ГЛАВА VII В БИТВЕ ЗА МИР
ГЛАВА VII
В БИТВЕ ЗА МИР
«НАУКУ НАДО ЗАЩИЩАТЬ»
Оглядываясь на пройденный путь, Фредерик Жолио-Кюри однажды сказал:
— У меня был соблазн замкнуться в своей лаборатории. Но я задал себе вопрос: «А — кто воспользуется открытием, которое я сделал?» И тогда я понял, что для того, чтобы иметь возможность сидеть спокойно в своей лаборатории, я должен сражаться в рядах тех, кто хочет, чтобы достижения науки были использованы в мирных целях, а не в корыстных целях хищников, не для разжигания войны… И только когда установится прочный мир, мы, ученые, сможем обрести душевный покой и сидеть целыми днями в своих лабораториях. И какие счастливые вести мы тогда принесем человечеству!
Жизнь щедро раскрывалась перед Фредериком Жолио. Президент Национального фронта, боец Сопротивления, он стал после войны национальным героем Франции. В тридцать четыре года нобелевский лауреат, к 45 годам академик двух французских и семи иностранных академий, он был известен всему миру как один из самых выдающихся физиков.
Уверенной рукой он направлял Комиссариат атомной энергии. Ведь еще до войны он мечтал о создании во Франции сети атомных электростанций. Теперь он приступил к осуществлению этого проекта. Он сплотил вокруг себя учеников и сотрудников, продолжая исследования, прерванные войной.
Он работал в своей лаборатории. А лаборатория — это было для него всегда самое дорогое. Там было его сердце. «Вот когда мы завоюем прочный мир, тогда мы сможем засесть в своих лабораториях», — это была его любимая мечта.
Поиски, открытия, живое дыхание науки — это была его стихия. Слово «Наука» Жолио-Кюри всегда писал с большой буквы.
Уже позже, в конце жизни, он написал:
«Виктор Гюго говорил: «Продвигаясь вперед, наука непрестанно перечеркивает сама себя. Плодотворные зачеркивания… Наука — лестница… Поэзия — взмах крыльев… Шедевр искусства создается навеки… Данте не зачеркивает Гомера…» Шедевр искусства, бесспорно, более незыблем, нежели научное творчество, но я убежден, что ученого и художника ведут те же побуждения и требуют от них тех же свойств мысли и действия. Научное творчество на его высочайших вершинах тоже взмах крыльев… Художник и ученый, таким образом, встречаются, чтобы создавать во всех их формах Красоту и Счастье, без которых жизнь была бы лишь унылым шествием.
Ученый подобен рабочим или художникам, строившим древние соборы. Они участвовали в строительстве, требовавшем иногда труда многих поколений; от этого не остывала их страсть, любовь к своему творению, завершения которого они не могли увидеть.
Какие великолепные здания, какие произведения искусства можно было бы создать с помощью современной техники, если бы мы примирились с мыслью, что создаем не только для себя, но и для грядущих поколений!
Наука открывает тем, кто ей служит, грандиозные перспективы. Это деяние, в которое ученый ежедневно вносит свой вклад, не пытаясь увидеть его завершение».
С чем сравнить горечь творца великого открытия, когда он увидел, что его творение в руках преступников принесло величайшие бедствия людям? Человек, беззаветно преданный науке, стал свидетелем разрушительного действия результатов науки!
Все люди на земле содрогнулись, услышав весть о Хиросиме, но каково было тем, кто «расковал Прометея науки», кто был в числе первых, принесших людям огонь великого открытия?
«Увы! Грохот взрыва в Хиросиме впервые возвестил об этом новом завоевании науки. Несмотря на такое ужасающее начало, я убежден, что оно все же принесет человечеству больше блага, чем зла».
С юношеских лет Жолио учился у Поля Ланжевена быть ответственным за применение науки. Теперь он чувствовал себя обманутым. Еще несравненно горше было другое ощущение: мучительная боль за науку, за ее преступное использование. Его любимое детище — учение об энергии атомного ядра — предстало перед миром в аспекте разрушения, уничтожения жизни на земле. К чему усилия многих поколений, к чему прогресс науки, если достижения ее несут гибель людям?!
