали, что вышли все. Джо в ходе «борьбы за живучесть» для осушения помещения приказал ввести в действие носовой эжекторный насос осушения, который работает только при наличии воды в пожарной системе. Он просто не знал устройства корабля и поэтому одновременно с откачкой воды продолжал затапливать осушаемое помещение, так как вода в систему орошения подавалась из той же пожарной магистрали. Кроме того, готовился к погружению в затопленное помещение легководолаз(!), для спасения малярш. В конце концов, пожарную систему выключили, а воду откачали переносным водопогружным электронасосом и мотопомпой. В итоге затопления ракетного погреба воздействию забортной воды подверглась пусковая установка ЗИФ-122 зенитно-ракетного комплекса. Особенностью этой пусковой было то, что она была выдвижной подпалубной и в походном положении находилась в нижнем положении в погребе. Корабль ещё не был сдан Военно-морскому флоту, поэтому все расходы на восстановление пусковой установки легли на судостроительный завод. Кроме того, после работ по восстановлению ПУ госприёмка потребовала повторного выполнения испытательной ракетной стрельбы, что повлияло на окончательные сроки выхода из завода. Могучая комиссия по расследованию причин затопления, собрав три тома разных документов, к единому выводу так и не пришла. Основное мнение членов комиссии, высказываемое в устных беседах: при тех исходных данных, которые предоставили в распоряжение комиссии, срабатывания системы быть не должно. А строитель по спецвооружению конкретно сказал, что если бы не пломба на кнопке пускателя системы орошения в кубрике № 1 он бы считал, что она была кем-то нажата. Меня вызвали на парткомиссию и наказали в партийном порядке, что автоматически вело к задержке очередного воинского звания капитан-лейтенант не менее чем на год. И это при учёте того, что я официально был отпущен в поликлинику. В конце концов, ракетная стрельба была выполнена, акт комиссии госприёмки был подписан и корабль перешёл в состав бригады кораблей охраны водного района на любимый остров Русский в бухту Парис для отработки задач боевой подготовки и подготовки к переходу на Камчатку. Джо затаился и не давал повода говорить о себе. После перехода на Камчатку командование 114 брк ОВР, изучив служебные особенности старшего лейтенанта Проскурина, воспользовалось своим правом возвращать офицеров, не достойных службы в льготных районах, к прежнему месту службы, отправило Женю обратно в Парис. Так бесславно закончилась моя первая и последняя попытка оказать помощь в службе однокласснику. Впоследствии, при увольнении в запас корабельного матроса-химика (последнего приближённого к бывшему помощнику командира) мне стали известны интересные подробности. Матрос рассказал мне как Проскурин Евгений Константинович лично с помощью отвёртки (рабочая часть которой была прикрыта изоляционной лентой, для избежания царапин на кнопке) и в присутствии этого самого химика НАЖАЛ запасную кнопку пускателя системы орошения ракетного погреба находящуюся в кубрике № 1, не нарушая пломбировки и не оставляя следов, со словами: «Прощай Саша». Кнопка была устроена так, что запломбированная планка не позволяла пальцем нажать на неё, а тонким инструментом минуя планку, нажать её было можно. То есть в тот момент он был уверен, что снимает меня с должности одним нажатием кнопки. Информация значительно запоздала, иначе с Джо разговаривали бы по-другому. В Парисе должности для Джо не нашлось, и он был назначен помощником командира по снабжению на БПК «Чапаев» пр. 1134. Казалось бы, служи на большом и новом корабле, делай карьеру и будь счастлив. Но Джо ухитрился скомпрометировать себя сотрудничеством с особым отделом. Все командиры знают, что в составе экипажей есть люди, сотрудничающие с контрразведкой флота, но при уличении в явном «стукачестве» (зачастую от недалёкости самих оперов особого отдела), от таких под благовидными предлогами стараются избавляться. Джо назначили помощником командира СКР пр. 159А в бригаду консервации в бухте Новик на остров Русский. Но там он попался на махинациях с меховыми изделиями (ведь самый хитрый) и обильных алкогольных возлияниях (на вырученные средства). В итоге Е.К. Проскурин был уволен в запас в звании капитан-лейтенант без пенсии. Уехал в родной Дальнереченск (Сучан) и стал заниматься тем самым «таёжным промыслом», к которому якобы готовился давно. Но однажды не вернулся из тайги. Оказывается он начал промышлять выкапыванием корней женьшеня, которые были найдены и помечены другими собирателями женьшеня, а в тайге за это карают строго. После нескольких предупреждений от старых промысловиков-корнёвщиков Женя продолжал кражи корней женьшеня (ведь самый хитрый), и, скорее всего, одна из угроз была реализована. Тело найдено не было.