Глава XIV ЛЕТНИЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РАБОТЫ

Глава XIV

ЛЕТНИЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РАБОТЫ

Складское хозяйство, которым располагала фактория к нашему приходу, состояло из одного склада из волнистого железа 6 на 12 метров. С собой мы привезли железный склад 6 на 6 метров. Оба эти склада, как хранилища для товаров, были совершенно неудовлетворительны. Первый склад потому, что был стар и изношен. Железо во многих местах проржавело. Оно было настолько ветхо, что ветром его рвало, как бумагу. Склад же, который был привезен нами, оказался плох, потому что мы его строили сами, а строители мы были неважные. Зимой, во время пург, склады обильно забивались снегом; снега было так много, что он затруднял работу. Иногда для того, чтобы достать какой-нибудь товар или ящик, приходилось выбрасывать из склада по несколько тонн снега.

Но, пока стояло зимнее время, можно было не опасаться таяния снега, увлажнения и порчи товаров. Но вот весной, когда солнце начинало основательно припекать, под крышей склада становилось жарко и снег начинал таять, — начинались генеральные работы по уборке снега. Приходилось перекладывать с места на место каждый ящик, каждый мешок, до последнего грамма выбрасывать снег.

Каждый год в эту пору мы вдвоем с Павловым, — иногда нам помогал врач, — выкидывали из складов по много тонн снега.

Впрочем, снег доставлял нам хлопоты не только в складах. Старый дом был построен крайне неудачно, на середине берегового склона. Результатом этого были снежные заносы. Дом ежегодно заносился снегом по, самую трубу. Собаки тогда забирались на конек крыши и спали у теплых труб. После каждой пурги приходилось откапывать окна и двери. Чердак зимой также приходилось часто чистить от снега.

Дом ранней весной.

Каждый год, к началу таяния, мы прокапывали вокруг дома глубокие канавы в снегу, чтобы дать дорогу вешним водам. Весной 1930 года мы вместо канавы, по совету Павлова, вырыли у восточной стены дома шахту до самой земли. Он уверял меня, что все три года до этого они делали так, и вода их не беспокоила. Вырыли шахту и успокоились, хотя я иногда говорил Павлову:

— Зальет нас водой, с ямой этой!

— Не зальет, Ареф Иванович. Нас не заливало.

— Ну-ну, посмотрим.

С началом таяния в яме стала накапливаться вода, постепенно поднимавшаяся все выше. Мы беспрерывно следили за подъемом уровня воды и ждали, когда она прососет снег и пойдет на убыль. Но вода упорно поднималась. Наконец вода появилась в комнатах. В нашей комнате она начала проступать из-под пола, линолеум вздулся, и в местах соединений образовались лужицы, страшно быстро выросшие в лужи, а потом весь пол покрылся сплошь водой, и слой ее становился толще. В комнате врача и Павлова вода начала пробиваться тоненькими струйками через лазы нижнего венца.

Наводнение! Самое настоящее наводнение, хотя снаружи вода была видна только в яме, вырытой в плотном, как белый мрамор, снегу.

Пришлось нам спешно вооружаться кайлами, топорами, лопатами и авралом копать, — как я и предлагал в самом начале, — канаву вокруг дома. Пока мы копали, в комнатах было много воды, легкие вещи плавали, не задевая пола. Потом вода спала, оставив на полу тончайший слой ила. В последующие годы мы каждую весну прорывали канавы, и наводнений у нас больше не было. На дворе всегда лежали некоторые товары, хозяйственные принадлежности, нужные только летом. Все эти вещи за зиму глубоко заносились снегом, и их также необходимо было ежегодно откапывать.

Товары, которые мы оставили на зиму 1929—30 года на дворе в месте, указанном Ушаковым, как месте, на протяжении трех лет не заносившемся снегом, против нашего ожидания, были занесены глубоким снегом. Над бунтом[42] товара снега намело больше трех метров. Его так уплотнило ветрами, что он не поддавался лопате. Снег с поверхности был совершенно сух, и ничто не предвещало опасности для товаров. Но когда мы начали, перед половодьем, раскапывать сугроб, оказалось, что нижние слои снега приблизительно на полметра от земли были пропитаны водой и вода подмочила наш склад.

Баня в наводнение (лето 1930 г.).