«Именно мошеннические использования науки, самым тревожащим из которых является атомное оружие, заставляет ставить под сомнение ценность науки для человечества и все чаще и чаще говорить об аморальности науки. Наука сама по себе не моральна и не аморальна. По-моему, моральными или аморальными следует считать лишь тех, кто использует ее результаты.
Следует ли, однако, как предлагают некоторые, закрыть лаборатории, лишить ученых средств для работы?
Было бы безумием пытаться снова заковать Прометея.
Ученые не хотят быть сообщниками тех, кому дурная организация общества позволяет использовать результаты научных работ в целях эгоизма и личной наживы. Кризис совести овладевает ученым миром, и каждый день мы можем видеть, как все больше утверждается чувство социальной ответственности ученого».
Служение науке было делом жизни Фредерика Жолио. Но острое чувство социальной ответственности вело его в бой.
«Науку надо защищать» — это он повторял постоянно.
Он обратился к ученым мира:
«Ученые не вправе считать себя кучкой избранных, чуждых задачам практической жизни. Будучи членами великой семьи трудящихся, они должны быть озабочены тем, как используются их открытия. Они хотят, чтобы наука была поставлена на службу народу».
В речах, выступлениях и статьях он напоминал о социальной ответственности ученых. Личным примером и страстной речью он убеждал и объединял.
«Наука — это основной связующий элемент между мыслями людей, рассеянных по земному шару, и в этом одно из самых высоких ее достоинств. По-моему, нет никакого другого вида человеческой деятельности, для которого всегда так надежно достигалось бы согласие между людьми».
— Ученые должны объединиться, — твердил он.
«Каждое новое достижение, полученное в лаборатории, вызывает в нашей памяти список, часто длинный, ученых, предшественников современных, завершением усилий которых является наша работа. И часто слава приходит к ученому, сделавшему лишь последнее прикосновение к общему творению многих искателей. Так же мы испытываем чувство радости при мысли, что наши работы служат нашим коллегам в Лондоне и Нью-Йорке, в Москве и в других местах. Вот почему я считаю великолепным обычай ученых называть свои статьи: «К вопросу о…». Потому что ведь это всегда взнос в общий вопрос, если даже речь идет о великих открытиях.
Поэтому всякая попытка ограничения или остановки распространения научной. информации представляет исключительно серьезную опасность для прогресса науки и для цивилизации».
«Наука и благоденствие человечества» — так называлась лекция, с которой Жолио-Кюри выступил в феврале 1946 года в Лондоне по приглашению британской ассоциации научных работников. Среди слушателей, как оказалось, присутствовали ученые девяти стран. В ходе жаркой дискуссии, разгоревшейся после лекции, родилась идея создать международную организацию ученых.
Так возникла Всемирная федерация научных работников, которая на первом же собрании избрала Фредерика Жолио-Кюри своим президентом.
Одним из заместителей стал английский физик Джон Бернал, знакомый Жолио еще по совместной работе в довоенной организации «Ученые против войны». Секретарем Всемирной федерации избрали профессора Пьера Бикара. Устав федерации утверждает, что ученые не имеют права быть пассивными свидетелями применения науки во вред человеку, ибо оно не только вызывает бесплодное расточительство и страдания, но и тормозит развитие самой науки.
Ученые заявили, что наука может полностью служить делу прогресса человечества лишь при торжестве мира и международного сотрудничества.
В докладе на втором съезде федерации Жолио-Кюри призывал:
«Наша профессия сама но себе увлекательна тем, что заключается в исследовании законов природы. Какой же захватывающей она станет, если в результате нашей работы, проводимой сообща с деятельностью всех прогрессивных людей, мы сможем получить уверенность в том, что результаты науки всегда будут использованы на благо наших ближних!
…Бороться против сектантского духа, бороться против разобщенности, организуя международные встречи, во время которых ученые после споров, порой и страстных, научатся уважать и понимать друг друга, — разве это не годна из обязанностей нашего союза?
…Дело идет о том, чтобы завоевать подлинную свободу».
Именно защищая науку, вступил Фредерик Жолио-Кюри в битву за мир.
«ВАМ ПРИДЕТСЯ СЧИТАТЬСЯ С НАМИ»
Шел четвертый послевоенный год. Тучи снова сгущались над миром. Новые очаги войны уже пылали во Вьетнаме, в Индонезии, в Малайе, в Греции. Генеральные штабы западных стран завершали разработку Атлантического пакта.
25 февраля 1949 года из Парижа во все столицы мира были разосланы телеграммы: «В Париже в середине апреля собирается Всемирный конгресс сторонников мира. Приглашаем вас принять в нем участие и ждем вашей поддержки».
Идея родилась еще за полгода до этого, в августе 1948 года, на Всемирном конгрессе деятелей культуры во Вроцлаве. Там собрались 500 делегатов из 45 стран. Вроцлавский конгресс объединил цвет мировой культуры. Ученые — французы Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, Эжени Коттон, Марсель Пренан, Валлон, англичанин Джон Бернал, советский академик Тарле; писатели — Мартин Андерсен Пенсе, Анна Зегерс, Поль Элюар, Ив Фарж, Александр Фадеев, Илья Эренбург, Юлиан Тувим; художники — Пикассо, Деже, Гуттузо; музыканты, артисты, священники…
Вроцлавский конгресс и Международный женский конгресс в Будапеште сигнализировали человечеству о нависающей угрозе:
«Мир в опасности — объединимся для борьбы за мир, за свободу!»
В феврале 1949 года в Париже собрался инициативный комитет по созыву Всемирного конгресса в защиту мира. Участники собрания приехали из разных стран: из Франции, Италии, Советского Союза, Соединенных Штатов, Китая, Бразилии, Индии. Их было всего человек пятнадцать.
В маленькой комнатке на улице Элизе стол заменяла доска, поставленная на козлы, стулья взяли из соседних контор.
Члены комитета составили текст обращения, которое в ту же ночь было переведено на восемь языков и к утру отправлено в типографию.
Обращение осуждало гонку вооружений и подготовку новой мировой войны и призывало все демократические организации, всех защитников мира единодушно выступить в защиту мира.
Казалось, что срок для созыва конгресса очень мал. Но успех превзошел все ожидания. Уже к 15 марта, то есть меньше чем за три недели, поступили заявления о присоединении к конгрессу от организаций, объединяющих до двухсот миллионов человек. А к 20 апреля 18 международных организаций и 1015 национальных организаций от имени своих членов безоговорочно присоединились к конгрессу.
Еще никогда история не знала движения с таким размахом. Самые оптимистические предположения оказались превзойденными, потому что обращение отвечало глубочайшим чаяниям человечества.
Подготовительный комитет конгресса расположился в том же помещении на улице Элизе. Секретари, машинистки, переводчики, журналисты заполнили маленькие комнатки. Неумолчный гул, встречи, беседы, поток писем…
Жолио-Кюри входил во все мелочи, направляя и организуя работу Подготовительного комитета. Однажды утром секретарь комитета Жан Лаффит, передавая Жолио новости за день, рассказал о враче, директоре провинциального санатория, который приехал в Париж специально затем, чтобы передать в комитет документ, подписанный 3.50 работниками и больными «санатория.
— Ничто уже не может остановить силы, приведенные в движение идеей конгресса, — ответил Жолио-Кюри.
Подготовительный комитет во главе с Жолио-Кюри разрабатывал план работы конгресса. Нужно ведь не просто собрать тех, кто не хочет войны, — нужна конкретная программа. Конгресс должен сплотить силы, сторонников мира, создать во всех странах действенные организации для защиты мира.
В конце марта на стенах Парижа появился плакат художника Пикассо: белая голубка — символ мира. В несколько дней голубка Пикассо облетела все страны мира, ее изображение замелькало во всех газетах и журналах. «Мир!» — жаждали люди. Трогательная, нежная голубка Пикассо напоминала: мир надо защищать!
20 апреля 1949 года в зале Плейель в Париже Фредерик Жолио-Кюри объявил Всемирный конгресс сторонников мира открытым.