Мы быстро вытащили весь товар. Что можно было высушить, сушили. К счастью, большая часть товаров не была попорчена водой, и только несколько мешков сахара растворились совершенно; остальное же — бочки с маслом и запаянные ящики, которые мы положили в самом низу, — хотя и оказались в воде, но не пострадали.

Летом 1930 года я решил строить третий склад. Это решение вызывалось следующим: для обеспечения промысла на протяжении трех лет мы привезли с собой большое количество огнеприпасов. У нас было больше полутонны пороха, несколько десятков тысяч патронов, полсотни тысяч капсюлей для снаряжения патронов, масса китобойных патронов, китобойные бомбы и т. д. Помимо этого, из огнеопасных предметов, которые мы принуждены были хранить в складе, у нас было 300 литров спирта. Все это крайне огнеопасное имущество находилось в продуктовом складе, заложенное в разных местах среди товаров. В случае какого-либо несчастья с огнеприпасами, мы могли остаться не только без единой порошинки, но и без съестных припасов. Поэтому я решил выделить огнеприпасы в особое место. В отдалении от складских помещений и жилых построек началось строительство «порохового» склада.

Каждое лето в то время, когда весенние заготовки птицы и яиц уже кончались, а моржевый промысел еще не начинался, — море еще было покрыто льдом, — мы ежегодно проводили учет товаров, инвентаризацию.

Обычно в течение 2—3 недель мы вдвоем с Павловым, — в первый год нам помогал в этом и врач, — перевешивали, перемеривали, пересчитывали все остатки товаров. К концу инвентаризации все наше хозяйство бывало точно учтено.

Проводя инвентаризацию, мы производили и перегруппировку товаров, переваливая некоторые из склада в склад, так как не все они расходовались нами одновременно. Поэтому они закладывались в складах так, как это требовалось: то, что предполагалось потребить предстоящей зимою, мы клали сверху, а то, что мы не собирались расходовать в настоящую зиму, мы закладывали подальше.

В 1929 году мы привезли на остров большое количество оленьих шкур, постелей, пыжиков, недорослей, выпоротков, несколько тысяч камусов, необходимых для пошивки одежды и обуви. Забота о рухляди отнимала у нас много времени. Специального помещения для хранения ее у нас не было, пришлось держать рухлядь в общем большом складе. Пыжики, недоросли и прочие легкие меха мы поднимали под конек крыши и размещали на особых полках. Тяжелые пачки постелей, которые мы не могли поднять наверх, пришлось оставить внизу.

Работа по учету товаров. Сидят: Анна и Павлов. Стоят: Старцев и Паля.

Чтобы предохранить меха от сырости внутри склада, были пущены в ход брезенты, паруса и так далее. Но, несмотря на это, снег находил щели и проникал к постелям. Летом приходилось каждую пачку раскрывать, внимательно просматривать каждую постель и, если надо, сушить. Но и в тюки мехов, запрятанные нами под крышу, проникал снег. С ними проделывалось то же, что и с мехом, лежавшим на полу.

Сушить шкуры на острове Врангеля на полу — дело хлопотное. В складе тесно, шкурье негде разложить, другого помещения или навеса у нас не было. Шкуры раскладывались для просушки на земле у склада и придавливались камнями, чтобы их не унес ветер. Только успеешь, бывало, разложить шкуры, как небо хмурилось, начинал накрапывать дождь; спешно приходилось убирать шкуры в склад. Оленьи шкуры — штука нежная, потаскаешь дня два-три, смотришь, уже шерсть лезет, местами сквасилась и приходит в негодность.

Все эти работы отнимали много времени до начала моржевой охоты. Ни у меня, ни у Павлова совершенно не оставалось свободного времени для какой-нибудь другой работы.

Летом 1932 года к острову должно было придти судно со сменой. Нужно было сдавать зимовку новым людям. Проводя учет, мы обращали особенно большое внимание на маркировку ящиков, мешков и тюков с рухлядью. Учитывая личный опыт по приему хозяйства от Ушакова и зная, что времени для подробного подсчета, перемера и перевешивания в связи с множеством всяких дел не будет, я приводил хозяйство в наиболее пригодное для сдачи состояние.

Но нас постигла неудача: в 1932 году судно к острову не подошло, и сдавать хозяйства нам не пришлось.