В последний момент французское правительство не дало въездных виз многим делегатам из социалистических стран. Тогда чехословацкое правительство пригласило их в Прагу. Здесь открылся параллельный конгресс в тот же день и в тот же час, что и в Париже. «Правда путешествует без виз», — сказал об этом в своей речи Жолио-Кюри.
Он стоял на трибуне, на фоне пестрых флагов, освещенный прожекторами. Высокий, худощавый, сдержанный в движениях и жестах, со спокойным, сосредоточенным лицом, с пристальным взглядом глаз, блестевших по-молодому.
Более двух тысяч делегатов из семидесяти двух стран, представители миллиарда людей, половины населения земного шара, встретили бурной овацией его слова:
— Мы собрались сюда не для того, чтобы просить мира у сторонников войны, а для того, чтобы заставить их принять его!
Смело и четко он проанализировал причины, которые создают угрозу войны, наметил программу действий.
Его привела сюда битва за науку, борьба против мошеннического использования ее достижений, и о ней он говорил с трибуны конгресса:
«Сознавая свою ответственность, ученые не могут остаться пассивными.
Ученые не хотят быть сообщниками тех, кому несовершенное социальное устройство общества дает возможность использовать результаты их работ в эгоистических и злонамеренных целях.
Ученые не вправе считать себя кучкой избранных, чуждых задачам практической жизни. Будучи членами великой семьи трудящихся, они должны быть озабочены тем, как используются их открытия. Они хотят, чтобы наука была поставлена на службу народу».
Нельзя было не верить Фредерику Жолио-Кюри, потому что он верил в людей. Он звал их, обращаясь ко всему человечеству и к каждому отдельному человеку:
— Каждый из миллионов людей, составляющих народы, которым угрожает война, должен понять, что проблема войны и мира является его личной проблемой, что она его затрагивает непосредственно и он не может от нее уклониться. Он не должен испытывать чувство бессилия, потому что одновременно с ним эту же проблему ставят перед собой миллионы ему подобных во всех уголках земного шара. Мы укажем на опасность войны тем, кто ее еще не видит. Тем же, кто понял опасность, но сознательно стремится к войне, мы спокойно, но решительно скажем: «Вам придется считаться с нами».
Пять дней работы конгресса. Более ста речей, пронизанных единым стремлением объединить народы на борьбу за мир.
— Скоро жизнь станет прекрасной, потому что мы ее сделаем прекрасной! — воскликнул с трибуны конгресса знаменитый певец Поль Робсон.
Перед закрытием конгресса в воскресенье состоялась гигантская манифестация в защиту мира, против войны. Делегаты конгресса стояли на трибунах, а мимо них час за часом шли и шли простые люди Франции. Караваны мира двинулись в Париж из всех французских городов и сел. Шли шахтеры в рабочих костюмах. Под блеклым знаменем шли в старых мундирах моряки, ветераны, те самые, кто тридцать лет назад поднял знамя восстания на Черном море. Шли в полосатых арестантских одеждах смерти выжившие чудом узники Освенцима, Майданека, Бухенвальда, а над ними реял белый голубь Пикассо. Шли участники Сопротивления — и над ними тоже летела белая голубка. Шли, ехали в тележках инвалиды двух войн, и белая голубка несла огненные слова: «Мы не хотим, чтобы молодые узнали наше горе». «Наша кровь не продается», — горели слова на полотнище молодежи. Белая голубка несла надпись: «Мы первые вышли против войны» — это шли бойцы интернациональных бригад в Испании, «Мы не дадим войне своих сыновей», — написали на своем знамени женщины. Шли матери и вдовы погибших на войне: «Дети Орадура не пойдут воевать против детей Сталинграда!»
Белая голубка взлетала над толпой, над морем цветов: советским делегатам преподнесли огромного белого голубя, сделанного из живых роз.
— Мир Вьетнаму! Дружба с Советским Союзом! «Нет» войне! — гремел стадион.
— Вот он, Париж! — любовно и гордо сказал Жолио-Кюри.
Первый Всемирный конгресс сторонников мира принял манифест:
«Отныне защита мира становится делом всех народов.
От имени представленных здесь шестисот миллионов женщин и мужчин Всемирный конгресс сторонников мира обращается ко всем народам земного шара. Он говорит им: «Смелость и еще раз смелость!»
Мы сумели сплотиться.
Мы сумели понять друг друга.
Мы выражаем свою готовность и решимость выиграть битву за мир — битву за жизнь».
Было решено создать постоянно действующий орган — Комитет Всемирного конгресса сторонников мира. Комитет избрал бюро из двенадцати человек.
Председателем бюро единогласно был избран Фредерик Жолио-Кюри.
«НИЧТО НАС НЕ ОСТАНОВИТ»
Парижский конгресс был началом. К осени 1949 года в семидесяти странах мира были созданы национальные комитеты в защиту мира.
Сессия Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира собралась в Риме 28 октября 1949 года, чтобы выработать общий план объединенных действий в защиту мира.
Осень этого года принесла грандиозные новости. Победила народная власть в Китае. Была создана Германская Демократическая Республика. 25 сентября 1949 года ТАСС официально сообщил, что Советский Союз давно уже имеет атомное оружие.
Расстановка сил в мире менялась.
Об этом Жолио-Кюри сказал в речи на римской сессии:
— Некоторые долгое время считали, что советским представителям, дескать, было очень легко выдвигать, предложение о запрещении атомного оружия, которым располагали одни американцы! Однако это предложение выдвигалось всегда и выдвигается и сейчас, когда положение уже совершенно иное. Отныне защитники мира и сами сторонники войны убедились, что атомная энергия не является более исключительной привилегией последних. Это открывает перед человечеством не только реальную возможность заставить с помощью международных соглашений отказаться от атомного оружия и атомного шантажа, но также и волнующую перспективу увидеть, как миролюбивые народы Советского Союза поставят атомную науку на службу человечеству.
Отмечая успехи и указывая путь, он говорил:
— Мы убеждены, что народы будут самыми лучшими организаторами борьбы за то, чтобы наша планета никогда не знала войн…
— Завтра мы встретимся в другом месте… Мы будем продолжать наше дело до тех пор, пока опасность не будет устранена. Ничто нас не остановит.
Да, ничто не могло остановить его. Фредерик Жолио-Кюри шел в бой и вел в битву народы. Снова и снова поднимал он свой голос против атомного оружия.
После Парижского конгресса имя Жолио-Кюри стало символом мира. Еще ненавистнее стало оно для поджигателей войны.
В газетах поднялась кампания нападок и клеветы: «Жолио-Кюри окончательно променял профессию физика на профессию кремлевского агитатора». Фашиствующие молодчики устраивали скандалы и даже пытались бросать бомбы на лекциях Жолио.
Французский парламент потребовал уменьшения кредитов на Комиссариат атомной энергии, мотивируя это… недостаточной компетенцией Жолио-Кюри. На специальном заседании Академия наук единогласно подтвердила ценность работ нобелевского лауреата и потребовала средств для их продолжения.
От верховного комиссара атомной энергии требовалось молчать и изготовлять атомное оружие. Он выступил на конференции представителей французской интеллигенции:
— Наш пацифизм не является пассивным. Недостаточно сказать: «Я за мир!» Это легко. Надо действовать, и каждый может действовать. Если от нас потребуют, чтобы мы работали для войны, изготовляли атомную бомбу, мы ответим: «Нет!»
Почему Содиненные Штаты отвергли предложение Советского Союза о запрещении атомной бомбы? — спрашивал Жолио-Кюри. — Почему Америка продолжала и продолжает непрерывно изготовлять атомные бомбы, в то время как в Атомной комиссии ООН ведутся дискуссии о методах устранения этого оружия?! Можно ли спокойно совещаться с человеком, держащим в руке револьвер? Разве не естественно попросить его прежде всего убрать оружие?
Настойчивый телефонный звонок разбудил Фредерика глубокой ночью.
Вызывали из-за океана, из Соединенных Штатов. Несколько дней тому назад туда уехала Ирен по приглашению американских ученых, и Фредерик с нетерпением ждал от нее известий. Но из трубки послышался мужской голос:
— Мосье Жолио? Не пугайтесь. С мадам Ирен произошло несчастье…
Треск и шипение прервали фразу. Сквозь шум донеслась далекая мелодия джаза, затем опять шорох, что-то щелкнуло, и телефон умолк.
— Ирен? Что с Ирен? Алло! — но ответа не было.
— Телефонная связь с Америкой прервалась. Ждите, — сказала телефонистка бесстрастным голосом.
Он ждал. Что пережил он в эти бесконечные минуты? Шиза? Ранена? Убита? Лететь, бежать к ней, туда! Но куда?
Разбуженный телефонным звонком, он не успел зажечь свет, и теперь так и сидел в темноте, сжимая телефонную трубку, весь в напряженном ожидании.
Прошло более двух часов. Уже рассветало, когда телефон зазвонил снова.
Казалось, что трубка налилась свинцом, так тяжело было ее поднять.
— Да. Слушаю.
— Мосье Жолио, вы меня слышите? Мадам Ирен арестована американской полицией и заключена в тюрьму на острове Эллис. Американские иммиграционные власти запретили ей въезд в США.
— Только и всего? — Весь ужас прошедших часов вылился в этом возгласе.
— Простите, но… — удивился собеседник.
— Ох, извините!.. — спохватился Фредерик.
Можно ли объяснить пережитое? И он продолжал бессвязно:
— Видите ли, это ведь не важно. Все хорошо, все прекрасно. Я счастлив. Спасибо вам, о, какое счастье! Все в порядке.
Ирен так и не смогла воспользоваться приглашением своих американских коллег. Американская полиция выслала ее из Соединенных Штатов, и через несколько дней Ирен вернулась домой.
СТОКГОЛЬМСКОЕ ВОЗЗВАНИЕ
Опять Стокгольм. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как в Стокгольме шведский король вручил Ирен и Фредерику Жолио-Кюри Нобелевскую премию.
Все шведские газеты поместили тогда портреты молодых физиков, все восхищались ими, репортеры бегали за ними.
Теперь, в марте 1950 года, газеты молчали. Ни одна из них не сообщила, что Фредерик Жолио-Кюри прибыл на сессию Всемирного Совета Мира. Нобелевскому лауреату пришлось долго ходить с чемоданом: двери гостиниц захлопнулись перед ним.
Заканчивая свой президентский доклад на сессии Всемирного Совета Мира, Жолио говорил:
«Позвольте мне напомнить здесь слова, которые я произнес 12 декабря 1935 года в этом городе по случаю присуждения мне Нобелевской премии: «Мы сможем предполагать, что исследователи… сумеют осуществить… подлинные химические цепные реакции.
Если подобные изменения удастся распространить на вещество, можно предположить возможность освобождения громадного количества полезной энергии».
Признаюсь, тогда я предполагал, что это вопрос далекого будущего. Ученым понадобилось менее пятнадцати лет, чтобы осуществить это чудо.
Если бы я захотел вновь рассказать здесь о всем том, что было сделано менее чем за пятнадцать лет в этой области… я должен был бы перечислять блестящие открытия и чудовищные разрушения.
Как я уже много раз говорил, ученые не должны быть сообщниками тех, кому несовершенное социальное устройство дает возможность использовать результаты научных работ в эгоистических и злонамеренных целях.
Работники науки и техники не принадлежат к небольшой кучке избранных, чуждых задачам практической жизни. Как граждане великой семьи трудящихся, они должны бороться со всеми за то, чтобы обеспечить полное использование науки для мира и благосостояния людей.
Мы требуем безоговорочного запрещения атомного оружия, оружия устрашения и массового истребления людей.
Мы требуем установления строгого международного контроля за проведением в жизнь этого запрещения.
Мы будем считать преступным правительство, которое первым использует атомное оружие против какой-либо страны».
В последний вечер стокгольмской сессии Фредерику Жолио исполнилось пятьдесят лет. Шведские борцы за мир преподнесли своему другу подарок — спиннинг. Жолио не решился при всех раскрыть пакет, нагнулся под столом, разорвал бумагу на пакете и, восхищенный, радуясь, как ребенок, шепнул своему соседу Илье Эренбургу: «Бамбук-то особенный!»
В тот вечер заседание Комитета сторонников мира под сводами ресторана-погреба затянулось далеко за полночь. Обсуждалось предложение: нужно обратиться с воззванием не к организациям, не к народам, а к каждому человеку на земле. Текстом воззвания стали три фразы из речи Жолио-Кюри. Когда текст воззвания был зачитан на пленарном заседании комитета, все поднялись в молчании.
Воззвание написали на пергаменте. Почетное право первой подписи было предоставлено Фредерику Жолио-Кюри. Вслед за ним подписались члены бюро.
Так родилось и пошло по земле знаменитое Стокгольмское Воззвание:
«Мы требуем безоговорочного запрещения атомного оружия — оружия устрашения и массового уничтожения.
Мы требуем установления строгого международного контроля для проведения в жизнь этого запрещения.
Мы считаем, что правительство, которое первым применит против какой-либо страны атомное оружие, совершит преступление против человечества. Такое правительство следует считать военным преступником.
Мы призываем всех людей доброй воли во всем мире подписать это воззвание.
Стокгольм, 19 марта 1950 г.»
«МЫ ПРИЗЫВАЕМ ВСЕХ ЛЮДЕЙ…»
«Дорогой Жолио! Я только что под тенью дерева выступал на митинге, разъясняя текст Стокгольмского Воззвания. Здесь никто еще не говорил с крестьянами-неграми об атомной бомбе. Но они видели войну. Здесь есть инвалиды войны 1914–1918 годов и три человека, находившиеся в плену в 1939–1945 годах.
…Когда я сказал моим слушателям, что, подписав Стокгольмское Воззвание, они помогут устранить угрозу войны, они бросились ко мне, позабыв, что и писать-то не умеют. В этой африканской деревне только два пришлых человека могли подписать свое имя арабскими буквами. Остальным пришлось поставить крест или приложить отпечаток пальца».
«Фредерику Жолио, ученому и учителю.
…Нередко бывает, что чернокожие крестьяне проходят пешком по двадцать-тридцать километров лесными и горными тропами, спеша на митинги, о которых возвещает из деревни в деревню гулкий звук тамтама. Собираются на них тысячи крестьян. И тогда на трех-четырех наречиях различных племен мы разъясняем Стокгольмское Воззвание… Так как 90 процентов негритянского населения Африки до сих пор неграмотно, подписью часто служит зарубка на палке…»
«Фредерику Жолио-Кюри.
…Я шел на лыжах от юрты к юрте, от поселка к поселку, разъясняя Стокгольмское Воззвание. Здесь не знают, что такое война, но я рассказал о Хиросиме. Я посылаю собранные мною подписи — 242…»
«Господии Жолио-Кюри!
У меня не было бюллетеней с текстом. Я сама переписала от руки 615 раз ваше воззвание, потому что я потеряла на войне трех сыновей и мои старые, почти ослепшие глаза не хотят больше видеть войну. Я говорила с каждым жителем нашей деревни, и каждый из них подписался под воззванием».
«Товарищ Жолио-Кюри!
…Нас было двенадцать. Мы распределили между собой дома этой улицы Западного Берлина. По двое мы стали обходить этажи. Звоним. Нам открывает двери женщина. Мы объясняем, зачем пришли. Она боится: «А вдруг узнает хозяин дома, он выгонит нас на улицу».
Все-таки за одно утро мы собрали 26 подписей. Мы передали их одному из друзей, ожидавшему на улице. Он вскочил на велосипед и поехал по направлению к демократическому сектору Берлина. Не успел он скрыться из виду, как одна женщина сообщила полиции. Двое наших товарищей были арестованы. Они приговорены к году тюремного заключения.
Но мы не остановимся…»
Франко запретил распространение Стокгольмского Воззвания. Подпись карается тюрьмой или смертной казнью.
Тем не менее из промышленного района Бискайи получено 52 подписи, которые сопровождаются клятвой: «Мы сделаем все, что можем».
«Мы, оставшиеся в живых женщины и дети Лидице, призываем всех людей во всем мире: подпишите Стокгольмское Воззвание!»
Под Стокгольмским Воззванием подписались шестьсот миллионов человек — более четверти населения земного шара.